Уважаемые читатели этого дневника! Спасибо, что вы были со мной всё это время и благодаря своему интересу позволили мне закончить мою эпопею. Ваши комментарии были искренними и непредвзятым, и это бесценно. Именно желание непредвзятой реакции вкупе с желанием получить больше свободы в стиле и сюжете не позволило мне выкладывать "Догнать тебя" от своего настоящего логина -  outsatiable. Однако теперь фик дописан, и я снимаю эту не по моей мерке скроенную маску Спасибо ещё раз!

---

Нет, я не могу их так оставить - да они и не хотят оставлять всё как есть.

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Постскриптум

Постскриптум

- А теперь не моргайте...
Эдвард, послушно запрокинувший было голову, едва успел перехватить руку с флаконом капель.
- Не вздумайте! У меня линзы.
Гримёрша скорчила рожицу, но отошла. Эдвард наклонился ближе к зеркалу, повертелся, чтобы рассмотреть укладку и макияж. Увиденным он остался вполне доволен - практически его повседневный образ, разве что с несколькими чуть более яркими штрихами. Он поправил перекрутившуюся цепочку и повернулся к Рану. Средств для укладки на Синигами, и теперь его алая шевелюра, прибавив в объёме раза в полтора, вызывающе топорщилась острыми прядями. Словно он только что снял шлем... Эдвард прогнал эту мысль.
Ран поймал его взгляд в зеркале и улыбнулся - почти так же самодовольно, как когда-то. Эдвард протиснулся между гримёрами и поправил ворот рубашки любовника так, чтобы микрофон не слишком его перекашивал.
Громко цокая каблуками, вбежала помощница режиссёра.
- Готовы? Выходим. Нет, Фудзимия-сан, позвольте Куроцунику-сан...
- Да. Конечно.
Эдвард по голосу слышал, что фирменную улыбку Синигами так и не убрал. Он отвёл от лица любовника трубку, управляющую креслом, на мгновение дотронувшись до его щеки и взялся за ручки, готовый везти Рана в павильон. Ощущение от краткого прикосновения не торопилось покидать пальцы. Эдвард улыбнулся, ни на кого не глядя, и покатил кресло к выходу.
Ведущий поприветствовал их лучезарной улыбкой, которая мгновенно превратилась в обращённый к ассистентам оскал:
- Подвиньте, - прошипел он, указывая на диван. - Камера, стоп! Стоп, я сказал! Продолжаем, когда я скажу. Да шевелитесь вы там!
Подручные перегруппировали мебель, сдавленно шепнули Эдварду, где остановить кресло, и попрятались. Ведущий снова дежурно оскалился:
- Прошу прощения, господа. Ещё раз выйдите, пожалуйста.
Эдвард хмыкнул про себя, пока Ран разворачивал кресло. Съёмки не могут пройти без накладок, это аксиома. Неподготовленный реквизит - ещё пустяки.
Снова раздались срежиссированные аплодисменты, и на этот раз гости благополучно заняли места в студии. Кадры гоночной и, скажем так, семейной хроники ещё немного помелькали на экранах и вылиняли в заставку шоу. Закадровый голос, повествующий о жизни и деяниях героев сегодняшней передачи, тоже стих.
Ведущий поприветствовал "знаменитую пару - Рана "Синигами" Фудзимию и Эдовардо Куроцунику", снова раздались аплодисменты, и на этот раз слайд-шоу продемонстрировало публике "последнюю совместную работу талантливого дуэта" - фотографии из альбома художника Кроцника, недавно вышедшего в твёрдой обложке в Японии и Европе. Наконец ведущий повернулся в сторону гостей и алчно заблестел глазами, не забывая улыбаться как положено.
- Куроцунику-сан... - Эдвард изобразил вежливое внимание, пропуская мимо ушей констатацию успеха его работ. - ...Так вот, Куроцунику-сан,
расскажите, что вы чувствовали, используя тело свого возлюбленного в качестве холста?
- То же, что и всегда, - улыбнулся румын. - Восхищение.
По команде ассистента зал разразился аплодисментами.
- Вы не испытываете ревности, выставляя его на всеобщее обозрение?
- Его? Я демонстрирую только искусство.
Аплодисменты затаились, выжидая, пока Эдвард скажет что-нибудь ещё. Он примерил выражение превосходства:
- Между прочим, на всех фотографиях Ран полностью обнажён. Но разве вы можете сказать это, глядя на них?
Аплодисменты, разумеется, зазвучали. Краем глаза Эдвард увидел, что Ран улыбается.
- Но на них явственно видны драпировки...
- Переходящие в части рисунка. И о чём это должно свидетельствовать?..
Ведущий понимающе улыбнулся. Зрители зааплодировали без команды. Эдвард вёл в счёте.
- Фудзимия-сан, - направление подачи сменилось, - вам понравилось быть моделью для боди-арта?
- Вполне. Мне не было щекотно, - Синигами тоже улыбнулся. Так, как умел только он. Аплодисменты рассыпались на отдельные хлопки и умолкли. - И неудобно - тоже, - невозмутимо добавил гонщик. Улыбка ведущего превратилась в гримасу: беседа явно входила не в то русло, в котором ей полагалось идти.
- Куроцунику-сан, расскажите поподробнее о том, почему вы выбрали такие нейтральные мотивы для украшения столь вызывающего... Холста, - попытался исправить положение ведущий.
Эдвард сделал неопределённое движение кистью. Браслет, разумеется, тут же свесился застёжкой вниз. Ну да бог с ним.
- Я старался избежать какого-либо символизма. Не хотелось, знаете ли, чтобы мои рисунки напоминали татуировки, - Эдвард многозначительно развёл руками. - И всё же символики цветов мне избежать не удалось.
- Камера, стоп, - скомандовал ведущий. - Дайте цветы на мониторы.
Висящие над студийными диванами экраны расцвели разворотом альбома, на котором Ран дремал, положив руку под голову и отдав своё тело под цветущий луг.
- Мотор, - ведущий сделал Эдварду знак продолжать. Эдвард сделал вид, что не понял. Несколько секунд многозначительных взглядов, и он продолжил:
- Я изобразил японские цветы и цветы своей родины. Необходимо знать оба языка, чтобы прочитать послание. Разумеется, Рану я его перевёл.
На этом месте раздались - да-да, именно они.
- ...И аудитория хочет задать вопрос.
Ассистенты вручили микрофон какой-то даме с чудовищно длинными ногтями.
- Сложно ли вам было изучать ханакотобэ, Куроцунику-сан. Вы ведь европеец, - зачем-то прохихикала она.
Эдвард попытался ответить, но обнаружил, что микрофон не работает, а камера направлена вовсе не на него.
- Едва ли, едва ли, - возгласил между тем ведущий. - Господину Куроцунику помогали освоить язык цветов, и помогал не кто нибудь, а прелестная владелица цветочного салона, - драматическая пауза. Эдвард вскочил с дивана. Ран ожесточённо дёргал трубку, но никак не мог развернуть кресло. - Фудзимия Ая.
Всё. Поздно. В студию быстрым шагом входила миниатюрная девушка в простом белом платье и с заколкой-цветком в бесконечно длинных волосах.
- Как вы посмели! - Эдвард не знал, то ли броситься на ведущего и растерзать на куски, то ли увезти отсюда Рана, пока он не опрокинулся.
- В чём дело? - звонко и зло крикнула Ая. - Герой Японии стесняется сестры-цветочницы? И не может даже сказать ей об этом прямо?
Синигами что-то проскрипел. Его губы дрожали. Он не мог сдвинуть кресло с места. Эдвард развернул его, спрятал от взглядов людей и камер - и как раз успел поймать устремившуюся к брату Аю.
- Зря вы это, - шепнул он девушке. Она тряхнула головой и дёрнулась, но Эдвард держал крепко.
- Я не имею права тебе помочь, да, Ран? Я этого не стою?
- Ая, - глухо произнёс Синигами, - уходи. Пожалуйста.
- Я уйду, а он останется. Один, с тобой. За что ты его наказываешь, а?
- Это наше дело, - прошипел Эдвард. Девушка продолжала вырываться, и он уже начал впадать в отчаяние. - Да уберите свою чёртову камеру!
Быстро подобраться к оператору не получилось - мешал балласт в лице Аи - поэтому тот успел скрыться. Эдвард стряхнул кого-то из съёмочной группы, пробился обратно к Рану, которому что-то втолковывала помощница режиссёра.
- Вы обязаны были согласовать гостей с нами. Мы подаём в суд, - взбешенный, Эдвард слишком поздно осознал, что притащил вместе с собой и Аю. Та извернулась и вцепилась в подлокотник кресла. Синигами дёрнул головой и сломал трубку.
- Ая, - одними губами произнёс он.
- Брат! Я не могу больше! Я так соскучилась!..
Щёки Аи пылали лихорадочными лихорадочным румянцем. По лицу Синигами текли слёзы. Всё, что он мог сделать - это отвести голову назад, сохраняя даже не дистанцию, а лишь её видимость. А Эдвард не мог, не смел вмешаться. Он отстранил особо настырного ассистента, оскалился на оператора поверх голов и встал часовым, жалея, что не может прикрыть брата и сестру со всех сторон.
- Пожалуйста, Ран. Пожалуйста, - раздавались за его спиной бессвязные мольбы. - Мы так тебя любим. Так тобой гордимся...
- Ая. Не надо, - Синигами ненадолго совладал с голосом, потом опять умолк.
- Мы думали, ты наиграешься в славу и вернёшься. Мы тебя ждём. Ты забыл о нас? Забыл обо мне?
- Ая. Ты не понимаешь.
- Это ты ничего не понимаешь! Бестолочь!
Эдвард обернулся и увидел, как Ая, закрыв лицо руками, бессильно опускается на пол возле инвалидного кресла, а безжизненно-бледный Ран не может оторвать от неё глаз. Раздался всхлип. Ран сжал челюсти. Эдвард не сразу заметил, что он пытается дотянуться до плеча сестры двумя работающими пальцами. Художник опустился на одно колено и приобнял любовника за плечо, совсем немного - совершенно невзначай - подвинув его вперёд. Ая вскинула голову. Смотрела она только на брата.
- Поедемте домой, - прошептал Эдвард. Он не был уверен, что его расслышат в том паноптикуме, что царил в павильоне. Он понятия не имел, сделал ли хоть что-нибудь правильно.
И он не мог и предположить, чем заслужил такую невероятную удачу.

Постпостскриптум

"Проспали". Эдвард открыл глаза, моментально выныривая из сна. Квалификация в такое несусветное время - ну почему, почему он не поставил будильник?
Он потянулся к тумбочке, где лежали часы, для чего пришлось перегнуться через спящего любовника, разумеется, придерживая его, а также освободить руку из-под его руки.
Руку из-под руки? Эдвард замер, держа часы на весу. Как такое может быть?
Впрочем, его взгляд умудрился выхватить время. Двадцать минут до начала трансляции! Эдвард наклонился к уху Синигами:
- Ран, просыпайся. Ра-ан! Мы же хотели посмотреть первую практику.
Веки Синигами дрогнули. Эдвард приподнял любовника, поудобнее устраивая его на руках.
- Умыться мы успеваем, но смотреть придётся на кухне.
Ран открыл глаза и улыбнулся:
- Как скажешь. Доброе утро.
Эдвард наконец закинул руку Синигами себе на плечо и поднялся. За два года он разучился ощущать вес любовника.
- На-старт-внимание-марш!
Кровать отнюдь не была высокой, но спуск всегда выходил довольно резким. Эдвард сгруппировался и шагнул на ковёр.
Ладонь Синигами сжала его плечо.
Эдвард сумел только невнятно вскрикнуть. Ладонь сжалась сильнее.
- Ран?..
Синигами пошевелился, и Эдвард потерял равновесие. Он разжал руки, пытаясь вернуть баланс, но Синигами не позволил снова перехватить себя. Он стоял на ногах. Дрожа и опираясь на Эдварда, но стоял.
- Ран... Господи, Ран... - не было ни слов, ни голоса. Эдвард мог только держать любовника так надёжно и бережно, как только мог, и молиться, что это не сон.
Синигами улыбнулся, крепче прижимая художника к себе. Это была та самая улыбка. Он снова победил, и в этой победе ему не было равных. Он стоял на паркете, словно на подиуме, и в его глазах искрились брызги шампанского.
Обнимающие Эдварда руки разжались, и художник опомнился.
- Ран, как ты? Тебе что-нибудь нужно? Таблетки, массаж?.. Сесть?
Гонщик с заметным облегчением опёрся о любовника.
- Да. Анальгетики. И, наверное, врача... Господи, - он поймал взгляд Эдварда, - да мне ничего не нужно, кроме тебя.
Невидимые шестерёнки серебристо зазвенели, ускоряя своё вращение, и понеслись прочь. Кому-то другому ещё предстояло догнать кого-то в их бесконечном потоке - а в истории Эдварда Кроцника и Фудзимии Рана наконец-то наступил финиш.
Который, разумеется, будет лишь началом нового этапа.

Спасибо всем, кто дочитал до конца

@темы: Ая и Хлоэ, графомань

---

Не прошло и года...

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 12

*
Комментатор остался прежним. Его слова липко проползали в уши, и каждое второе касалось Рана. Спустя два месяца с начала сезона парализованный гонщик всё ещё был сенсацией.
- ...а на девятнадцатом и двадцатом местах - две машины "Супер Агури". Покажет ли Фудзимия такое же время, которое показал в субботней квалификации? Вот вы видите, как он выезжает на старт. Давай, Ран, продемонстрируй, на что ты способен - а он способен на многое, дамы и господа, этот удивительный человек, который...
Эдвард перестал слышать. Не существовало ничего, кроме красно-белого шлема. Болид Рана остановился у линии. Синигами махнул кому-то рукой, и у Эдварда ёкнуло сердце.
- "Синигами", что, как вы, конечно, знаете, означает "бог смерти". Покорится ли Монако японскому богу? У Фудзимии очень сложные отношения с этой тра... Так, это был старт, дамы и господа. Посмотрите, как удачно Райкконен...
Синигами летел. На доли секунды он появлялся перед трибуной Эдварда; на короткие мгновения его выхватывала камера. Эдвард сидел, сцепив руки, и бессвязно повторял "Господи..." и "Ран..." - а Синигами невозмутимо отвоёвывал одну позицию за другой. К концу тридцать четвёртого круга, когда сошёл его напарник Сато, он был на пятом месте; к началу пятидесятого, после пит-стопа - на третьем. Когда лидер гонки Фернандо Алонсо сделал ошибку, и болид "Супер Агури" рванулся вперёд вопреки всем своим техническим возможностям и наперекор славе тоннеля, трибуны взвились в едином крике. Эдвард до боли стиснул крест, не замечая, как рвётся цепочка. Между Раном и победой оставалась пропасть в две секунды на семнадцать кругов, но каким невероятным это ни было, Синигами догонял "Макларен” Пятнадцать кругов. Десять. Синигами едва не касается Монтойи. Девять. Восемь. Семь. Белый болид зажат между двумя красными, но не сдаёт позиций. Шесть. Пять. Четыре. Синигами обеспечил себе пьедестал. Три...
Экран закружился у Эдварда перед глазами. По трибунам пронёсся гул. У Монтойи всё-таки сдали нервы. Ран на немыслимой скорости влетел в поворот, не оставив "Феррари" ни малейшего шанса. И он удержался на трассе! Эдвард захлебнулся криком. Торжествующий рёв двигателя "Агури" заглушил все остальные звуки. Ран победил!..
*
Рядом деловито говорили по-французски. Эдвард открыл глаза. Белая занавесь, белая кушетка, ослепительный белый свет сквозь окно. Он поморщился и потянулся за очками. Очки нашлись на тумбочке вместе с телефоном и бумажником. Одежда не нашлась. Эдвард с недоумением оглядел белую хламиду. Он в больнице? Почему?
На некоторое время вопрос показался ему несущественным - он вспомнил гонку и триумф Рана. Невероятная победа! О, его божественный Ран...
- Уже встали и уже улыбаетесь? - звонкий голос из-за спины заставил Эдварда вздрогнуть. Он обернулся и развёл руками:
- Конечно, у меня ведь всё прекрасно. Скажите, вы видели гонку?
Яркая брюнетка в белом халате улыбнулась и покачала головой:
- Я насмотрелась на её зрителей в самом разном состоянии. Но ваш солнечный удар, пожалуй, превзошёл всё. Вы всю ночь были без сознания, мсье... - она опустила взгляд на планшет и как могла произнесла фамилию Эдварда.
- Доктор Жильнорман... - машинально наклонил голову Эдвард, прочитав надпись на бейджике. - Простите, вы сказали "всю ночь"? Получается, сегодня уже...
- Понедельник. Не волнуйтесь, пожалуйста. Пропущенный рейс - это не страшно.
- Не в этом дело, - Эдвард сжал пальцы в кулак. - После гонки мне нужно было... Неважно. Уже неважно.
Доктор подошла к художнику и надавила ему на плечи.
- Капельницу только что убрали, так что полежите спокойно. Успеете ещё взять автограф у своего Шумахера.
- Не у Шумахера, - Эдвард попытался справиться с улыбкой, но та нахально вылезла наружу и поселились на губах. - Шумахер с ним не сравнится.
- Фудзимия вам автографа не даст, - покачала головой женщина.
- А вы говорили... - укорил её Эдвард. - Вот видите, герой сбежал, не дожидаясь, пока ему выстроят арку.
Хотелось удариться головой о стену, и обжившаяся на лице улыбка оказалась очень кстати, однако доктор Жильнорман не улыбнулась в ответ.
- Безрассудство не есть героизм.
- Стать чемпионом - не безрассудство.
- Чемпионом? - женщина покачала головой. - Подождите, вы лишились сознания до финиша?
- Насколько я помню, да, - насторожился Эдвард, - а что, собственно?..
- Газеты расскажут вам лучше, чем я.
Доктор Жильнорман задёрнула за собой занавеску. Эдвард вскочил с постели, справился с головокружением и устремился следом. Если с Раном что-то случилось...
*
Через час в больничном холле номинально здоровый - во всяком случае, выпущенный из-под наблюдения врачей - мсье Кроцник лихорадочно листал спортивную газету, проклиная свой несовершенный французский. Изобилующая помпезными формулировками статья по крайней мере давала информацию о результате гонки. Синигами действительно победил, но потом... Эдвард застонал вслух, и на него обернулись несколько человек. После финиша Ран не сделал почётного круга. Даже не вышел из машины. Его последним движением было нажать на тормоз. Полный паралич.
Эдвард дотронулся до блёклой чёрно-белой фотографии. Она светилась от улыбки Рана, сидящего в болиде, на капоте которого стоял кубок Гран-при Монако. Пилоты "Макларена" и “Ред Булла”, растерянные до неузнаваемости, сидели рядом на корточках, держа свои трофеи. Ещё на одном снимке участники гонки на руках катили болид "Агури" к месту награждения, где спешно разбирали подиум. И ещё был кадр, за который Эдвард продал бы душу, не забери её Синигами - крупный план лица Рана, приоткрывшего губы навстречу брызгам шампанского.
И было интервью, которое Синигами давал под личную ответственность Экклстоуна. Снова фото: борт машины скорой помощи вместо задника помещения для пресс-конференций и Ран - с волос стекает шампанское, на губах та же счастливая улыбка. Эдвард так по ней соскучился...
...Ран вытягивает два пальца в торжествующем жесте. Улыбка. Цитата: "Я всё ещё могу держать сигарету".
Эдвард выбежал на улицу. В гостинице оставался альбом и карандаши.
Линзы очков сперва запотели, но вскоре высохли.
*
Ран смотрел прямо перед собой и уверенно улыбался. Обеими руками он поднимал над головой серебряный кубок победителя. Вокруг летел хоровод восхищённых, радостных, кое-где завистливых лиц...
Эдвард сложил лист. Останется сгиб, ну да и чёрт с ним. Художник поместил рисунок между цветами и подхватил корзину.
Дежуривший у входа в секцию больничного коридора молодой японец в небрежно подобранной спортивной одежде отбарабанил благодарность и повернулся было закрыть дверь перед носом Эдварда.
- Простите, - по-японски окликнул его художник, - я хотел бы навестить господина Фудзимию.
- Не, - помотал головой парень, - к нему нельзя.
- Передайте, что его хочет видеть Эдвард Кроцник. Я подожду, пока вы относите цветы.
Охранник хмыкнул, подозвал другого юношу, ещё моложе, и понёс корзину вглубь коридора. Эдвард скрестил руки на груди - так дрожь была совсем незаметна - и прислонился к стене. Будь тут Фри или Кё... Почему, интересно, Ран заменил их этими... детьми? Ран, господи, что с тобой происходило всё это время, родной мой?..
Дверь открылась. Первый охранник глянул на художника из-под бейсболки:
- Фудзимия-сан никого не принимает. Вы это, на встречу запишитесь. У секретаря.
Эдвард крепче сцепил руки:
- Благодарю вас за информацию, молодой человек.
Художник спустился к выходу и по инерции дошёл до гостиницы. Он был опустошён. Финиш Рана стал их общим финишем - и теперь один не может двигаться, а второй... Вынутая из шкафа сумка упала на ковёр. Эдвард опустился рядом. Сознание собственного ничтожества заставило его содрогнуться, но само это движение было таким постыдным... Эдвард вздрогнул ещё несколько раз и напряжённо замер, но нет, слёз не было.
У каждого свои бесполезные триумфы.
*
Был полдень, и Кристина щурилась от солнца. Как назло, деревья, растущие вдоль аллеи, почти не давали тени.
- Это хороший стационар, доамна Кроцник.
Пожилая женщина покачала головой, не в силах произнести ни слова.
- Поверьте, Эдварду так будет лучше. Я знаю, что вы обеспечили бы ему наилучший уход, но он нуждается в профессиональном наблюдении. Затяжная депрессия такого рода лучше поддаётся излечению при смене обстановки...
Кристина говорила с уверенностью, которой не ощущала, но профессиональные навыки брали своё, и в конце концов обречённые кивки Марии Кроцник сменились понимающими.
- ...он поправится, - в который раз произнесла Кристина и обняла несостоявшуюся свекровь. Та принялась благодарить, и молодая женщина прикрыла глаза. Эдварду нужен психиатр - это бесспорно. Нужен священник - но как донести это до апатичного разума? И всё же самым ценным для его состояния было бы другое.
Кристина взяла доамну Кроцник под руку и повела к выходу из больничного парка.
Лекарства, процедуры и беседы отвергать нельзя, но больше всего Эдварду нужен этот мужчина.
*
В очень маленькое окно влезало очень много света. По дороге к Эдварду свет куда-то разбегался. Тени Эдвард, таким образом, не отбрасывал.
Возможно, в зеркалах он тоже не отражался. Не то что бы ему хотелось увидеть себя в зеркале. Не то что бы ему вообще чего-то хотелось.
Время совершило прыжок, и свет повернулся к окну спиной. Лампа на потолке продолжала гореть. Света она давала совсем мало, и всё вокруг было одной сплошной тенью. Возможно, часть этой тени принадлежала Эдварду. Какая разница.
Время совершило ещё один прыжок и заскакало туда-сюда. Одинаковые люди задавали одни и те же вопросы, на одинаковых тарелках появлялась одна и та же еда И даже если бы Эдвард набрался смелости спросить, новостей о Ране никто из них наверняка не знал. Поэтому Эдвард чаще всего молчал. Вероятно, зря, потому что, не получив ответа на какой-то из своих вопросов, одинаковые люди остригли Эдварду волосы. Жаль. Волосы нравились Рану. Ран больше не с ним. Значит, не важно.
Однажды время стояло особенно долго. Эдвард был уверен, что оно готовится к какому-то необыкновенному прыжку. Он почти слышал, как крутится ключ, сжимая пружину, которая бросит время в полёт. Ключ зацепил последний зубец, и всё замерло. В этот момент открылась дверь.
- Домнул Кроцник. Домнул Кроцник, это просили передать вам, - одна из одинаковых людей с металлическим звуком положила что-то на столик возле кровати и ушла. Эдвард не стал обращать внимания: ждал, когда же пружина сорвёт время с места.
Пружина не двигалась. Возможно, её следовало чем-то подтолкнуть. Эдвард поискал глазами, что можно было бы использовать для этого.
На столике лежали ключи от машины. Разъярённый бык рыл копытом поверхность золотистого брелка. Корзина белых роз на столике не поместилась, поэтому стояла рядом.
Пружина с негромким потрескиванием раскрутилась обратно. Время качнулось туда-сюда, примеряясь к знакомым шестерёнкам, и осторожно пошло в обычную сторону.
Эдвард протянул руку и провёл пальцем по бороздкам и выступам ключа зажигания. Сжал брелок в кулаке. Встал на кровать. В окно было видно небо и верхушку дерева. Прогнав головокружение, Эдвард спрыгнул вниз. Дверь оказалась незаперта.
Она стояла у ворот парка - невозможная, совершенная, цвета неба, цвета моря, цвета мечты. Эдвард осторожно снял жёлтый лист, опустившийся на лобовое стекло. Открыл дверь. Сел. Двигатель оказался холодным.
В бардачке лежала открытая пачка "лаки страйк", карта Австрии и кулон из шестерёнок.
На трассе Эдвард зажёг сигарету.
*
- Герр Кроцник, вы свободны, - адвокат ослепительно улыбнулся, протягивая Эдварду конверт. - Вот ваша виза и права. Надеюсь, это досадное недоразумение не помешает вам насладиться пребыванием в Австрии.
Эдвард тоже улыбнулся, и улыбка адвоката как-то сразу поблекла, но он быстро взял себя в руки.
- Вашу машину заправили, она на стоянке перед участком. Удачно, что у вас кончился бензин, а то полиция уже готова была начать стрелять по колёсам, - он деланно рассмеялся.
- Спасибо, - Эдвард прошёл к двери камеры, посмотрел по сторонам и пошёл наугад. В нужный коридор он повернул со второго раза.
Ламборгини и впрямь стояла перед зданием полицейского департамента Граца с ключами в замке зажигания. Эдвард развернул карту. Когда-то он уже выбирал по ней гостиницу.
*
На парковке перед отелем не было ни одной машины. Закрытые ставнями окна ресторана казались незрячими. Терраса пустовала. Эдвард остановил ламборгини прямо перед дверью и вошёл. Ни души за стойкой. Ни единого звука, кроме шагов самого художника.
Эдвард поднялся на верхний этаж, отражаясь в зеркале на каждой лестничной площадке - привидение в белой больничной пижаме, самый подходящий обитатель заброшенного отеля.
В коридоре верхнего этажа горела одна-единственная лампа, словно в каком-то нелепом кино освещавшая две расположенные друг напротив друга двери. Мелодрама абсурда. Поколебавшись, Эдвард выбрал правую.
К изножью кровати был привязан огромный синий воздушный шар. На кровати лежал Ран.
Эдвард подошёл ближе, опустился на колено, обнял шар и посмотрел сквозь него на Рана. Губы гонщика дрогнули в неуверенной улыбке раз, другой...
Шар с грохотом лопнул.
Эдвард согнулся, заслоняя лицо ладонями. Слёзы текли немилосердно. Он опёрся локтями о кровать, безуспешно пытаясь открыть глаза.
- Эдо, - позвал Ран. В его голосе было столько тревоги, что Эдвард только сильнее скорчился у кровати.
- Эдо. Хороший мой.
По-прежнему ничего не видя, Эдвард на коленях подполз ближе и уткнулся мокрой щекой в неподвижную руку Синигами.
- Ран, мне так жаль. Так глупо... Так... Так жаль!
- Тише. Ну тише. Не надо плакать. Ты приехал. Всё хорошо. Ты со мной.
Эдвард прижался губами к исхудавшим пальцам Рана. Звук родного голоса успокаивал.
- Что с глазами? Позвать врача? Он рядом.
Эдвард всё-таки всхлипнул, но не от боли, а от того, с какой заботой говорил Синигами.
- Я просто, - он постарался улыбнуться, но получилась какая-то истерическая гримаса, - просто слишком давно тебя не видел.
- Всё. Теперь ты со мной. Эдо, - голос гонщика впервые дрогнул, - ты будешь со мной?
- Если ты позволишь, - прошептал Эдвард.
- Я... да. Я прошу.
Художник попытался вытереть слёзы, но это было всё равно что остановить стихию.
- Эдо. Иди ко мне.
Эдвард кожей ощутил дыхание Синигами, и их губы встретились. Лицо Рана намокло от слёз Эдварда, которые гонщик пытался сцеловать.
- Я даже обнять тебя не могу, - тихо произнёс Синигами.
- Ты поправишься. Я буду за тобой присматривать.
- Да.
Эдвард сумел кое-как открыть глаза. Он не просто видел - он видел улыбку Синигами. Совсем недолго, потому что тот сразу нахмурился:
- Тебе нужен врач. Нельзя рисковать моими глазами.
- Так глупо получилось, - Эдвард спрятал лицо на груди Рана. - Извини. И, если можешь, прости меня за... - он заставил себя посмотреть в глаза гонщику, - за Грецию.
- Я понимаю. Я калека. Ты будешь мне изменять. - Синигами говорил спокойно и взвешенно. - Это ничего. Просто будь со мной.
Эдвард осторожно приподнял Рана за плечи и обнял. Время вздрогнуло. Невидимые шестерёнки разошлись, закрутились вхолостую и рассыпались. Погнались друг за другом, как маленькие колёса, и укатились далеко-далеко.

Наверное, это конец истории...

@темы: Ая и Хлоэ, F1, графомань

---

Сочи 2014

Ох, я, наверное, с ума сойду.
Нет, мои мысли изначально были о другом - но теперь я буду носить этот ник с гордостью и надеждой.
Теперь я верю, что ничего невозможного нет.

@темы: F1

---

Наконец-то свобода и можно писать!

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 11

*
В другой ситуации отражение в зеркале принесло бы ему массу удовольствия, но сейчас беглый взгляд мгновенно диагностировал полную неуместность золотых украшений в сочетании с золотым принтом. Прибавить к этому цвет волос - и не забыть про их длину... Эдвард досадливо фыркнул, но менять что-либо было поздно. Он поправил футболку так, чтобы поблёскивающее в пупке кольцо с сапфиром не сразу бросалось в глаза, и пошёл в холл.
Интуиция не подвела: вышедший из лифта парень выглядел полной противополжностью изящному золотому существу из зеркала. Хидака Кен, лучший вратарь миллениума, а также лучший друг Фудзимии Рана, казался - румыну захотелось протереть глаза - попросту карикатурным представителем своей профессиии. Встрёпанные волосы, торчащие один из под другого рукава. Взгляд сквозь Эдварда.
- Здорово, Ран! Блин, ну что за нафиг, почему хорошим людям так не везёт? - часть слов футболист проглатывал, часть искажал, и разобрать его быструю речь было непросто. Но Синигами, казалось, расслабился.
- Кое в чём мне повезло. Знакомься. Это Эдвард.
Хидака соизволил посмотреть на румына. Эдвард поймал себя на мысли убрать руку с бедра. Вместо этого он заставил себя улыбнуться и произнёс:
- Добрый день.
Вежливо и раздельно.
Эффект пропал втуне, потому что Ран уже разворачивал коляску, а Хидака ворчал, что гонщика нельзя оставить без присмотра.
- Ну куда это годится? Машины бьёшь, спину ломаешь, спишь с кем попало...
- Кен, - одёрнул Синигами. Футболист только фыркнул. Застывший в проёме гостиной Эдвард вскинул подбородок.
- А вы, должно быть, завидуете? Хотели бы быть на моём месте?
Хидака обернулся на художника.
- Да щас! Мы с Раном друзья. Хоть вам и не понять, что это такое.
- Ну почему же. Глядя на вас, я могу предположить, что друг - это тот, для кого нет ничего интереснее твоей личной жизни, - художник скрестил руки на груди. Футболист упёр руки в бока.
- Не судите по себе-то. Друг - это тот, кому всё интересно. С кем можно поговорить, а не только потрахаться.
Эдвард с серьёзным видом кивнул:
- Особенно учитывая разговорчивость Рана.
- Ну вот и я об этом! О чём вам с ним разговаривать?
- Уж явно не о чьей-то личной жизни. Вас вообще другие темы интересуют? Хотя что же, здоровый интерес здорового организма... - ярость выталкивала наружу японские слова, и Эдварду не приходилось задумываться о том, как строить фразы. Чёртов вратарь оказался тем ещё нападающим, но отступать румын не был намерен.
- Меня - ещё как! - не понял намёка Хидака. - Да спорт хотя бы! Вы хоть знаете, за кого Ран болеет в большом теннисе?
- А вы знаете, что Ран неприятно слушать этот разговор?
- Вот именно! - футболист пропустил фразу Эдварда мимо ушей. - Откуда вам знать? Зачем с женой о спорте разговаривать?
Художник посмотрел вслед Фудзимии, без лишних слов направившему кресло к двери другой комнаты.
- Сочувствую вашей жене. Если вы не говорите с ней о спорте, что же остаётся? Личная жизнь ваших знакомых?
А Хидака торжествовал:
- Да моя жена!.. За неё Ран в теннисе и болеет! - он обернулся, чтобы, видимо, призвать Синигами в свидетели своей правоты, и Эдвард с трудом удержался от усмешки при виде его обескураженного лица.
- Довольны? - поинтересовался художник.
Хидака произнёс какое-то ругательство.
- Ран! Эй, Ран, куда ты делся?
Из-за стены послышался шум трибун и пулемётная очередь комментаторской речи. Хидака опередил Эдварда, и тот застал уже готовую картину - оба японца сосредоточенно уставились в телевизор. На лице Рана был написан небывалый интерес: гонщик даже вцепился в ручки кресла, подаваясь к экрану. Не сказав ни слова, Эдвард развернулся и пошёл за альбомом.
Опомнился он только когда его модель опустила голову, чтобы отпить пива. Возмутиться не удалось: что-то холодное ткнулось в руку и отвлекло внимание.
- Держи, - Хидака протягивал Эдварду запотевшую жестяную банку.
Художник машинально взял её и потянул за кольцо. В игре, похоже, был перерыв, и рисовать стало нечего: Ран уже сел спокойно.
- Какой там счёт? - поинтересовался румын. Не то чтобы ему что-то говорили названия игравших команд...
- Два - ноль, - откликнулся Синигами.
- Но это ничего не значит, - мгновенно подхватил Хидака.
Гонщик кивнул:
- "Саутгемптон" сделает этот "Ньюкасл".
- Они же у себя дома! - от переизбытка чувств вратарь хлопнул Эдварда по плечу.
- И у них "двуглавый орёл".
Художнику оставалось лишь переводить взгляд с одного спортсмена на другого. Час назад он бы не поверил, что Ран способен на такую оживлённую беседу.
- Простите, "двуглавый орёл"?.. Герб... России?
- Да ну! Это Облиены, Дэвид и Джонатан, - фыркнул Хидака.
- Два хороших игрока. Братья Облиены, - одновременно с ним произнёс Синигами.
Эдвард помедлил, разбирая слова, а вратарь продолжил:
- Самые крутые в "Сауте"! Нападающий и опорный хав. Дэвид у "святых" капитан...
Объяснял хоть и эмоционально, но довольно доходчиво. К концу тайм-аута Эдвард знал об английской премьер-лиге больше, чем когда-либо стремился узнать, а Хидака обращался к нему на "ты".
Начался второй тайм. Японцы вернулись к экрану, Эдвард - к альбому. Впрочем, на поле, как выяснилось, творилось нечто осмысленное, поэтому время от времени художник отрывал глаза от своей основной модели. Закончив набросок Рана, который сидел, прижав пальцы к губам, так что на лице выделялись только глаза, румын поймал себя на том, что пытается изобразить карикатурного Хидаку в форме "Ньюкасла", пропускающего гол. Сходство было очевидным, внезапно пойманный стиль японских чиби - довольно удачным, и какое-то время Эдвард колебался, но всё же вырвал и скомкал лист.
Быстро набросанный карандашом, Ран всё равно смотрелся эффектно. Эдвард просмотрел эскизы, ревниво сравнивая портреты с оригиналом, усмехнулся своим пигмалионовым чувствам и пересел так, чтобы видеть экран, а не только лица двух спортсменов. Последние пятнадцать минут матча он честно пытался вникнуть в происходящее и почти разобрался в содержании надписей, всплывающих тут и там на экране. "Саутгемптон" выиграл, и Хидака полез обниматься с Синигами. Эдвард фыркнул было, но гонщик улыбнулся и сжал плечо футболиста в ответ, а в следующее мгновение ошарашенный румын получил по хлопку от обоих японцев. Потом Ран притянул его к себе и поцеловал. Кен хихикнул:
- Дайте-ка я вас сфотаю, - он полез было в карман, но тут же спохватился. - Можно?
Эдвард выпрямился, разрывая объятие, вопросительно посмотрел на любовника:
- Ран?
Синигами кивнул. По-прежнему ожидая подвоха, художник осведомился:
- Принести вам камеру?
- Да не, - отмахнулся Хидака. Он наконец извлёк из кармана телефон. - Мне так, портрет в мобиле обновить.
Он пошарил в меню и без предупреждения щёлкнул вспышкой. Эдвард рефлекторно сощурился, но досадовать было поздно. Хидака с увлечением рассматривал дисплей, и румын помимо воли потянулся к футболисту.
- Можно посмотреть, как получилось?
- Да нормальная фотка, - Хидака протянул художнику телефон, - Ран улыбается.
Эдвард преувеличенно нахмурился:
- Вот этого я и боялся. Придётся переснимать, а то никакого сходства с оригиналом.
Хидака тоже свёл было брови, но, увидев заговорщическую улыбку художника, расхохотался, заставив Рана хмыкнуть. После этого Эдвард и сам не сумел удержаться от смеха.
Когда Кен сказал, что ему пора уходить, Синигами остался в комнате. Эдвард проводил гостя до двери. Зашнуровывая кричаще-оранжевые кроссовки, Хидака поднял на румына глаза:
- Спасибо. Правда, спасибо, что ты с ним.
Опять это слово. Слишком много незаслуженных благодарностей. Эдвард покачал головой:
- Спасибо, что навестил Рана. Ему будет приятно, если ты приедешь ещё.
- И вы давайте в гости, - Хидака с улыбкой посмотрел Эдварду в глаза. Художник не смог не улыбнуться в ответ.
- Приедем, как только сможем.
*
С каждым ударом сердца по телу расходились ледяные круги. Это продолжалось с самого утра, и Эдвард не был уверен, что, когда придёт время, сумеет не то что сосредоточиться на рисовании, а просто удержать в руках кисть. Ни малейшей уверенности в свой правоте у него не было, но он дал слово...
Время с ужасающей быстротой подбегало к критической отметке. Хотелось прижать пальцем золотые шестерёнки кулона, чтобы хоть немного замедлить его бег. Кляня себя за малодушие, Эдвард тянул до последнего, и только когда домофон просигнализировал, что гость появится на пороге через минуту, наконец-то решился сказать.
- Ран... Я не предупредил, прости... Сейчас ко мне придёт натурщица, и мы будем работать по меньшей мере несколько часов.
- Натурщица? - в глазах Синигами засветилось подобие интереса. - Привёл себе женщину? Давно пора было.
- Ран! - Эдвард понял, что краснеет.
- Это шутка, - невозмутимо произнёс Синигами, не дожидаясь, пока его любовник соберёт разбежавшиеся от такой бесцеремонности японские слова. - Но я буду смотреть. Можно?
Эдвард просиял. Может быть, всё и получится.
- Нужно!
За стеной с негромким звоном раздвинулись двери лифта. Эдвард встал за спиной у Рана и направил кресло к двери.
- Сейчас я вас познакомлю.
Черноволосая девушка в холле, казалось, вот-вот взлетит - или бросится в атаку. Смотрела она только на Рана.
- Мы знакомы, - сухо произнёс Синигами. Он неожиданно резко дёрнул кресло, развернул его, наклонив в повороте, и скрылся в проёме коридора.
Фудзимия Ая вскинула глаза на Эдварда. Тот развёл руками.
- Я знала, что так и получится, - девушка нашла в себе силы улыбнуться, и Эдварда захлестнуло чувство вины.
- Мы в любом случае можем поработать. Если, конечно, вы действительно заинтересованы...
Ая скептически хмыкнула.
- Может быть, Ран передумает. И тогда, если вы будете рядом, ему проще будет сделать шаг... - длинные косы девушки заставляли думать только о том, как заиграют распущенные волосы в солнечном свете. Под такие мысли в голову всегда приходили подходящие слова.
Фуздимия-младшая кивнула:
- Хорошо. Рисуйте.
За те шесть часов, что они провели в студии, Ран так и не вышел из спальни.
*
На столе лежал лист. Эскиз Эдварда? Ран подъехал ближе. Раньше Эдвард не рисовал в кабинете, позволяя Рану спокойно готовиться к поступлению в университет. Так почему он забыл здесь этот... неудачный набросок?
Изображение выглядело так, словно сначала было нарисовано одно, а потом - поверх - другое. Какая-нибудь очередная разработка очередного персонажа. Ран поднял лист, чтобы открыть ноутбук.
У очередного персонажа были красные волосы и фиолетовые глаза. Небо на фоне тоже было фиолетовым. Сумеречным. Нет, внизу оно переходило в рассветный розовый.
Ран вглядывался в мазки акварели, пытаясь разобрать контуры. Получалось плохо. Разглядеть можно было только второй, прозрачный профиль. Он еле угадывался. У него были тонкие черты и бесконечно длинные чёрные косы.
Оттолкнувшись от стола, Ран отъехал чуть назад, чтобы можно было открыть самый нижний ящик стола. Там лежала фотография. Вся в заломах и с загнувшимися краями; слишком ветхая, чтобы продолжать носить её в бумажнике. На ней были оба лица с портрета - и ещё два не нарисованных Эдвардом.
Синигами осторожно положил акварель поверх снимка.
Посмотрел, запоминая - вспоминая - прозрачную улыбку сестры.
Задвинул ящик.
*
Эдвард поднёс дымящуюся чашку к губам и вдохнул аромат корицы и мускатного ореха, торжествующий над стойким запахом арабики. Развернул английский "Форчун" на последней странице. Было очень рано; едва различимый гул под окном говорил о том, что клерки как раз стоят в пробке на дороге в свои офисы. Ран ещё спал, и всё это - кофе со специями, залитая мягким светом кухня, само это утро - принадлежало только Эдварду.
Художник сделал глоток и уставился сквозь глянцевую страницу, не задержавшись на ней и секунды. В голове вертелись воспоминания о вчерашнем вечере. Любовники вернулись с трассы Фудзи, где Ран два часа провёл в болиде. И пусть это не было полноценной тренировкой или заездом, пусть не шло никакой речи о возвращении в спорт, но Синигами выглядел таким живым и счастливым...
Эдвард прикусил губу, вспоминая, как смеялся всё ниже и многозначительнее, как опускался на колени перед креслом Рана напротив двери вот этой самой кухни - и как Ран отстранял его после первого же поцелуя с отрывистым "устал".
Устал... Если бы Эдвард слышал это слово чуть реже. Если бы повод произнести его не был всё время одним и тем же...
Они оба устали. А ещё - художник повернул голову на характерный звук, но тут же снова перевёл взгляд на журнал - Рану больше не нужна помощь.
Синигами вошёл, уверенно переставляя костыли. Чуть самодовольно улыбнулся художнику:
- Доброе утро, Эдо.
Развернувшись на стуле, румын смотрел, как его любовник наливает себе кофе и пьёт, не садясь.
Вполне убедительно. А значит...
- Ран, ты не будешь возражать, если я съезжу в Европу? Недели на три. Не могу работать - очень не хватает натуры, и... Ран, у меня сын.
Синигами допил кофе и кивнул.
- Поздравляю. Рекс закажет тебе билет.
*
На экране телевизора что-то перелетало туда-сюда. Кажется, теннисный мяч. Или бейсбольный. Какая разница.
Телефон молчал.
Некоторое время ушло на то, чтобы пересесть в коляску. Один из прислонённых к дивану костылей при этом упал. Синигами объехал его по дуге. Пушистый ковёр шуршал и пружинил под шинами, прочными, как...
Он вынул из бара бутылку мартини и бокал. Не пришлось даже тянуться, ведь переоборудованием комнаты занимался Эдо... Бокал отправился обратно. С бутылкой в свободной руке Синигами подъехал к панорамному окну. Наклонился, упёрся лбом в прохладную поверхность. Вниз от его ног уходили сорок четыре этажа стекла и стали, бликующих неоновых отражений и хирургического хромового блеска. Эдо никогда не подходил к окну так близко. Он боится высоты.
Когда бутылка покатилась по ковру вслед за крышкой, первой утонувшей в густом ворсе, Синигами включил звук телевизора. Прошлая неделя была неправильной, но за эти два дня всё встало на свои места. Эдвард не позвонит.
*
Услышав, как открывается дверь в квартиру, Ран сперва допил то, что ещё оставалось в бутылке, и лишь затем взялся за джойстик кресла.
Эдвард не включил свет и двигался медленно, словно сомнамбула. При появлении Рана он вздрогнул и застыл на месте.
- Добрый вечер, - произнёс гонщик.
- Добрый... - Эдвард не закончил, опустил голову, снова поднял, потряс ею. - Я заберу холсты и... Ран, я знаю, что не имею права просить прощения, но поверь, мне жаль, что так получилось. В Греции я был с другим человеком, и теперь... - он снова не договорил. Синигами кивнул. Можно было разворачиваться и уезжать в другую комнату, чтобы не мешать Эдварду собираться, но гонщик медлил.
- В наших отношениях всё равно не осталось ничего прежнего. Мы - не более, чем друзья, которые спят в одной постели, - голос художника звучал безжизненно. - Разумеется, это нисколько не оправдывает моего поступка за твоей спиной, однако я и приехал не ради оправданий.
Эдвард разжал скрещенные руки и оттолкнулся от стены, о которую опирался с начала разговора.
- Если позволишь, я соберу вещи. Самолёт не будет ждать.
- Едешь в Грецию? Извини, это не моё дело.
- Что? - рассеянно переспросил Эдвард. - В Грецию? Нет, я всё закончил. Можно посылать в издательство, - он невесело усмехнулся.
Это вернуло Рана к нужной мысли.
- Я хотел бы издать твой комикс. Если ты не против. И я хотел бы, - продолжил он, не давая румыну перебить, - передать тебе половину своего имущества. В знак благодарности за всё, что ты для меня сделал.
Эдвард вздрогнул и покачал головой.
- Я соберу вещи, - не сразу произнёс он.
Ран не стал ему мешать.
Всё, что художник увозил с собой, поместилось в две сумки.
- В аэропорт? - Ран выехал проводить бывшего любовника.
- Да, - Эдвард рассеянно покрутил в руке телефон.
Наверное, нужно было спросить, зачем тогда уезжать. Наверное, ещё можно было попросить его остаться. Наверное, кто-то другой придумал бы, как это сделать. Ран не мог.
Они помолчали. Эдвард неловко убрал телефон.
- Такси сейчас приедет.
- Я отвезу, - умение улыбаться перед камерами пригодилось Синигами и сейчас. - Я лучше, чем такси.
Художник поморщился:
- Не стоит, пожалуйста... О, ты снова водишь? Я рад.
- Посмотришь новую машину, - произвёл ещё одну улыбку гонщик.
Эдвард обреченно подхватил ремень кофра.
Затаскивать кресло в машину было всё ещё непривычно, но Ран справился сам.
Эдвард довольно долго молчал. Поворачивая голову к правому зеркалу, Ран видел, что он кусает губы. Наконец художник спросил:
- Как твои ноги?
- Всё в порядке, - невозмутимо ответил Синигами.
- Здесь полностью ручное управление. И когда я уезжал, ты ходил, а сейчас ни разу не встал...
Синигами вошёл в поворот чуть резче, чем следовало.
- Всё в порядке, - снова повторил он.
Подрезав такси, Ран остановил машину у центрального входа в аэропорт. Несколько человек замедлили шаг, чтобы рассмотреть красную феррари.
- Извини, я не смогу помочь тебе с сумками, - улыбаться с каждым разом становилось всё проще. Эдвард с тяжёлым вздохом поднял голову.
- Спасибо.
Последняя встреча, последняя поездка, последние слова. Удивительно, что этот последний роман вообще продлился так долго.
Дверь открылась и закрылась.
Когда сзади засигналили, Синигами тронулся с места. Дальше было легко, дальше можно было стать автоматом, придатком этой великолепной машины, каплей транспортного потока. Перестать, наконец, притворяться живым.
Кок обычно, он не надел гарнитуру. Чтобы ответить на звонок, пришлось прижиматься к обочине наперерез трём полосам. Скрип тормозов и возмущённые гудки заглушили его "слушаю" и первые слова собеседника. Пытаясь унять давно забытое сердцебиение, он ждал, пока станет слышно хоть что-нибудь.
- ...очень благодарен. Твои юристы...
Ран ожидал не этого. Сердце колотилось так, как не делало уже почти десять лет. Голос из трубки окутывал бархатом, согревая. Нет, бросая в жар.
- ...ты собрал вокруг себя замечательных людей, Ран-кун...
Он стиснул зубы.
- ...если позволишь, в знак благодарности я хотел бы...
- Всего хорошего, Кикё.
Он крепко сжал немую трубку в кулаке вместо того, чтобы швырнуть ею в лобовое стекло. Посидел несколько минут, отметая прочь эмоции, как учил Сион. Вечер воспоминаний, будь он неладен. Но раз уж вспоминать, то вспоминать до конца.
Он раздвинул слайдер и набрал номер, молчавший с самого мая.
*
Эдвард не любил писать. Отвечая клиенту, можно было, скажем, просто показать альтернативный вариант исполнения, не вдаваясь в пространные описания плюсов и минусов каждого элемента.
Эдвард не любил писать по-японски. Всё время казалось, что где-то - вот только неясно, где - допущена нелепая ошибка, а Эдвард терпеть не мог выглядеть смешно.
И тем не менее он сидел, тщательно проверяя каждый значок хираганы. Он чувствовал, что в письме должны быть слова. Должно быть что-то из мира Рана - не того, который пропах бензином и антисептиками, а того, в котором вырастали сказки.
Наконец письмо было дописано. Эдвард присоединил вложение и нажал "отправить". Если это не сработает, если Ран не откликнется...
Нет, думать о будущем Эдвард с некоторых пор тоже не любил.
*
Синигами не любил электронную почту - как и все остальные средства коммуникации.
Он увидел письмо из Румынии всего через неделю после отправки только потому, что ждал другого сообщения. Первое электронное письмо от Эдварда. Стилизованный под бумагу бланк с росчерком автопортрета вместо подписи, аккуратные книжные конструкции японского текста. "Надеюсь, что, просмотрев мой комикс, ты не откажешься высказать своё мнение как продюсер".
Ран распаковал вложенный архив. Чёрно-белые превью настораживали: он помнил, что Эдвард рисовал в цвете. Если приложена не та работа, нужно об этом написать.
Тачпад сработал, как всегда, непредсказуемо. Чёрно-белое изображение развернулось на весь экран. Какой-то наспех набросанный комикс...
На кадре, занимавшем треть первой страницы, была изображена барная стойка, человек с сигаретой и размытая танцующая толпа за его спиной. Нет, одна фигура была чёткой. Танцор двигался в такт толпе, но его взгляд был прикован к сидевшему за стойкой.
Центр страницы занимала вывеска, и Ран вспомнил, как пытался вызвать такси, и как смазливый журналист коснулся его губ, одним движением убрав все препятствия... Он закрыл глаза. Воспоминания шли одно за другим, сменялись не спеша, как в пытке водой, возникали в сознании статичными картинками. Кадрами. Чёрно-белыми.
Видеть продолжение нужды не было. Ран закрыл программу просмотра и нажал пересылку. Спонсировать автобиографическую яойную мангу - это именно то, чего не хватает образу Синигами в масс-медиа. А дальнейшие вопросы пусть решает издатель.
Через несколько минут он даже смог прочитать письмо, ради которого открыл почту.
*
"Сенсационное возвращение"
"Легенды не сдаются"
"Новая машина для ветерана гоночных баталий"
"Замена в "Супер Агури": смелый расчёт или спонсорский контракт?"
Эдвард вцепился в стол и попытался прийти в себя. В мире "Формулы-1" происходило невероятное. Спортивные журналисты терялись в догадках, пытаясь одновременно с тем добыть как можно больше информации о беспрецедентном поступке руководства японской команды. Официальный релиз был как гром среди ясного неба: за две недели до начала сезона "Супер Агури" меняет второго пилота и представляет совершенно другую машину. Болид с ручным управлением для полупарализованного Рана "Синигами" Фудзимии, покинувшего спорт после прошлогоднего скандала с "Хондой".
Эдвард зажмурился, собираясь с мыслями. Почему снова ручное управление? Если Ран в состоянии участвовать в гонках, значит, он выздоравливает - и он ведь водил обычный болид в Судзуке, так почему же, почему?..
И всё же Ран вернулся. Так, как никто ещё не возвращался. Эдвард ещё раз пробежал глазами по фотографиям - освещённый подиум, сияющий Такума Сато сидит на корточках рядом с кабиной обычного на первый взгляд болида, и Ран улыбается так, словно уже победил. Такой красивый. Такой сильный.
Эдвард опустил голову и ссутулил плечи. По сравнению с Раном он совершенно, безнадёжно безволен, и его слабость приводит к недопустимым последствиям. Чего стоил один только тот звонок из издательства с просьбой утвердить вёрстку истории, предназначавшейся для глаз Рана и ничьих иных. Синигами не мог бы лучшим образом дать ему понять, чего стоят попытки объясниться.
И всё же Ран будет здесь, пусть за несколькими границами...
Эдвард закусил губы и открыл календарь гонок.

Продолжение следует

@темы: Ая и Хлоэ, F1, графомань

---

Ну вот, выложила фик на фикатоне. Сделала всё, что могла... Но как предскажешь, понравится или нет?..

@темы: графомань

---

Боже, какая невероятная гонка! Баттон - чемпион, это даже не обсуждается, но Петров фантастический, просто фантастический!

---

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 10

*
Локоть внезапно потерял опору, и Эдвард резко вскинул голову, вырываясь из тревожного полусна. Сидящая рядом секретарша Синигами - высокая, лишённая возраста японка с короткими стальными волосами - с беспокойством повернулась в сторону художника.
- Мистер Куроцунику, возможно, вам всё-таки стоит поехать домой?
Под домом имелось в виду жилище Рана, куда они даже не заезжали: ожидавшая на аэродроме скорая повезла обездвиженного гонщика прямиком в больницу. Сменщик Фри, молодой парень по имени Кё, доставил Эдварда туда же. Ран уже готовился к наркозу, и румына к нему не пустили. Операция длилась шесть часов, и теперь, через два часа после неё, уезжать было бессмысленно.
- Мисс Рекс, - голос прозвучал надтреснуто, и Эдвард постарался взять себя в руки, - что-то пошло не так. Я читал об этих операциях, я... В общем, вы езжайте, а я сначала удостоверюсь, что с ним всё в порядке.
Женщина отвернулась.
- Мне необходимо будет сообщить прессе о самочувствии Фудзимии-сан.
Бесстрастные интонации профессионала удались ей почти хорошо. Эдвард сочувственно вздохнул:
- Принести вам кофе? Кажется, я почти разобрался, как устроен тот автомат...
Стук каблуков раздался как гром среди ясного неба.
- Мистер Куроцунику, - доктор Михироги говорила по-английски с сильным акцентом, но довольно бегло, - мистер Фудзимия пришёл в себя и хочет вас видеть. Вы можете провести с ним пять минут. Будьте осторожны, ему нельзя двигаться. Очень прошу вас ограничиться разговором и избегать любых прикосновений.
Дальше Рекс обратилась к ней по-японски, но Эдвард уже не слушал - он кинулся к двери, на которую косился через коридор все эти два часа.
Ран лежал на животе, опутанный проводами. Эдвард вцепился в край кровати, опасаясь притронуться к руке, из которой торчал катетер. Синигами с трудом, в несколько движений улыбнулся:
- Эдо...
Художник мгновенно оказался на коленях, ловя почти беззвучные выдохи слов.
- Ну что ты... Ну, не плачь... Всё хорошо.
- Ран, - румын нашарил и накрыл дрожащей рукой холодные пальцы, которые не шевельнулись в ответ.
- Не надо, - гонщик двинул головой в попытке дотянуться до лица любовника, и Эдвард подставил губы. - Не надо плакать... Дай, я съем... Выпью.
- Ты поправишься, обязательно, - шепнул Эдвард, стискивая ладонь гонщика, но та так и осталась безучастной.
- Да. Но не сразу. Сначала буду так. Ты подождёшь?.. Потерпишь?
Румын замер, осознавая, что значит неподвижность пальцев Синигами. От боли и жалости разом кончились и слова, и слёзы. Он как можно нежнее поцеловал своего любовника.
- Теперь моя очередь носить тебя на руках.
*
- Давай ещё раз, Ран, - Эдвард отложил карандаш и потёр виски кончиками пальцев. - Ты предлагаешь мне навестить могилу какой-то шлюхи. Я правильно тебя понял?
- Не надо о ней так.
- Хорошо, навестить могилу твоей любовницы...
- Она не моя любовница, - Ран уткнулся лицом в простыню, его голос зазвучал глухо.
- Тем более! Но, насколько я помню, ты сам сказал...
- Она очень хорошая.
- И ты с ней спал! - Эдвард вскочил, лежавший у него на коленях альбом для эскизов полетел на пол.
- Мне не понравилось, - спокойно возразил Ран, но художник никак не мог успокоиться.
- Ты с ней спал, а теперь предлагаешь мне, своему бойфренду, идти к ней на кладбище, нести цветы... Может, мне траур надеть?
- Я бы пошёл сам. Но я не могу.
Художник возвёл очи горе.
- Едва ли она куда-нибудь денется.
- Будет неправильно, если никто не придёт.
Эдвард открыл было рот, чтобы ответить, но от тона Синигами совершенно не хотелось спорить. Он снова сел возле кровати и накрыл ладонью руку любовника.
- Ран, пойми, я - наименее подходящий человек. Ты мог бы послать Фри, или Кё, или...
- Почему? - перебил Синигами. Эдвард вздохнул. Ну как объяснить такую очевидную вещь?
- Мне не жаль, что эта женщина умерла. Я, наверное, сам бы её убил. Да, у тебя было много партнёров, но знать имя... И идти туда... Ран, пожалуйста!
Художник прикусил губу и отвернулся. От ревности тяжело было даже дышать, не то что подбирать нужные слова. Вновь посмотреть на Синигами Эдварда заставил странный звук с кровати. Неужели усмешка?
Гонщик и впрямь улыбался.
- Прошлое прошло, Эдо.
- Так не тащи его за собой! - румын стиснул неподвижные пальцы Синигами и тут же, опомнившись, ослабил хватку, но успел почувствовать почти неощутимое ответное пожатие. Он застыл в неверии, а Ран улыбнулся глазами:
- Нужно попрощаться. Без этого нельзя.
- ...нельзя идти дальше, - прошептал Эдвард. Синигами кивнул. - Я куплю... Наоми? куплю Наоми орхидеи.
*
- Здесь, - Фри отступил на шаг, пропуская Эдварда к могиле. Художник посмотрел на плиту, иероглифы на которой ему ровным счётом ничего не говорили.
- Упокой, Господи... - начал было он, но тут же осёкся: где было бы японской проститутке получить крещение?
- Покойся с миром, - белые орхидеи легли на каменную плиту, и все "правильно" и "неправильно" окончательно встали на свои места.
Эдвард поправил цветы. Совсем немного красоты - лично от себя, не от Рана.
"Пусть прошлое тоже упокоится с миром".
За спиной раздался негромкий голос. Не зная японского, Эдвард распознал лишь театральную нарочитость интонаций. Так говорят на публику. На публику, вниманию которой предлагается что-то низкопробно смешное. Он нарушил какой-то очередной обычай? Художник обернулся.
В шаге от него стоял самый красивый японец, какого он когда-либо видел. Красивее Рана. Раз в двадцать.
Длинные, глянцевито блестящие иссиня-чёрные волосы, фиолетовые глаза, узкий подбородок, изящные скулы, тщательно уложенные складки кимоно, снисходительно улыбающиеся чувственные губы - художнику хватило секунды, чтобы впитать глазами невозможную внешность этого человека и задохнуться от восторга и зависти.
А потом он сделал шаг и размахнулся.
Бывший второй пилот команды "Хонда" не успел среагировать. Он пошатнулся, закрывая лицо, но кровь уже закапала на лиловый шёлк. Безобразное - восхитительное! - зрелище. Эдвард скопировал снисходительную улыбочку Кикё...
Удар в челюсть лишил румына равновесия. В голове зазвенело, и помощь Фри оказалась как нельзя кстати, вот только вырваться из аккуратного захвата было невозможно. Впрочем, противника Эдварда тоже удерживал на месте его собственный спутник. Кикё что-то шипел, его коренастый охранник пытался одновременно возражать ему и Фри, Эдвард не понимал ни слова...
Конец перепалке положило щёлканье затвора фотокамеры. Журналисты не то дежурили на кладбище, не то выслеживали кого-то из них - отказавшись за неделю от двух интервью, Эдвард уже не обольщался насчёт собственной безвестности. В любом случае, противостоящие стороны отступили одновременно.
*
- От Рана скрыть не получится, - Эдвард вздохнул, сложил солнцезащитный козырёк с зеркалом и снова прижал к щеке охлаждающий пакет. Челюсть распухла, и говорить было больно.
- Его всё равно рано или поздно об этом спросят, - не отрываясь от дороги, напомнил Фри.
Эдвард выругался и скривился от боли. Надо же было так подставить Рана.
- Мне очень жаль. А, к чертям. Кто-то должен был это сделать!
- Мистер Кроцник, - Фри мог бы соревноваться с Синигами в бесстрастности голоса. Эдвард покосился на телохранителя и увидел, что тот улыбается. - Спасибо.
*
- Простите, кто? - Эдвард чуть не выронил трубку. - Рекс, вы уверены? Ран говорил, что у него нет семьи.
Секретарь вздохнула и продолжила не сразу:
- У господина Фудзимии действительно есть сестра.
- Но почему она звонит мне? Почему не свяжется с ним самим?
- Господин Фудзимия принял решение не общаться со своей семьёй после случившегося в команде несчастья, - Эдвард мог бы поклясться, что холодную деловитость в голосе Рекс пронизывали нотки горечи.
- Несчастья? Вы имеете в виду?.. О, я понял. Они его осудили?
На этот раз женщина не колебалась:
- Решение господина Фудзимии было продиктовано желанием оградить своих близких от внимания общественности.
- Вот оно что... - Перед глазами художника встали фотографии: Ран несёт его к машине сквозь толпу журналистов, Ран целует его перед расталкивающими друг друга папарацци... - Хорошо, я поговорю с ней.
- Отключаюсь от вызова. Куроцунику-сан... Спасибо.
У Фудзимии Аи был высокий голос и усиленный волнением японский акцент - Эдвард скорее догадался, чем распознал, о чём она спрашивает.
- Успокойтесь, пожалуйста. Ран хорошо себя чувствует. Реабилитация пока идёт медленно, но врачи говорят, что это в порядке вещей.
- Он получил цветы?
- Цветы приходят каждый день, но... Красные розы три дня назад, верно? Поклонники ведь дарят орхидеи.
- Да. И я писала, что хочу его навестить. Он не отвечает на звонки.
- Он не может, - Эдвард сразу же пожалел о сказанном, потому что беспокойство Фудзимии Аи стало почти физически ощутимым.
- Что? Но вы сказали, что с Раном всё хорошо!
- И это правда, а паралич через какое-то время пройдёт...
- Паралич, - безжизненно повторила девушка. Эдвард закусил губы.
- Я сожалею, но Ран не говорил о вашем возможном приходе ни мне, ни, насколько я знаю, кому-либо из помощников.
- Ну ещё бы! Зачем звать сестру, с которой не разговариваешь десять лет, когда твоя жизнь под угрозой!
- Фудзимия-сан, - Эдвард постарался говорить как можно мягче, - если я правильно понимаю, у Рана были веские причины на то, чтобы не привлекать внимания к своей семье. Поверьте, - перед его мысленным взором снова встали майские репортажи, - вам не нужно жить в этом... аквариуме.
- Аквариуме? - Ран переспрашивал с такими же интонациями. Эдвард вздохнул.
- Послушайте, мисс... Фудзимия-сан! Ваш брат всё время на виду, и каждый его шаг, как правило, трактуют не в его пользу, что впоследствии отражается на всех, кто...
- Но мне-то плевать, что будут говорить! Моего мнения он спросить не удосужился!
- Потому что он хочет вас защитить! - эмоции сестры, которые, видимо, достались ей за двоих, передались и Эдварду. - Ран не заботится о себе, но ему... Думаете, ему легко было выбирать между вашим спокойствием и своей потребностью в вас? Вы хотите снова поставить его перед выбором?
Трактовать мотивы Синигами было настолько же непривычно, насколько естественно. Эдвард знал, что говорит правду.
Ая вздохнула:
- После того, как этот мерзавец Кикё потащил его в суд, он вообще перестал общаться с людьми. Ладно, помолвка у него разладилась - можно подумать, Тайё не знала, что он гей. Можно подумать, это кому-то из нас вообще было важно. Так ведь нет! А уж когда Сион погиб... - она замолчала.
Эдвард мог только догадываться, кто все эти люди.
- Как он только вас к себе подпустил? - тихо произнесла девушка.
- Это вышло случайно, - румын поймал себя на том, что набрасывает в блокноте лицо с чертами Рана, но в обрамлении длинных волос, и отложил карандаш. - Знаете что... Я поговорю с Раном. Конечно, если он не станет слушать - ну, вы понимаете, сейчас не тот момент, когда на него можно давить, но... В любом случае, я буду держать вас в курсе.
- Спасибо! - Эдвард по голосу представил улыбку сестры своего возлюбленного и улыбнулся сам. - Спасибо, Куроцунику-сан. И если вам что-нибудь нужно... Помощи, денег... Просто поговорить...
- Ну...
- Вы, главное, держитесь. И будьте с ним. Пожалуйста, - Ая положила трубку.
Эдвард посмотрел на исчёрканный лист. Одно и то же лицо... Смешно, он ведь даже не знает, как она выглядит на самом деле. Но Рану нужно показать... Да! Пусть у них будет одно и то же лицо.
*
- Добрый день, Рекс-сан. Простите, что снова вынужден злоупотребить вашей добротой... Нет-нет, позвольте мне остаться при своём мнении. Дело в том, что мне снова нужна ваша помощь... Не беспокойтесь, пожалуйста, с ним всё в порядке. Так вот, не подскажете ли вы мне, можно ли где-нибудь в Токио заказать ювелирные изделия... совершенно верно, по собственному эскизу. Да? О, благодарю вас. До вечера, Рекс-сан.
Эдвард улыбнулся и положил трубку.
*
Просыпаться от поцелуя Синигами стало почти привычно - гонщик был дома уже неделю. Эдвард, не открывая глаз, потёрся носом о щёку любовника.
- Охайё гоздаимас.
Ран - художник почувствовал это - улыбнулся. В следующий момент его рука оказалась в штанах Эдварда. Тот сделал было движение навстречу, но тут же остановился и распахнул глаза:
- Ран, не надо! Мы не успеем собраться. Почему только у вас все мероприятия начинаются так рано?!
Художник попытался встать, но Синигами, не прекращая улыбаться, дотянулся-таки до его члена. Утренняя эрекция возобладала над здравым смыслом, и Эдвард сместился так, чтобы любовнику удобнее было двигать кистью, а ему самому - покрывать лицо гонщика поцелуями.
- Ты становишься сильнее, - прошептал румын, толкаясь навстречу скользящим вдоль члена пальцам.
- Зарядка полезна, - невозмутимо ответил Синигами, делая хватку крепче. Эдвард застонал и кончил, когда Ран поймал зубами его ухо.
Несколько секунд они лежали, обнявшись. Гонщик перебирал волосы Эдварда, а художник улыбался ему в шею. Потом румын оттолкнулся от кровати.
- Умываться.
- Мыться, - Синигами кивнул на промокшие штаны любовника.
Эдвард подхватил Рана на руки. Если набрать ванну, то коляска понадобится только для того, чтобы почистить зубы.
*
- Тебе как организатору полагается строгий костюм, - Эдвард открыл шкаф, передвинул плечики с аляповатыми рубашками и замер, ничего не достав. Обернулся к молчаливо ожидающему на кровати Синигами. Провёл рукой по лицу.
- Господи, Ран, открытие через час, а я до сих пор не верю. Персональная выставка... Нет, мои работы совершенно не в японском вкусе. Это будет провал...
- Что мне надеть? - дождавшись паузы, произнёс Синигами.
Эдвард бросил на кровать чёрную рубашку матового шёлка и того же цвета брюки. За ними последовал белоснежный комплект.
- Покрой одинаковый, - румын давно уяснил, что Синигами не интересуется такими вещами, но зачем-то решил объяснить. - Это призвано подчеркнуть роль известного спортсмена и мецената Фудзимии Рана в жизни и творчестве художника Кроцника, - он подмигнул было, но тут же замер, уставясь в стену. - Как будто мало того, что ты оплатил выставку. Где был мой разум, когда я это выбирал? А когда я заказывал?..
Упираясь руками, гонщик подвинулся на постели, дотянулся до чёрной рубашки и попытался повернуться так, чтобы продеть руки в рукава. Эдвард оборвал себя на полуслове и помог любовнику сесть.
- Что ты заказывал?
Художник вздохнул:
- Увидишь.
*
Диафрагмы хищно раскрылись, и Эдвард мельком подумал, что расплата за любовь к портретной съёмке вышла на славу. Он с усилием оборвал движение руки, потянувшейся в очередной раз поправить волосы, и со всей возможной непринуждённостью улыбнулся японским журналистам. Пора начинать говорить. Пора перестать думать о том, как их тут много, и каждый потом напишет о проплаченной выставке бездарного содержанта...
Эдвард выпрямился и поглядел поверх голов гостей, собравшихся на церемонию открытия экспозиции. Пробежал взглядом по стенам и гипсовым перегородкам с картинами и плазменными панелями. Сжал спинку кресла Рана.
- Добрый день! Я рад приветствовать всех собравшихся здесь, на этой выставке...
Стоявшая чуть поодаль от толпы девушка с бесконечно длинными чёрными волосами улыбнулась Эдварду почти знакомо. Её спутник высокомерно отвернулся, когда Эдвард положил руку на плечо Синигами.
- ...И прежде всего мне хотелось поблагодарить человека, который подарил мне... - они ведь этого ждут, да? - ...столько вдохновения. Человека, чья душа является произведением искусства, подобного которому я не в силах создать. Человека, передать фантазию которого мне подчас не хватало красок. Партнёра. Соавтора...
Прохладные пальцы Рана коснулись руки художника и сразу же вернулись обратно. Эдвард рассеянно улыбнулся поверх камер, продолжая речь. По крайней мере, фотографии обязаны получиться удачными - пришедшая в последний момент идея поменяться частью одежды сделала их с Раном единым шахматным полем вместо двух независимых негативов.
- ...и пусть на первый взгляд между Японией и Румынией нет ничего общего, искусство всё же...
Микрофоны впитывали слова. Картины на белых стенах робели в ожидании взглядов. На груди Рана - Эдварду не нужно было видеть этого своими глазами - прикрытые ладонью, бесшумно вертелись золотые шестерёнки. Такие же, как и у самого художника.

Продолжение следует

@темы: Ая и Хлоэ, графомань

---

Всех с началом сезона)))

Need for speed
Weiss Kreuz
Джен, G

254 слова

Из-за полуденного солнца казалось, что за стеклом витрины темно. Он стоял тут уже минуту, и это было попросту смехотворно. Стоило немного пройти по улице, и – он поморщился при мысли побиться об заклад – можно было бы увидеть не менее великолепное зрелище. Рассмотреть его при свете. Не использовать возможность прикоснуться.
Он поднял очки, но ворвавшееся за тёмные линзы солнце и вовсе не позволяло увидеть больше, чем собственную тень на стекле. Прикрыв глаза, он подождал, пока солнечные зайчики не ускачут по своим делам, и вновь попытался пробиться взглядом сквозь сумрак витрины. Это было глупо. Дурацкая привычка, дурацкая боязнь. Абсурдная ситуация, когда ясно, какова проблема и в чём её решение, но первый шаг никак не желает делаться.
Он задержал выдох, вынул и тщательно расправил чуть снисходительную улыбку, и развернулся, делая шаг ко входу в салон. Через минуту менеджер уже распахивал перед ним дверь белоснежной четыреста пятьдесят шестой.
Выжав сцепление, он попробовал ход рычага. Переключать передачи правой рукой было непривычно. Он стиснул руль, откинулся затылком на подголовник, и посмотрел вперёд, представляя вместо стекла витрины непросматривающийся поворот сан-маринского горного серпантина.
Вместо стекла? Тогда уж вместо зеркала: по ту сторону стоял молодой человек, на вид – его ровесник и такой же чужестранец здесь, только из других краёв. Сидящий в машине покачал головой и улыбнулся своему нечаянному отражению. За двумя слоями бликующих стекол это было почти несложно.
Вдохновлённый улыбкой клиента менеджер заговорил в два раза быстрее. Он окончательно перестал понимать едва знакомый язык и перебил, стараясь не думать об акценте.
Через полгода перед салоном на Беркли-стрит он не задержался ни на секунду.

@темы: Ая и Хлоэ

---

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 9

*
Когда за Синигами закрылась дверь ванной, Эдвард стиснул зубы и зажмурился. Слишком много событий для одного дня. С кем разговаривал Ран? Неужели у него есть кто-то ещё? Почему он не рассказывал? Вот как всё обернулось. Родители были правы. Он, Эдвард, продался - а Ран купил его, хотя даже не любит, даже не...
Сильные руки гонщика обняли Эдварда сзади.
- Всё в порядке?
Художник помотал головой. Фудзимия крепче прижал его к себе. Потом несколько раз глубоко вздохнул, словно решаясь.
"Сейчас он скажет, что уходит", - пронеслось в голове румына. Он вспомнил, как бесконечно тянулись мгновения перед их прошлым расставанием. К горлу подступил комок. На этот раз не будет хэппи-энда. Не будет новой встречи. Ничего не будет.
- Эдо, - прошептал наконец Синигами, - я так люблю тебя. Ты... Я никогда не встречал никого, похожего на тебя. Даже не думал, что так бывает.
Эдвард стоял, боясь пошевелиться.
- Много лет назад у меня был, - Фудзимия снова замялся, - я встречался с... неким человеком. Я думаю, что любил его. Мне казалось, это никогда не изменится. И я... До сих пор я не нашёл ни одного... сексуального партнёра, который бы устраивал меня в той же мере, что и он. Но это неважно. Действительно неважно, когда я с тобой. Сейчас у него неприятности и мне, наверное, придётся ему помогать. Это испортит мне настроение. Уже испортило. Пожалуйста, потерпи. Я бы не хотел, чтобы эта история помешала нам быть вместе.
Художник никогда не слышал, чтобы его любовник столько говорил подряд. Это было первое, о чём он подумал. Второе - что его просят подождать, пока Синигами решает более важные дела. Третье - что "некий человек" в постели лучше, чем он. Эдвард рванулся. Фудзимия разжал руки.
- Вот, значит, как! - воскликнул румын. - Значит, я трахаюсь плохо! Значит, кто лучше трахается, тот и...
Он занёс руку для пощёчины. Реакция гонщика оказалась быстрее, и Эдвард схватился за скулу, которую словно обожгло огнём.
- Я люблю тебя, - с ненавистью повторил японец, - Тебя, а не его!
Художник почувствовал, что ноги у него подгибаются. Буря эмоций, ещё секунду назад бушевавшая в его душе, стихла, и вместе с ураганом исчезли и силы.
- Ран, - прошептал он, - Ран, Ран...
В поцелуе Синигами было столько нежности, что Эдвард не мог больше сомневаться.
- Я говорил тебе, - Фудзимия прижал любовника к себе и уткнулся ему в волосы, - второй пилот моей команды... Он ушёл из спорта и теперь... У него не очень удачно всё складывается, а недавно так вышло, что он сбил человека... Одну девушку... Мы были знакомы... Я с ней... Ты спрашивал, были ли у меня женщины... И она погибла, и он... Вряд ли кто-то может внести такой залог... А у меня много денег, и я... Кроме того, понадобится адвокат... Как же... Как же я счастлив, что ты со мной.
Эдвард с изумлением понял, что Ран плачет. Он поднял лицо и нашёл губы любовника.
- Всё хорошо, - прошептал он, - мы справимся. Это всё неважно. Я же здесь.
Синигами чуть улыбнулся:
- Поедем к морю? Пока тебе оформляют визу...
Румын кивнул.
- Но сначала пусть тебя осмотрит врач.
- Нет, - Фудзимия покачал головой. - Врач - потом. Сначала, - он подхватил любовника на руки, - тебе тоже нужно в душ.
*
- Патологические изменения шести межпозвонковых дисков, - произнёс доктор Гредеску, и Эдвард нахмурился, не зная, как перевести. Он покосился на Рана, но тот безучастно смотрел в стену. Врач поднёс листок томограммы к глазам.
- Плюс риск образования грыжи ещё как минимум четырёх... Говорите, кроме болей, никаких симптомов нет? Расстройства мочеиспускания? Потенции?
Эдвард почувствовал, что краснеет, но кивнул.
- Онемение ног? Потеря чувствительности?
Пришлось спросить, но Синигами помотал головой.
- Удачно. Судя по снимку, до повреждения спинномозгового канала осталось всего ничего, но в экстренной госпитализации необходимости нет. Будем готовиться к плановой операции. Скажем, через неделю...
- Постойте! - Эдвард чуть не вскочил со стула. - Какая ещё операция?
- Протезирование. Шесть дисков нуждаются в замене, но в нашем центре есть хорошо отработанная методика. Иммобилизация будет минимальной, чувствительность и подвижность восстановятся за несколько дней. А когда нейтрализуем риск паралича, можно будет приступать к лечению остальных отделов.
- Операция... вы уверены? - не нашёл ничего лучше растерянный Эдвард.
- Юноша, - пожилой нейрохирург посмотрел на художника поверх очков, - господин Фудзимия рискует в любой момент остаться инвалидом. Столько нелеченых травм, столько нетронутых смещений - не знаю, куда смотрели японские врачи, но с такой спиной опасно любое движение. Поэтому сейчас необходимо ограничить всю нагрузку. Нельзя заниматься спортом - допустимо только недолгое плаванье в качестве физкультуры. Нельзя подолгу находиться в сидячем положении; вождения автомобиля это тоже касается. Поднятие тяжестей необходимо исключить. Рекомендации по подготовке к операции я вам распечатаю. И... сегодня пятница? - на четверг назначаем операцию.
- Нет, подождите, - Эдвард потёр виски, но голова продолжала кружиться, как на дурацком аттракционе. - Мне ещё нужно перевести... Нужно, чтобы Ран согласился, а он, вероятно, захочет лечиться в Японии...
После долгих уговоров Синигами согласился пройти осмотр в Японии - после того, как его любовнику оформят визу. И хорошо, что выписанный доктором Гредеску сильнодействующий анальгетик не был наркотическим. Потому что на море Ран повёз Эдварда сам.
*
- И всё-таки странное название для города, - Ран лёг на горячий песок и потянул Эдварда за собой, - Это же какой-то ваш бог, да?
Тот рассмеялся:
- Постоянно забываю, что ты не знаешь элементарных вещей о ми... о Европе. Юпитер - не наш бог, а древнеримский.
- И ещё планета, - улыбнулся Ран.
В синем безоблачном небе парили птицы. Море отливало то фиолетовым, то лазурью. Песок нежно касался кожи.
- Знаешь, - сказал Эдвард, поправляя солнечные очки, - я ведь действительно мог бы быть хорошим художником. Я говорю это не потому, что хочу похвастаться. Все мои картины - истории. Так мало кто делает. Даже у вас... У вас огромная традиция графических новелл и комиксов, но именно живописи, когда полотна рассказывают истории...
- У вас же рисовали... по Библии, по мифам? - поднял голову Фудзимия.
- Да, но это несколько другое. Предполагается, что зритель уже знает сюжет - и благодаря этому понимает, что изображено. Мне хочется, чтобы люди узнавали, что происходит, оттого, что смотрят на картину. Чтобы статичное изображение раскрывалось перед ними в динамике, понимаешь? Как, не знаю... Как можно читать тебя. Твоё тело. Твои шрамы. Я веду по ним рукой, и они рассказывают. В них ничего не меняется, всё уже есть.
Синигами перевернулся на живот. Художник вздохнул: разумеется, какое гонщику дело до искусства. Он коснулся кончиками пальцев спины любовника.
- Подожди, - остановил его Ран.
Эдвард замер, но продолжения не последовало.
Они провели на пляже весь день, не считая лёгкого обеда в кафе неподалёку, потом зашли в отель, чтобы переодеться.
- Хочешь посмотреть, как я рисую с натуры? - спросил румын, подхватывая этюдник.
Фудзимия кивнул.
В лучах заходящего солнца море окрашивалось в бордовые и оранжевые тона. У горизонта пряталось небольшое сизое облако.
- Я нарисую пляж, - улыбнулся Эдвард, - а на нём какую-нибудь историю.
- Какую? - оживился Ран.
Эдвард смотрел, как алые лучи играют в волосах любовника.
- Ту, которую ты придумаешь, - улыбнулся он.
Он ожидал, что Синигами, как обычно, надолго замолчит, а потом отделается парой слов. Но тот заговорил почти мгновенно:
- Это история о городе. Он здесь стоял много веков назад, и в нём жил изобретатель. Изобретатель хотел построить вечный двигатель. У него была невеста. Она любила смотреть, как он работает, а он смотрел на неё и получал силы. Он слушал, как стучит её сердце, и ему казалось, что это и есть вечный двигатель. Что её сердце будет биться всегда. И что только благодаря этому существует мир. Потом началась эпидемия чумы, и девушка погибла. Изобретатель продолжал работу, но сил у него было всё меньше. Однажды умер и он. Со временем город разрушился, рухнули стены домов, растаяли улицы, а недостроенный вечный двигатель пропал. И тут, в песке, на развалинах, он где-то лежит. И работает.
- Там шестерёнки, - прошептал Эдвард.
- Они вращаются, - кивнул Ран.
- И будут вращаться всегда, - выдохнул художник. - Я нарисую берег. И две цепочки следов на песке - одна навстречу другой; и только очень внимательный человек сможет увидеть, как глубоко под бликующими волнами дробятся крыши домов.
- А вечный двигатель? - Ран нерешительно улыбнулся.
- Приводит людей друг к другу по берегу, конечно же, - Эдвард улыбнулся в ответ.
- Ты удивительный, - Синигами обнял его и поцеловал в висок над ухом. - Мне очень повезло.
- Это мне повезло. Ты будешь рассказывать мне истории, а я буду их рисовать.
Эдвард опять ждал паузы, но его любовник снова заговорил:
- Жила-была маленькая девочка. Ей очень хотелось попасть в сказку. Однажды мама подарила ей синий воздушный шар. Шар был огромный и лёгкий. Девочка знала, что он волшебный. Однажды вечером она вышла из дома вместе с шаром и пошла в лес. Там она стала ждать чуда; но подул ветер, шар вырвался и понёсся вверх. "Не улетай! - закричала девочка. - Не улетай в сказку без меня!" Тогда шар замер, зацепился за ветку и лопнул.
У Эдварда защемило в груди.
- Зачем ты так?.. - но через несколько мгновений его глаза уже блестели. - Нет! Я знаю. Я покажу. Нужна будет модель, но я сделаю.
- Модель?
- Девочка. Которая улетает в небо. А шар будет смотреть... Потому что сказка - в нас. Но ветка тоже будет. И все будут находить в этих картинах много смысла, но понимать их не так.
- Я люблю тебя, - просто сказал Ран.
Потом немного отошёл, сел на песок и стал молча наблюдать, как рисует его друг. Эдвард не заметил, как Синигами ушёл; когда он стал собирать вещи и оглянулся, оказалось, что Рана нигде нет. В следующую секунду он услышал рокот мотора, доносящийся с моря.
- Эгей! - крикнул Фудзимия. - Поедем кататься!
Катер стоял у гостиничного причала и готовился отправиться в плаванье. Художник легко вскочил на борт, а гонщик взял курс на лунную дорогу. Когда преследовать луну надоело обоим, любовники остановили катер и стали смотреть на звёзды.
- Это ты тоже нарисуешь? - тихо спросил Синигами.
Эдвард кивнул:
- И это. И всё, о чём ты будешь мне рассказывать. Мы сделаем совместную выставку. Ты же мне поможешь?
Теперь кивнул Ран:
- Но сначала... - он развернул катер и остановил его уже у берега. - Сначала купаться.
*
- Доброе утро, - Эдвард потянулся, жмурясь от солнца, пробивающегося сквозь полуопущенные жалюзи.
- Доброе утро, - голос Синигами звучал напряжённо.
- Что такое? - улыбнулся художник. - У тебя проблемы? Нужна помощь? - он снова потянулся, стараясь провести плечом по груди любовника.
- Ноги не двигаются, - сообщил Ран.
Румын резко сел и открыл глаза.
- Я звоню в больницу.
*
Подбирать слова было всё равно что ворочать валунами - и каждый мог стронуть лавину.
- Ран... Тебе срочно нужна операция на позвоночнике.
- Хорошо. Пусть делают, - откликнулся Синигами. Эдвард закусил губу. Его любовник держался, как всегда, холодно и спокойно, но видеть его на больничной койке и знать, что он не может с неё встать, было невыносимо.
- Я должен тебя предупредить... При таком состоянии, как у тебя... В общем, это риск.
Эдвард замялся, подбирая слова. Гонщик проверил свои карманы.
- Здесь есть пепельница? Эдо, - он помолчал, - принеси мне сигареты.
Художник вздохнул и сильнее сжал пальцы, переплетённые с пальцами Синигами.
- Тебе нельзя курить. Понимаешь, риск... Ты можешь надолго остаться... Нескоро начать ходить. А врачи говорят, что от сигарет тогда... - нужных английских слов Эдвард не знал, да и понял бы сам Синигами? - В общем, может остановиться сердце.
- Когда можно будет лететь домой?
- Если всё пройдёт удачно, то через неделю, - постарался улыбнуться Эдвард. Он не хотел бы увидеть, как у него это получилось.
- Долго, - отрезал Синигами. - Нужно уже ехать. Тебе виза готова.
Ну конечно, с горечью подумал художник, вызволить из тюрьмы бывшего любовника стоит риска остаться парализованным.
*
- Иметь деньги удобно, - заметил Ран, когда четверо санитаров, более напоминавших с виду профессиональных тяжелоатлетов, осторожно поместили носилки на кровать. - Спорим, ты никогда не видел самолетов с кроватями? - он подмигнул.
Эдвард снова изобразил улыбку. Фри поставил пред ним чашку кофе, накрыл крышкой, потом опустился в соседнее кресло и пристегнул ремень. Художник благодарно кивнул.
- Перестань, - продолжал Синигами, пока вокруг него суетились врачи, - я ведь помогаю мировой медицине. Никто другой не согласился бы тестировать, - он сглотнул, - эту систему.
- Всё хорошо? - Эдвард заглянул любовнику в глаза.
Лицо Фудзимии снова было бесстрастным. За иллюминатором уже клубились облака.

(продолжение следует)

@темы: Ая и Хлоэ, графомань

---

...да здравствует интернет)))

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 8

*
- Как непривычно, - Ран поднялся, а потом с размаху откинулся на подушки.
Кикё улыбнулся:
- Слишком мягко?
- Зато подвеска хорошая, - Фудзимия с сосредоточенным видом сел, снова плюхнулся на кровать и снова сел.
Старший гонщик подошёл и обнял любовника сзади.
- Кикё, ты такой замечательный! - не унимался юноша. - Я же вообще ни разу в кровати не...
Он внезапно замолчал и покрылся пунцовым румянцем. Кикё крепче прижал его к себе:
- Ну же, Ран-кун. В жизни всё нужно попробовать - не только секс на капоте. Кажется, Сион и Куроюри держатся того же мнения, кстати - они собираются отправить тебя в бордель, чтобы ты наконец перестал краснеть.
- Я не!.. - Фудзимия резко развернулся, едва не задев подбородком подбородок любовника.
- Всё в порядке, Ран-кун, я не буду ревновать, - улыбнулся тот и разжал объятья. - А вот подозрения товарищей мы этим развеем, так что почему бы и нет.
Юноша затряс головой.
- Мне не нужно... Мне никто не нужен, кроме тебя!
- Это ты сейчас так говоришь, - спокойно ответил Кикё. - Пройдёт десять лет, если не меньше, и на капоте твоей машины окажется кто-нибудь помоложе и попривлекательней меня. И ему ты тоже скажешь, что ни на кого его не променяешь.
Ран сжал кулаки.
- Я никогда тебе не изменю! Никогда!
- Ну полно, полно, я тебе верю. А теперь иди сюда. - Кикё снова привлёк юношу к себе. Ран потянулся поцеловать его, но губы лишь скользнули по шелковистым волосам. Медленно улыбаясь, Кикё расстёгивал на юном гонщике одежду; не спеша поглаживал кожу кончиками пальцев; время от времени наклонялся, чтобы легко коснуться языком.
- Кикё! - не выдержав, взмолился Ран. Его старший товарищ лишь лукаво скосил глаза. - Кикё, пожалуйста!
- Пожалуйста - что? - невинным тоном спросил тот, невзначай остановив руку совсем рядом с членом юноши.
- Займись со мной любовью, - прошептал Ран, краснея.
- Но, Ран-кун, разве я не занимаюсь с тобой именно этим? Я хочу изучить твоё тело, - он провёл ладонью вверх до груди юноши, - хочу рассмотреть его как следует, - рука вернулась назад, коснувшись головки, и Ран дёрнулся ей навстречу, - хочу прикоснуться к тебе везде, - Кикё посмотрел Рану в глаза. - Полагаю, ты хочешь того же самого.
Кикё улыбнулся и откинул голову. Ран сглотнул и рванулся вперёд, впиваясь губами в открытую шею партнёра.
- О да, Ран-кун, - одобрительно выдохнул тот. И продолжал поощрять, пока Ран лихорадочно раздевал его, а потом сосредоточенно исследовал, пробовал, узнавал. Голос Кикё действовал не хуже изысканной ласки; когда Ран вошёл в него, он застонал, и юноша окончательно потерял голову. Собственная страсть пугала, но Кикё шептал его имя и "ещё" - и да, это было не хуже, чем на капоте.
*
- Ран? Что-то не так? - Эдвард с изумлением обнаружил, что энтузиазм его партнёра совершенно угас.
- В другой раз, - коротко ответил Синигами и отвернулся к окну.
Румын перевернулся на спину и стал смотреть в потолок. Прозрачные тени рисовали сказочные узоры. Фантастические джунгли, сквозь которые стрелой нёсся волшебный бело-синий болид. Когда Эдвард проснулся, Рана рядом не оказалось.
"В ванной", - привычно подумал художник и снова уснул.
*
350 GT рванула на обгон, и Эдварда вжало в сидение. До поворота рукой подать - он не просматривается - они на встречной... Дух захватило, но страха не было: Синигами никогда не допустит аварии.
Машина плавно, словно они не превышали скорость, вернулась в правую полосу.
- Говорят, - гонщик как будто бы прочитал мысли Эдварда, - в горах машины разбиваются реже, чем в городе.
- Почему? - улыбнулся румын.
Фудзимия дёрнул плечом.
- В Японии попасть в аварию сложно. На всех машинах ограничение - 90. Но нет таких трудностей... Эдо, - он повернулся к своему спутнику, - пора ехать домой.
Художник сжался. Вот и сказке конец.
- Конечно, - сказал он как можно более ровно. - Ты... подбросишь меня до аэропорта?
Синигами съехал к обочине и остановил машину.
- Опять хочешь улизнуть? - он сжал запястье Эдварда. Тот моргнул.
- Ты сам сказал, что мне пришло время вернуться в Румынию.
Фудзимия нахмурился:
- Хочешь, можно сразу в Японию. Но ты говорил, у тебя кошка.
- В Японию? - Эдвард сглотнул.
- Передумал? - лицо Синигами превратилось в каменную маску.
Художник опустил глаза и улыбнулся.
- Ты ведь поможешь мне собрать вещи?
Японец молча отвернулся и завёл машину. Когда ламборгини снова понеслась по трассе, он улыбнулся.
*
На парковке у аэропорта стоял белый порше.
- Извини, - Синигами открыл дверь бокстера перед любовником, - на этот раз не ламборгини.
Румын улыбнулся:
- Мне кажется, или я не видел и десятой доли твоих машин?
Порше плавно тронулся с места.
- Эту я вчера купил, - Синигами закурил.
Незнакомая трасса не помешала бывалому гонщику получить штраф за превышение скорости ещё до въезда в Бухарест.
*
- Это уже третья аптека, у которой мы останавливаемся, - заметил художник.
Фудзимия неопределённо хмыкнул и снова уставился на дорогу.
- Тебе совершенно нечего бояться, - продолжил Эдвард прерванный разговор. - Мои родители не питаются японскими гонщиками, не проливают их кровь на чёрной мессе, не...
- Эдо, - Ран зубами вытащил сигарету из пачки и опустил стекло, - я им не понравлюсь.
На некоторое время они замолчали.
- Это плохая идея, - выдавил наконец Синигами.
- А уехать, не повидавшись с ними, - это хорошая идея? - художник сам удивился тому, как зазвенел его голос.
- Ты мог бы... один, - японец опустил глаза. - Не обязательно... Тебе ведь будет стыдно.
- Ран! Ран, ну что ты говоришь? Мы ведь уже всё обсудили, - Эдвард очень старался не сердиться. - И всё будет в порядке. Я тебе обещаю. Ты просто пожмёшь папе руку, подаришь маме цветы - и мы уедем. Они не знают английского, ты не говоришь по-японски, так что поссориться вы не сумеете, даже если захотите.
Синигами не ответил и прибавил скорость.
- Направо! - воскликнул Эдвард пятнадцать минут спустя, когда гонщик пропустил съезд с основной дороги.
- Вон там было налево, - сказал он уже спокойнее ещё через пятнадцать минут.
- Аптека, - безразлично сообщил Синигами, стоило им въехать в Отопени.
Когда он вернулся в машину, Эдвард что-то искал в бардачке.
- Ран, - он поднял синие глаза на любовника, - у тебя же тут настоящий склад.
- Склад? - Синигами занял своё место, и машина снова тронулась.
Художник укоризненно вздохнул.
- Это ведь обезболивающие. Всё то, что лежит у тебя там, - он махнул рукой.
- Я опустошил местные запасы. Румыния умрёт без анальгина, - голос Фудзимии оставался бесцветным.
- Я не шучу! - Эдвард накрыл ладонью руку гонщика. - Что с тобой? Ты болен?
Японец дёрнул плечом:
- Спина болит. Иногда.
- Поэтому мы останавливаемся через каждые триста метров? - Эдвард не хотел повышать голос: это получилось как-то само.
- Реже, - невозмутимо ответил Ран. - И, кажется, мы приехали.
Над кнопкой дверного звонка рука художника чуть дрогнула. Госпожа Кроцник открыла дверь сразу же, обняла сына и пожала протянутую руку Синигами.
"Цветы!" - лихорадочно подумал Эдвард, но было уже поздно.
- Мама, - торопливо сказал он по-румынски, понимая, что это надо было делать до рукопожатия, - позволь тебе представить моего друга Рана Фудзимию. Я тебе о нём рассказывал.
- Мария, - кивнула госпожа Кроцник и снова пожала Рану руку.
По паркету пробарабанили маленькие лапки, и Эдвард опустился на корточки. Белая кошка с серыми пятнами потёрлась о его ногу. Он зарылся пальцами в пушистую шёрстку.
- Мишель! Здравствуй, моя красавица! Девочка моя хорошая!
Кошка запрыгнула художнику на плечи, и он поднялся, разворачиваясь к Рану. Гонщик слегка улыбнулся и протянул к Мишель руку, но та спрыгнула вниз и в мгновение ока скрылась за поворотом коридора.
Из комнаты вышел господин Кроцник с очками и газетой в руках.
- Петру, - представился он, обмениваясь рукопожатиями с гонщиком. - Эду, что это за мода? Скоро с косой ходить будешь.
Эдвард нервно перебросил волосы за спину. Надо было хотя бы хвост завязать...
- Вот и у Роберта такая же грива... - незло проворчал отец.
- Роберт? Вы его видели? Он приезжал?
- Всё расскажем за столом, - улыбнулась Мария Кроцник, - ну, пойдёмте?
Художник перевёл приглашение. Синигами кивнул:
- Сейчас. Мне нужно позвонить.
- Конечно, и присоединяйся к нам. По коридору налево. Там слышно будет.
Вдох, перестроиться на другой язык, объяснить... Эдвард мысленно утёр пот. Вечер только начинался.
На кухне прибавилось картин - мама закончила ещё несколько натюрмортов.
- Ну что, когда выставка? - повторил любимую семейную шутку Кроцник-младший. К его удивлению, мама расплылась в улыбке:
- В конце августа. Школа флористики показывает работы летнего курса, и меня пригласили выставить акварели с букетами и клумбами. Представляешь? Я дожила до собственной выставки!
Эдвард порывисто обнял мать:
- Поздравляю! Ты у меня самая талантливая! Ты чудо!
- Спасибо, золотце! А ты сам? Пишешь что-нибудь настоящее? Или так и будешь всю жизнь со своими плакатами?
В её голосе звучала застарелая боль - проработав всю жизнь разработчиком упаковки, она не могла видеть, как её сын вместо искусства занимается не самым любимым ремеслом.
- Зато у них аудитория побольше, чем у любой галереи, - улыбнулся Эдвард. - Но я как раз об этом и хотел поговорить. Только сначала про Роберта!
- Приезжал твой непутёвый братец, - откликнулся отец. - Заглянул на час и смылся. Довольный, счастливый. Сказал, что и у тебя всё в порядке. Да мы уж и сами видим.
Мама покивала головой.
- Эду, ты с Кристиной помирился? Мы же тебя таким счастливым не видели, с тех пор, как вы... Ну, помирился, да?
Художник вздохнул.
- Нет. Не в этом дело. Это всё Ран...
Фудзимия показался в дверях, словно столовая была сценой, а Эдвард - конферансье. Все взгляды устремились к нему. Он выпрямился ещё больше, прошёл к свободному стулу рядом с любовником и сел за стол с каменным лицом.
- Так вот, мама, папа, - Эдвард сделал паузу, - мне предлагают персональную выставку в Японии. Предлагает Ран. Но для этого мне придётся переехать туда жить и работать.
Кроцники-старшие ахнули и одновременно поинтересовались, где же Эдвард собирается там жить и кем работать.
- Работать буду у Рана. Он, папа, гонщик Формулы-1 - правда, уже бывший. И лицо нескольких брэн... торговых марок. Жить буду в Токио.
Мария Кроцник оглядела молодых людей - их волосы, одежду, количество украшений на обоих.
- Жить тоже будешь у Рана? - тихо спросила она.
Эдвард сглотнул.
- Да.
- Эдвард, скажи честно, почему ты Кристину бросил?
Художник промолчал.
- Мальчик мой, - Мария покачала головой, - да ну её, эту выставку. Ну что ты душу свою губишь?
- Ты о чём это, мать? - забеспокоился Кроцник-старший. Она лишь с горечью махнула рукой.
- Эду, сыночек, это же грех! Неужели ты сам, со своим талантом не сможешь добиться?.. Ну зачем тебе?.. - госпожа Кроцник снова махнула рукой. Ран с силой сцепил пальцы, продолжая сидеть неподвижно.
- Я люблю его, - невыразительно произнёс художник. Отец уронил вилку.
- Ты - что?! Ты в своём уме? Постыдись родителей! Бога побойся!
- Вот поэтому мне лучше переехать. Более того, так будет лучше для всех. Вы можете называть мои отношения с Раном как угодно, но для меня это - вдохновение и возможность творить. Как вы, должно быть, помните, я едва не спился - именно потому, что пытался от этого отказаться. Надеюсь, вы приедете на выставку. А сейчас, полагаю, нам лучше уйти. Ран не очень хорошо себя чувствует.
- Подожди! - воскликнула мама.
- Скатертью дорога, - хлопнул по столу отец.
Эдвард поднялся.
- Пойдём, Ран. Я же говорил, что мы ненадолго, - он как можно беззаботнее улыбнулся.
Провожать их пошла только Мария Кроцник.
- Эду, милый, как же мы без тебя? А отцу, не дай Бог, сейчас опять плохо станет. Что же ты делаешь, сынок?..
- Прости, мама. Согласись, мне лучше вас не компрометировать. У меня всё будет хорошо, правда. Ран обещает издать мою историю.
- Он тебе ещё не то пообещает, - в голосе мамы послышались слёзы, и Эдвард ощутил глухое отчаяние. Он так старался всё сделать правильно...
Раздался звонок, и художник открыл дверь, не спрашивая - лишь бы прервать мучительную сцену.
На пороге стоял высокий мужчина с татуированным лицом. В руках у него была корзина белых роз размером ещё больше той памятной.
- Спасибо, Фри, - произнёс Ран из-за спины Эдварда. Художник посторонился.
Цветы перешли к Синигами, который протянул их госпоже Кроцник.
- Эдо, переведи, что они как ты.
Мама всё-таки заплакала, и Эдвард обнял её, шепча извинения. Выбежавшая в прихожую Мишель мяукнула, а потом зашипела на Рана. Тот шагнул за порог, вытаскивая из кармана сигареты.
Последнее, что услышал Эдвард, беглецом покидая родительский дом, было:
- Он же купил тебя, маленький мой!..
Остановившись перед очередной аптекой, Ран закрыл лицо рукой:
- Всё из-за меня.
Эдвард коснулся рукой его колена:
- Прости. Мне не следовало тебя туда тащить. Но я предположить не мог, что они... Что они...
- Догадаются.
- Мне очень жаль, Ран. Полагаю, твоя семья тоже не одобрит меня. Ты ведь им скажешь?
Гонщик молча открыл дверь и вышел из машины. Вернувшись, он выглядел уже более сдержанным и собранным.
- Поехали к тебе, Эдо.
- Подожди, - художник постарался улыбнуться как можно спокойнее. - Сначала нам нужно кое-куда заехать.
Потому что анальгетики анальгетиками, а Рана необходимо показать врачу.
*
- Нет, - Синигами уставился на дорогу, давая понять, что разговор закончен.
Эдвард вздохнул. Разумеется, пусть лучше глотает обезболивающее, пусть лучше... да кто же знает, что может случиться! Вдруг это серьёзно? Он закусил губу. В кармане у гонщика затрещал виброзвонок. Он прикоснулся к гарнитуре:
- Слушаю.
В следующее мгновение порше резко съехал к обочине.
- Что случилось? Тебе нужна помощь? - спросил Фудзимия изменившимся голосом.
Эдвард никогда не слышал у него таких интонаций - или, возможно, один раз, когда Синигами успокаивал его в отеле, прежде чем отправить "мириться с Кристиной". Впрочем, нет: даже в тот раз в тоне гонщика было меньше беспокойства и меньше... любви?
- Погибла?.. - прошептал Синигами в трубку.
Эдвард изо всех сил впился ногтями себе в ладони.
- Я... С тобой свяжется Фри, - тихо закончил японец и отключился. Потом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
- Ран? - позвал художник.
Тот не ответил, но резко выпрямился и достал мобильник.
- Фри? Да, спасибо. Нет, не мне. Нужно внести залог за... Уже знаешь? - повисла небольшая пауза. - Нет. Он не делал этого намеренно. - Пауза. - Это мои деньги. Я распоряжаюсь ими так, как считаю нужным. - Снова пауза. - И мне не нужна нянька. - Лицо Синигами стало непроницаемым. - Спасибо, Фри. И отправь соболезнования... если ты найдёшь родственников Наоми. Друзей. Неважно.
*
Кровать была колоссальной. Лежащая на ней девушка - маленькой и хрупкой. При виде вошедших мужчин она улыбнулась, прогнула спину, потягиваясь, и с грациозным взмахом ножек поднялась. Ран смотрел во все глаза: ему казалось, такая девушка должна выглядеть как-то по-особому - впрочем, он не мог бы сказать, как именно. Однако за исключением раскованности и броской красоты заказанная Кикё проститутка ничем не отличалась от любой сверстницы Рана.
- Меня зовут Наоми. Как вы хотите - сразу оба? Или по очереди? Или, - она оглядела гонщиков, - вы предпочли бы начать друг с другом?
Ран поперхнулся. Это что, у них на лицах написано?
- Какой ты хорошенький, когда краснеешь! - хихикнула девушка и уже совсем другим тоном обратилась к Кикё:
- Ваш друг первый раз с женщиной?
И это - тоже?! Рану мучительно захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Кикё между тем медленно кивнул. Наоми сверкнула улыбкой:
- Ему понравится!
Она прильнула к юноше и поцеловала его в губы. Ошеломлённый Ран не пошевелился.
- Не нужно так спешить, - Кикё взял девушку за плечи. Она откинула голову ему на грудь и призывно улыбнулась Рану. - Иди в постель, Ран-кун.
Юноша нерешительно сел на край кровати. Наоми, покачивая бёдрами, пересекла комнату и остановилась в шаге перед ним. Кикё встал за спиной девушки и вынул из её волос заколку. Волна блестящих чёрных волос прокатилась по её плечам и остановилась у талии. Ран затаил дыхание: зрелище было почти таким же, как тогда, когда Кикё снимал шлем.
- Смотри внимательно, Ран-кун, - Кикё расстегнул молнию на платье Наоми, и девушка выскользнула из него, оставшись в чёрном белье и высоких сапогах. - Разве это зрелище не прекрасно?
Его ладони легли поверх чёрного атласа бюстгальтера. Наоми прикрыла глаза и облизнула губы. Кикё посмотрел Рану в глаза, и юноша почувствовал, что возбуждается от одного этого взгляда. Старший гонщик между тем заставил девушку слегка нагнуться и опереться коленом о кровать. Её волосы коснулись покрывала. Ран протянул к ним руку, не решаясь дотронуться.
- Смелее, - негромко сказал Кикё. Наоми поощряюще улыбнулась.
Они были мягкими, гладкими и бесконечно длинными. Ран закрыл глаза, представляя, что под его рукой - волосы Кикё. Поэтому прикосновение рук Наоми, потянувшей вверх его футболку, оказалось для юноши неожиданным. Он дёрнулся, едва не подпрыгнув. Кикё мягко рассмеялся:
- Не сопротивляйся, Ран-кун.
Юноша сглотнул и позволил Наоми снять с себя всё, кроме белья - на этом её остановил нахмурившийся Кикё. Он подтолкнул девушку ближе к кровати; её колени оказались вплотную к бёдрам Рана. Кикё расстегнул её бюстгальтер.
- Ну же, Ран-кун! Дотронься.
Ран коснулся кончиками пальцев твёрдого тёмного соска. Кикё накрыл его руку своей, прижимая ближе, заставляя целиком взять в ладонь маленькую упругую грудь.
- Тебе нравится?
Юноша кивнул. Ощущать прикосновения рук любовника всегда было блаженством.
- Хм... Дай мне руку.
Ран протянул вторую руку. Кикё положил сверху свою и чуть нажал, показывая, куда нужно двигаться.
- Смотри, Ран-кун. Женщинам нравится, когда ты делаешь так, - он развёл указательный и средний пальцы юноши и свёл их снова, захватив сосок Наоми. Та застонала и повела головой от плеча к плечу. Волосы упали ей на грудь - поверх рук Рана.
- Ещё им нравится... - Кикё слегка усилил хватку другой руки, заставляя Рана сжать грудь Наоми. Девушка подалась вперёд:
- О да!..
- Но самое главное - это когда ты делаешь так... - Кикё повёл обе ладони Рана вниз, до бёдер девушки, где и высвободил. Ран глянул на любовника с недоумением, но тот поудобнее обнял Наоми за талию, а другой рукой снова взял руку Рана и направил между ног девушки. Наоми со стоном потёрлась о его пальцы. Её трусики были мокрыми, и Ран едва не отдёрнул руку.
- Женщины устроены очень мудро, Ран-кун, - Кикё опустил подбородок на плечо Наоми. Два водопада волос перемешались, делая их обладателей единым фантастическим существом. - Им не нужна смазка.
Повинуясь рукам Кикё, Наоми наклонилась ещё больше и оперлась руками о кровать. Гонщик потянул вниз её трусики.
- Ран-кун, тебе видно?
Юноша подвинулся, чтобы лучше рассмотреть стройные, но округлые бёдра и ягодицы и поблёскивающий от влаги алый холмик между ног девушки. Впрочем, анус показался ему привлекательнее. А Кикё словно читал мысли:
- Тебе нужно будет сделать всё так, как положено делать с женщиной, Ран-кун. Поэтому изучи там всё досконально.
Ран замер в нерешительности. Дотрагиваться до девушки не хотелось. Кикё покачал головой:
- Ох, Ран-кун...
И снова юноше не пришлось делать ничего самому: рука Кикё уверенно направила его пальцы в горячую влажную глубину. Наоми застонала и качнула бёдрами.
- Она хочет тебя, - улыбнулся старший гонщик. Ран затряс головой:
- Кикё!..
- Ну же, Ран-кун. Будь мужчиной. Я знаю, что ты любишь только меня. Поэтому я здесь, с тобой. Это не измена, мой мальчик - это просто этап взросления.
- Но я... Я не... - Ран покраснел.
- О, - протянул Кикё. - Я вижу. Но мы это исправим.
Он поцеловал Рана так жадно, что юноша забыл, где он и с кем. Существовал только Кикё, только его губы, только его волосы, только его руки...
- Нет-нет-нет, - Кикё отстранился, и Ран едва не застонал от несправедливости. - Ты сделаешь это с Наоми. Но я, - он улыбнулся, и у Рана потемнело в глазах, - я буду рядом.
С этими словами он развернул юношу к Наоми. Девушка опустила голову на руки. Её волосы растеклись по кровати шёлковыми ручейками; бёдра подрагивали. Кикё раздел Рана до конца и сжал его полувозбуждённый член, моментально на это отозвавшийся. Юноша со свистом втянул воздух, но тут знакомое прикосновение сменилось незнакомым. Кикё надевал ему презерватив.
Это было правильно: его единственный партнёр - Кикё, и ни к чему рисковать здоровьем друг друга, особенно с какой-то женщиной.
- Дальше ты сам, - судя по звукам, Кикё возился с собственной одеждой. - Надеюсь, ты ничего не перепутаешь?
Поза Наоми давала хороший обзор. Ран вошёл во влагалище Наоми, поражаясь тому, какое оно скользкое и просторное. Ощущения были гораздо слабее тех, к которым он привык.
- Двигайся, - отрывисто скомандовал Кикё. Он дышал так, словно... словно был возбуждён. Неужели ему нравится, что Ран занимается сексом с женщиной?
Ран повиновался, как повиновался бы старшему пилоту на трассе. Наоми задвигалась в такт, ритмично постанывая. Однако спустя какую-то минуту Ран чуть не остановился, ощутив, как прохладные пальцы Кикё гладят и раздвигают его ягодицы.
- Продолжай, Ран-кун, - прошептал юноше на ухо старший гонщик.
Ран стиснул зубы, ожидая знакомой короткой боли, немедленно переходящей в удовольствие - и Кикё вошёл в него, идеально вливаясь в ритм, так, как перестраивался в дорожном потоке на своём порше. Боль не спешила проходить - необходимость двигаться в Наоми не позволяла расслабиться - но Ран ощутил, как нарастает наслаждение. Ощущать Кикё в себе было так правильно, что можно было уже не думать о прикосновениях к чужеродному, нежеланному женскому телу. Можно было закрыть глаза и позволить любовнику задавать ритм и наращивать темп до тех пор, пока...
Плоть Наоми сжалась вокруг члена Рана, пульсируя, и он кончил через несколько движений. Девушка вывернулась и откатилась в сторону, тяжело дыша. Повинуясь напору Кикё, Ран лёг на кровать лицом вниз и ещё несколько минут вбирал всю страсть любовника. Наконец, Кикё лёг рядом и обнял юношу. Его ладони заскользили по спине Рана. Тот зарылся лицом в разметавшиеся иссиня-чёрные волосы.
- Только ты... Только тебя... Никого больше!
Кровать скрипнула. Каблуки простучали по полу. Тихо открылась и закрылась дверь.
- Только ты, Кикё! И никогда, никогда, никогда...

(продолжение следует)

@музыка: Джон Хилл

@темы: Ая и Хлоэ, F1, графомань

---

Баттону 30

Я надеялась на какую-нибудь официальную новость на сайте Дженсона, но нет....(((
Зато до меня дошло, без чего он не выходит из дома)) без трусов и тёмных очков)))
Утащила вот фанарт из галереи (и почему там все так любят всё засовывать во флеш-плеер??)

С юбилеем тебя, чемпион! Не сдавай позиции!

@темы: Дженсон Баттон, F1

---

чем ещё заняться в межсезонье, как не продолжением)))

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 7

*
Ехали без остановок. К ночи синяя ламборгини свернула с Южного автобана в Грац. Синигами заказал ужин, не дав Эдварду посмотреть меню; расторопный официант налил обоим в бокалы минеральную воду. Фудзимия продолжал молчать, как молчал всю дорогу. Эдвард поковырялся в тарелке. В машине можно было спать; здесь не оставалось ничего другого, кроме как начать разговор.
- Чем вы занимались эти два месяца? – светским тоном осведомился он.
- Ждал вашего звонка, – просто сказал Синигами.
Эдвард выпрямил спину, но отвёл глаза.
- Я подумал, что вам ни к чему такой неудачник. Я же упустил в своей жизни всё, что можно. Я вас не заслуживаю.
- Это уже мне виднее, - сообщил японец, пересаживаясь поближе к художнику и обнимая его за плечи. – Ешьте, вам нужны силы. На ночь.
Эдвард не сделал попытки прикоснуться в ответ, но, видимо, Синигами хватило и того, что румын повернул голову и уткнулся лбом в его плечо.
Они сидели так, пока Эдвард не начал засыпать. В чувство художника привела попытка Синигами подхватить его на руки. Эдвард отпрянул и покачал головой.
- Тогда придётся идти, - Фудзимия взял его за руку, - на пятый этаж. Очень далеко.
Не успела за ними закрыться дверь номера, как Синигами потащил любовника в ванную.
- Вас надо как следует вымыть с дороги. Это не обсуждается.
Румын в нерешительности стоял в тёмной прихожей:
- Не нужно. Пожалуйста. Там очень ярко. Я… На меня не стоит смотреть.
Синигами приложил ладонь к лицу: задумался.
- Хорошо, - сообщил он почти сразу. – Мы погасим свет. Будем приводить вас в порядок на ощупь.
Эдвард торопливо разделся, шагнул под душ и сжался в ожидании прикосновений Синигами. Ночь грозила обернуться очередным витком мелодрамы, и Эдвард решил сделать последнюю попытку:
- Если можно… я хотел бы обойтись без этого. Простите.
Дверь хлопнула, закрываясь. Зажёгся свет. За занавеску никто не вторгся.
*
- Спасибо, - завернувшийся в халат Эдвард старался не смотреть на Фудзимию. Тот молча прошёл в ванную и надолго заперся там.
Эдвард не уснул. Привыкнув к темноте, он глядел, как Синигами нерешительно садится на кровать.
- Идите сюда, - тихо позвал художник.
Японец мгновенно оказался рядом и попытался обнять, но Эдвард выставил ладонь:
- Ложитесь.
Синигами медленно опустился на спину. Эдвард сел и коснулся кончиком указательного пальца его груди.
- Мне хотелось бы порисовать. Я не делал этого дольше, чем не видел вас.
Он сделал паузу.
- Давайте включим свет, - почти сразу предложил Синигами.
- Не надо. Это можно делать на ощупь. Я буду рисовать на вас. Можно?
- Да.
Палец Эдварда невесомо заскользил по гладкой коже японца.
- Вы не видите, что я рисую, но я вам расскажу. Это вы. Ваше плечо – я не видел плеч выразительнее. Ваша рука на руле. Вы ведёте машину. К сожалению, я выбрал не тот масштаб, но сейчас я нарисую её отдельно. – Теперь художник касался живота Синигами. – Вот она, коллекционная красавица. Не думайте, я разглядел, просто никакая машина не сравнится с вами. Вас я тоже нарисую, - рука Эдварда спустилась ниже, и Синигами напрягся, - ещё раз. Вот ваше лицо. А вот моя ладонь прикасается к нему. Примерно так… - Эдвард дотронулся до щеки Фудзимии. Наклонился, укрывая его лицо волосами.
- Можно вас поцеловать? – хрипло прошептал Синигами. – Пожалуйста.
Эдвард не стал отвечать словами.
Пока губы Фудзимии исследовали его лицо, румын полностью отдался осязанию.
- Я помню… Я всё правильно тогда запомнил… Я вас не забыл…
- И я, - Синигами улыбнулся, - наконец-то вас узнал. Там, в Румынии, был кто-то другой. Но теперь – это вы. Я сразу понял, что нужно подождать. Что нельзя просто взять и получить такое сокровище. Как в сказках. А сейчас я вас наконец-то нашёл. И больше не отпущу.
- Ваши шрамы… Вы неповторимы, абсолютно, совершенно. Подождите! Что это у вас на руке? Раньше здесь ничего не было, - Эдвард оторвался от Синигами и попытался найти глазами его глаза, но в темноте ему это не удалось.
- Нечем гордиться, - голос японца снова стал бесцветным. – Выждал месяц с… Италии. Решил, что вас уже не обеспокою. Полежал в больнице. Потом подшлифовал лазером. Вся история.
- О господи, - Эдвард обнял любовника и прижался лицом к его груди, - Ай!
- Что с вами? – поднял голову Синигами.
- Нос ещё не зажил, - с деланной бодростью ответил художник, - после перелома.
- Как же так? – японец провёл кончиками пальцев по лицу Эдварда. – Нельзя ломать… мой нос. Вы могли повредить веснушки.
- Это неровный загар, - назидательно произнёс румын. – Ох, кажется, мне этот сон уже снился.
- Сон? – недоумённо переспросил гонщик.
- Вы мне снитесь, - подтвердил Эдвард.
- А что вам снится?
- Простите, я не так сказал. Вот сейчас вы мне снитесь. Это же сон. Сон, в котором можно ехать на уникальной машине, обнимать сказочного принца и рисовать, снова рисовать…
- Это везде можно, - Синигами поцеловал Эдварда в висок. – Вам нужна виза в Японию.
- Надо же, - художник ответил поцелуем куда-то в подбородок, - во сне тоже надо делать визу. Совсем как в жизни.
Синигами развернул его лицо, словно хотел увидеть на нём что-то в темноте.
- Это не сон.
Эдвард улыбнулся, глядя мимо гонщика.
- Не могу в это поверить, простите.
- Поверьте, пожалуйста. Я устал быть ненастоящим.
Эдвард нашёл его губы. Они оказались совсем как настоящие. Это был хороший сон.
Ещё лучше стало, когда Синигами начал покрывать поцелуями его колени, а потом поднялся вверх по бёдрам. Там он задержался и поглядел на Эдварда:
- Можно?
Тот скомкал в кулаке простыню.
- Да что ж вы спрашиваете?..
Синигами улыбнулся и склонился над его членом. Многолетний опыт гонщика против двухмесячного воздержания – финал был закономерен и очень скор. Вытерев губы, Фудзимия перевернул Эдварда на живот, наскоро подготовил и вошёл в него. Расслабившийся после оргазма Эдвард быстро приспособился к чужому присутствию внутри себя и начал двигаться в такт Синигами. Тот, судя по дыханию, высоко оценил такую ответную реакцию. Ещё он явно вознамерился насладиться ею подольше, и Эдвард порядком утомился к моменту, когда Синигами наконец вытянулся рядом с ним и зарылся лицом в растрепавшиеся волосы. Так лежать было очень уютно, и художника стало клонить в сон. Фудзимия шептал что-то ласковое на японском. Эдвард закрыл глаза.
- Извините, - тихо сказал вдруг Синигами, - мы не могли бы поговорить? Я… отвык. Никогда особенно не привыкал. Вам проще учить язык в одиночку или в группе? Японский. Его удобнее знать, чтобы жить в Японии.
- Мне проще… а, знаете, там посмотрим. Можно спросить… почему вы пытались покончить с собой?
- Я ещё в Италии хотел.
- Хорошо, что вы образумились. Но скажите… это ведь не из-за меня?
- Из-за вас я живу.
- Хотя бы вас я не потерял, - прошептал Эдвард. Синигами услышал.
- Ваш ребёнок…
- Вероятно, будет знать, что он мой, - пожал плечами художник. – Его мать хорошо ко мне относится. Несмотря ни на что. Она просто считает меня неспособным на заботу и ответственность.
Он поднялся с кровати.
- Простите. Мне, кажется, нужно выпить.
- Я с вами.
Эдвард извлёк из мини-бара бутылку виски.
- Будете?
Синигами кивнул, но тут же накрыл пальцы Эдварда своими.
- Стойте. - Бутылка перекочевала к нему в руки и мгновенно куда-то исчезла, а сам он обнял художника. – Я обещал себе, что брошу, если вы будете со мной. Вам, конечно… сложно себе представить, насколько… - японец замялся. – Словом, это важное для меня решение. Я хотел похвастаться.
Он налил себе минеральной воды и с гордостью посмотрел на румына.
Эдвард отвёл глаза от цветущего, как с картинки, гонщика, вспоминая ядовитый зеркальный смех.
- Хорошо. Правильно… Я тоже…
Синигами крепко обнял его.
- Ты будешь со мной? Пожалуйста.
- Меня трудно вынести, - вздохнул Эдвард. – Когда я рисую, я… не слишком склонен к общению…
- Вы будете рисовать? – с надеждой перебил японец. – Я купил какой-то…
Он быстро прошёл в другую комнату и вернулся с коробкой.
- …Вот. Планшет. Я ничего в этом не понимаю. Я просил самый лучший.
- О господи, - Эдвард застыл, держа в руках планшетный НР. – Вы отдаёте себе отчёт, что это провокация? Я же теперь до утра буду рисовать.
- А я – спать, – улыбнулся Фудзимия. – Можете зажечь свет. Только никуда не уходите.
*
- Ничего, если я закурю? – журналист Риндо откинулся в кресле и открыл ноутбук. Ран не понимал, зачем во время разговора нужен ноут, но кто их, этих умников, разберёт. Курить в палате, разумеется, было нельзя.
«И ладно, - мстительно подумал юноша, - пусть побегают. А мы вот хотим – и курим. Надоели.»
- Так вот, - продолжал журналист, – о Сионе. Вы, разумеется, знаете, что он был моим близким другом, и, возможно, даже помните мои визиты на ваш… на ваш ипподром, – он скривился. – Так что неудивительно, что мне хотелось бы знать, что… Неудачная какая-то фраза. В общем, понятно. Сигарету?
Ран помотал головой, насколько позволяли трубки и проводки, и закашлялся.
- Знаете, Ран, - Риндо всё не подносил к сигарете зажигалку, - как вас окрестила пресса? Синигами. Забавно, да? За Сионом пришёл бог смерти… и записал его имя в тетрадочку. Или как там это у вас делается. Скажите, а он правда закрыл «калитку» - как утверждает ваш адвокат – или всё-таки по телевизору правду показали?
Гонщик стиснул зубы.
- Я… Я не должен был обгонять. – он снова закашлялся.
- А, то есть «калитка» была открыта? Всё дело в вашей… ловкости?
*
- Ран, - надрывался Куроюри в наушнике, - давай, давай, давай! Покажи этим гайдзинам, чего ты стоишь!
Фудзимия скорее почувствовал, чем увидел, что пронёсся мимо ещё одного болида. Да здравствует Бенеттон, да здравствует Вильямс, да здравствует Феррари, да здравствует Англия, да здравствует этот дурацкий Сильверстоун – мы первые! Слава Небу, мы первые, первые, пер-вы-е! Впереди уверенно шёл Сион, Ран сидел у него на пятках, а следом – только третьим! – летел Михаэль Шумахер. Чудо, которого так ждала вся страна и в которое никто не верил, свершилось. Команда аутсайдеров из далёкой страны сделала всю их гордую Европу – и ничто уже не изменится, до финиша полтора круга… нет, круг, всего круг!
- Не делай этого, Ран, - голос Куроюри изменился. – Ран, не делай этого. Ран!
Фудзимия не слушал. Впереди был только Сион и финиш. Финиш – и возможность доказать, что Рану не зря дали шанс. Возможность реабилитироваться. В голове проносились безумные картины. Ран поливает шампанским Сиона и треклятого Михаэля. Сион жмёт руку Рану и говорит: «Я горжусь тем, что учил тебя.» Кикё смеётся и целует его – открыто, при всей команде. Кикё!..
Сион лидировал, но Ран не сдавался. Сейчас будет поворот. Сион вынужден будет немного сбросить скорость, а Ран – нет; сбрасывать скорость он не станет, это рискованно, но он проскочит поворот на трёхстах двадцати, и, будь всё проклято, прилетит к финишу, как на крыльях. Да, это риск, но он, Фудзимия Ран, величайший гонщик тысячелетия, рискнёт, сыграет ва-банк и победит! Ну же, Сион, ну же!
*
- …Но зачем? – Риндо поднял бровь и спрятал зажигалку. Сигарета в его зубах так и осталась незажжённой.
- Я… Я хотел ему доказать.
- …Что ты лучше, чем он?
- Нет, - Ран задыхался, - что я… Что я чего-то стою, несмотря на… Несмотря ни на что.
- Несмотря – на что именно?
*
- Тише, Ран-кун, тише, - шептал Кикё, гладя любовника по волосам, - не стоит так волноваться. Я всё устроил. Ведь я уже очень опытный спортсмен, как выражаются комментаторы, мне пора на покой…
- Кикё! – юноша отпрянул, - Никогда так не говори! Ты великий гонщик, ты…
- Но Сиону я уступаю. Я никогда не решился бы рисковать на трассе, как это делает он. К тому же роль второго пилота - обеспечивать победу первого, а не побеждать самому.
- Ты просто добрый, Кикё! Ты заботливый, ты не хочешь аварий… - Кикё закрыл ему рот поцелуем.
Ран, сидевший на капоте спиной ко входу в ангар, не сразу понял, почему его любовник вдруг словно застыл на месте, а потом медленно отстранился. Сион стоял у своего болида и пристально смотрел на целующихся. Потом развернулся и молча вышел, оставив растерянную парочку наедине.
*
- И ты решил, что больше он не считает тебя человеком, - покачал головой журналист. – Ай-ай-ай, хорошо же ты его знал. Подумал, будто он не позволит тебе заменять Кикё? Сион ведь был…
Ран изо всех сил стиснул край одеяла.
- Сион был моим учителем. Я его убил.
*
- Фудзимия-сан, - Кинугава пристально посмотрел в глаза своего клиента, и тому стало не по себе, - зачем вы давали интервью в моё отсутствие?
- Это… это было не интервью. – Ран потупился.
- А что же – дружеская беседа? У этого Риндо полная запись вашего разговора, видеозапись; никто не поверит, будто вы не знали, что вас снимают.
Ран опустил голову ещё ниже.
- То, что я сказал ему, - правда.
- Разумеется, Фудзимия-сан, разумеется; только кому есть до этого дело? Команда профессионалов работает над тем, чтобы вас оправдали, чтобы вам не пришлось оставить спорт из-за этого несчастного случая, а что делаете вы? Вы изо всех сил нам мешаете, – от любезного тона адвоката по коже Рана пробежали мурашки. – Теперь к иску семьи погибшего добавился новый. Довольны? Ваш, как вы сказали в интервью, любовник утверждает, что вы не просто склонили, а принудили его к половому акту с вами при помощи шантажа и угроз. Понимаете? Теперь в глазах общества вы не только убийца, но и насильник.
Насильник? Гонщик заморгал. Этого не может быть. Только не Кикё. Кикё не стал бы… Они же любят друг друга, они же всю жизнь будут вместе! На глаза навернулись слёзы. Нет. Всё правильно. Он, Ран – просто бессовестный убийца. Никто не захочет с ним быть. Поделом тебе, Синигами…
*
Доли секунды растянулись в бесконечные часы. Звуки в наушниках слились в невнятный, ненужный сейчас гул. Болид Сиона медленно, страшно медленно для летящей на трёх сотнях машины снижал скорость перед поворотом, и так же медленно открывалась калитка. Если не тормозить, если – ну конечно же! – прибавить газу и взять минимальный радиус… Да чёрт с ней, с перегрузкой! Чёрт с ним, с интервалом! Сиона можно обойти!
Ран рванулся в узкий, едва колёсам пройти, просвет. Крик Куроюри заглушил даже рёвущий в крови адреналин…
…Перед глазами юного гонщика оказался не чистый асфальт победной прямой, а створ ограды; ремни врезались в плечи; руль больше не слушался. Что-то вминалось в рёбра и спину, что-то переворачивалось там, снаружи кабины. Потом стало жарко и нечем дышать. С последним глотком воздуха ненадолго пришла боль.
*
- Ран! – Эдвард уже несколько минут тряс японца за плечи, однако тот только стонал и скрипел зубами, не в силах очнуться от кошмара.
- Ран, проснись!
Гонщик попытался сбросить руки Эдварда, но тому придал сил страх за любовника. Он рывком поднял Синигами и прижал к себе. Тот что-то крикнул по-японски, резко дёрнулся и открыл глаза.
- Ну, всё в порядке… - успокаивающе зашептал художник. Это было преждевременно: Фудзимия невидяще зашарил по нему руками, пока наконец не застыл, крепко вцепившись в плечи. Его лихорадочное дыхание постепенно выравнивалось.
- Ран, - Эдвард обнял любовника поудобнее и принялся укачивать, словно ребёнка, - Ран, ты меня слышишь?
- Эдвард… - не сразу ответил Фудзимия. Голос его не слушался. – Эдо…
- Я здесь, Ран. Это был просто сон. Всё хорошо. Это неправда.
- …и не больно...
Гонщик закрыл глаза и откинулся на подушку, увлекая румына за собой. Руки Эдварда начали неметь от тяжести тела Синигами, зато у того наконец-то стало успокаиваться бешено колотящееся сердце.
- Ты рисовал. Я тебя отвлёк, - наконец произнёс Фудзимия. – Извини.
Эдвард потянул его, чтобы лечь на бок лицом друг к другу.
- Что тебе снилось?
- Неважно, - гонщик уткнулся лицом Эдварду в грудь. Тот погладил его по спине. Ран вздрогнул было, но тут же расслабленно вздохнул.
- Авария снилась? – художник осторожно провёл пальцами вдоль покрытой шрамами спины, но Синигами теперь дышал спокойно.
- Неважно. Да, авария. Снилось, как я горел. - Фудзимия поцеловал любовника в плечо. – Пойду в душ. Я быстро. – Он посмотрел на Эдварда и улыбнулся. – Спасибо, Эдо.
*
Компьютер уже ощутимо грел колено сквозь одеяло, а Фудзимия до сих пор был в душе. Эдвард сохранил файл и поднялся.
В ванной горел свет, но шума воды слышно не было. За дверью художник обнаружил своего любовника лежащим на полу. Глаза гонщика были закрыты. По телу Эдварда пробежали мурашки, хотя босые ноги чувствовали тёплый кафель. Румын наклонился над любовником:
- Ран?
Тот резко открыл глаза и поднялся:
- Всё в порядке.
Эдвард с сомнением поглядел на Синигами, но гонщик чуть улыбнулся и обнял его.
- Пойдём в постель?
В постели всё действительно оказалось более чем в порядке.
*
…Мост Риальто качался вместе с ослепительно синим небом, и Синигами смеялся, прижимая Эдварда к груди, а прохожие замирали и провожали влюблённых взглядами, вскидывая камеры навстречу их счастью...
…витражи Санта-Кроче, благословляя, раскрашивали сплётшиеся пальцы – бледные и изящные со смуглыми и сильными...
…тысячелетние камни плавились от солнца, но в тени колонн храма Сатурна можно было смотреть глаза в глаза поверх очков, вместо поцелуя по очереди прикасаясь губами к ледяному стеклянному горлышку...
*
- Сейчас… секунду… - выдохнул Эдвард, делая кадр за кадром: пальцы вцепились в край скалы, мышцы под гладкой кожей напряжены до предела, в красных волосах запутался ветер, а глаза видят только цель… - Господи, Ран, как же ты прекрасен! Ты моя лучшая, лучшая модель!
Фудзимия хмыкнул. Эдвард запоздало сообразил, что нужно было бы помочь ему взобраться наверх, но гонщик вполне справился сам. Сейчас он как раз отряхивал рубашку.
- Стой! Замри! – художник не простил бы себе, упусти он профиль Синигами в лучах заката. – Поверни голову… да! Именно так!
Теперь общий план. Как всё-таки удачно смотрится азиатская кожа на фоне белой ткани.
- Опусти левую руку. Нет, другую левую… Да. Теперь повернись. Да нет, ну что ты… А, ладно… Чёрт!
Нога Эдварда скользнула вниз, теряя опору на осыпающихся камнях. Синигами встревоженно обернулся, но художник уже отходил от края обрыва, по-прежнему не отрываясь от видоискателя.
- Расстегни верхнюю пуговицу.
Гонщик свёл брови:
- Эдвард.
- Пожалуйста, Ран. Ты не представляешь, какие у тебя красивые руки.
Фудзимия с непроницаемым лицом выполнил просьбу.
- Ещё.
- Нет.
Эдвард опустил фотоаппарат. Их глаза встретились.
- Ран...
Выражение лица гонщика не изменилось.
- Я поставлю этот снимок себе на рабочий стол.
Вторая пуговица рассталась с петлёй.
- Он будет только моим.
Третья.
- И ты...
Гонщик повёл плечами, снимая рубашку.
- Не так быстро! - замахал рукой Эдвард. Фудзимия подчинился.
- Какая пластика... - румын не заметил, что произнёс это вслух. А его модель уже тянулась к пряжке ремня.
- Подожди! Фон не тот. Отойди чуть правее и ближе сюда. И не спеши - положи руку на пояс...
Снимать снизу вверх удобнее всего оказалось с капота ламборгини. Раздевшийся до белья Синигами казался статуей - он принимал нужные позы, не выражая никаких эмоций, но его полуопущенные веки молчали обо всём, что нужно.
А потом в фотоаппарате закончилась вся необъятная память. Эдвард со вздохом завёл руки за голову, вытягиваясь на капоте и на ощупь опуская камеру за ремень на землю. Машина качнулась. Он поднял голову. Опираясь коленом о капот, над ним нависал обнажённый Фудзимия со ставшим вдруг очень красноречивым взглядом.
- Разгляди я тебя раньше, - прошептал Эдвард на ухо любовнику, пока тот снимал с него футболку и джинсы, - я стал бы твоим... как это... мальчиком-фанатом. - Он подался бёдрами навстречу каменному члену Синигами и потёрся об него. - Мастурбировал бы на твой постер. - Ладони Фудзимии сжали ягодицы художника, и тот застонал. - Кончал бы, представляя, как ты берёшь меня на капоте болида... Ран? Что-то не так?
Синигами не обернулся, подбирая с земли разбросанную одежду. Всё так же молча и не глядя на Эдварда он сел в машину, завёл двигатель и только после этого произнёс:
- В гостинице удобнее. В кровати. Капот пыльный.
Эдвард закусил губу и подобрал фотоаппарат. Было слишком бестактно напоминать Синигами о так неудачно сложившейся карьере. Ничего. В отеле он это исправит.

@темы: Ая и Хлоэ, F1, графомань

---

С Новым Годом!!!

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 6

*
От планшета Эдварда заставил оторваться только звук открывающейся двери. Синигами подошёл и встал за плечом художника, целомудренно опустив глаза:
- Можно посмотреть?
- Конечно, - Эдвард отодвинулся от ноутбука. – Я же вас рисовал. Конечно, это только набросок, ни фона, ни деталей одежды, да и вообще это должно писаться маслом…
На экране человек с красными волосами гордо разворачивал плечи от нагромождения обломков на переднем плане к линии горизонта на задней.
- Это не я.
Эдвард удивлённо вскинул глаза на гонщика.
- Вы нарисовали совсем другого человека. Он тоже был гонщиком. – Фудзимия замолчал, потом добавил. – Он был моим учителем и… погиб вскоре после того, как я пришёл в команду. Но я – плохой ученик.
- Раз сходство так заметно, значит, хороший, - убеждённо произнёс Эдвард. – Вы не возражаете, если я ещё порисую?
- Можно смотреть? – спросил Синигами. – Или вас совсем оставить?
- Можно, конечно. Но это скучно. В моей работе интересен только результат… первые две минуты. А процесс… Сначала всем интересно, потом всем же надоедает. Поэтому со мной никто долго не выдерживает. Удивительно, что Кристина уже два года всё это терпит…
- Меня необязательно развлекать, - перебил Синигами, осторожно устраивая руку на талии Эдварда.
Художник обернулся к нему с благодарной улыбкой, поцеловал и продолжил было работу, но в кармане его джинс тревожно завибрировала токката и фуга ре минор. Он достал трубку:
- Слушаю, - сказал он по-румынски.
После нескольких секунд молчания он поднялся, сделал извиняющуюся гримасу и вышел в коридор. Вернулся только через десять минут. Рухнул на кровать.
- Здесь есть что-нибудь выпить? Чем крепче, тем лучше.
Синигами подошёл к бару.
- Виски. Джин. Водка. Идите сюда.
- Водка, - Эдвард тяжело поднялся. – Такое нужно запивать водкой.
Фудзимия налил прозрачную жидкость в коньячный бокал.
- Пейте.
Забрав пустой бокал, Синигами обнял Эдварда.
- Рассказывайте. Это тоже нужно.
Румын горько рассмеялся:
- Я лучше покажу.
Синигами вопросительно посмотрел на него. Эдвард сел за компьютер и достал лист с паролем гостиничного вай-фая.
- Запросите своё имя в поиске по дате. Или лучше в новостях. Или сразу в картинках.
Гугль предъявлял на всеобщее обозрение холл отеля де Пари, парковку у генуэзского ресторана и даже случайный обрезанный кадр из клуба с текстильным названием. Растиражированную по всем жёлтым медиа статью он тоже не скрывал. В том числе её версию на румынском.
- Вот, - махнул Эдвард пером на дисплей, - Кристине подружки ссылку скинули.
- Всё из-за меня, - тихо сказал Синигами.
- Я думал, мы с ней всё уладим. Раньше же… Но Кристина – православная. Она не станет воспитывать ребёнка с гомосексуалистом. А я не знал даже! Она хотела мне сказать, когда я вернусь… - Эдвард закусил палец.
- Идите сюда, - Фудзимия привлёк его к себе. – Сейчас закажем ещё водки.
Эдвард уткнулся ему в плечо.
- Не представляю, что делать. Кристина меня не простит. Она… она уже вещи собрала.
- Вы просто больше не будете грешить, - Синигами погладил его по волосам. – Вы верите в бога?
- Я… плохой верующий, - прошептал Эдвард. – Как вы могли заметить…
Теперь Синигами гладил его по спине.
- Всё хорошо. Ничего страшного или непоправимого не случилось. Вы ведь позволите нам остаться друзьями? Мы увидимся ещё много раз. Я покажу вам, и вашей жене, и вашему ребёнку Японию. Да что там, мы объедем весь мир. А сейчас вы пойдёте в церковь. Вы ведь православный? Вас примут католики, и вы исповедуетесь. А я тем временем закажу вам отдельный самолёт, хотите? Или просто билет на самолёт. И уже к вечеру вы будете дома. Попросите прощения у невесты. Машины перегонят через пару дней. Всё хорошо.
- Ничего не получится. Кристина не меняет своих решений. И она… сказала, что я в любом случае не гожусь… Что ей очень жаль, и если бы не возраст… И не вера…
- Получится. Она православная. Она беременна. Она вас любит. Всё получится, - Синигами подтолкнул Эдварда к двери. – Идите.
*
Синигами встретил Эдварда на пороге и попытался обнять. Тот стряхнул его руки, но гонщик был сильнее. В его руках Эдварда постепенно перестала бить дрожь.
- Рассказывайте, - Фудзимия потянулся за чайником, продолжая крепко удерживать Эдварда одной рукой.
- Вы говорили, что Кристина меня любит… - глухо произнёс Эдвард. – Она-то – может быть, а я… Да нет, и она… она была со мной, потому что думала, что мне это нужно. Только ради меня. А я… Я бред несу, вы не слушайте…
- Я не слушаю, - Синигами принялся почти неощутимо его укачивать. – Вы говорите.
- Я не был готов создать семью. Всё из-за этого. Я и сейчас не готов, но если у моего ребёнка её не будет… Семья – это очень важно. Не знаю, что со мной было бы, если бы не моя семья…
- Понимаю, - Фудзимия прижал голову румына к своему плечу. – Если бы у меня могла быть семья, я бы всё сделал.
Эдвард вцепился в него, как утопающий.
- Я такой эгоист... Мне нужно думать о том, какими словами вымаливать прощение, а мне хочется…
- Ну тише, тише. Вы были в церкви?
- Был… Мне итальянского не хватило…
- Пойдёте в Румынии. Ну что вы опять дрожите? Поехать с вами? Или оставить вас? Или поедем в аэропорт?
- Подождите, - Эдвард коснулся лица Синигами подрагивающими губами, - Подождите, - его пальцы лихорадочно заметались по застёжкам одежды японца. – У нас ведь есть время, да? Пусть будет последний раз…
- Не надо, - беспомощно прошептал только что такой уверенный и спокойный гонщик.
- Нет. У меня ведь никогда больше не будет… ни губ ваших… ни рук… ничего… Никогда… - Эдвард покрыл поцелуями шею Синигами и грудь в вырезе футболки.
- А у меня что будет? – Фудзимия закрыл глаза, не останавливая художника, но и не делая ни единого движения.
- У вас будет всё, что вы захотите… Вы молоды. Вы свободны. Вы так невероятно красивы, - Эдвард увлёк Синигами за собой на кровать, прижался к нему, взял в ладони его лицо и поцеловал в губы.
Фудзимия со вздохом ответил на поцелуй, делая его из лихорадочного нежным и долгим. Потом принялся медленно раздевать художника, исследуя обнажающиеся участки губами и языком. Эдвард тоже не прекращал прикосновений.
- Я хочу запомнить тебя. Всего запомнить. Чтобы потом всегда искать и никогда не найти…
Синигами прижал его к себе – крепко, до боли.
- Глупый, глупый, глупый, хороший… Всё у тебя будет хорошо, милый…
Потом стало не до слов.
*
Эдвард уткнулся лицом в подушку: напряжение, не рассеявшееся в ослепительном удовольствии, покидало тело судорожными всхлипами. Синигами прижал его к груди и погладил по волосам.
- Знаете, дети хорошо растут, если о них заботятся. И неважно, под одной ли крышей спят родители, - он мягко захватил губами нос художника. Тот улыбнулся помимо воли, но улыбка сделалась прозрачной и исчезла.
- Я не способен ни о ком заботиться. Мне это… вполне ясно дали понять.
Руки Синигами неспешными движениями заскользили по его спине, а губы коснулись уха.
- Вы такое рисуете. Вы такое видите. Вы мне рассвет подарили. Мне никто ничего такого никогда… Вы такой красивый. И у вас такие эмоции удивительные. И талант. Вы сокровище. Если бы у меня такое было, я бы всё время… я бы всё для вас делал. Хотите луну с неба? Хотите личную выставку? Хотите, - он на мгновение осёкся, но решительно продолжил, - хотите меня?
Эдвард закрыл глаза и стиснул зубы.
- Я всё буду делать, правда, всё на свете, - лихорадка, казалось, завладела теперь Фудзимией, - только чтобы вас ещё чуть-чуть подержать.
- Знаете, что Кристина первым делом сказала, когда позвонила? – невыразительно прошептал Эдвард. – Она извинилась. Она. Передо мной. За то, что два года не могла распознать, что мне нужно. Ну разве можно с ней так?
- Нельзя, - Синигами разжал объятия и поднялся. – Простите меня. Идите в душ, и уже нужно ехать. Простите.
*
Эдвард закинул на плечо ремень кофра.
- Простите, что так получилось. Я надеялся, что у нас будет хотя бы неделя, чтобы дать друг другу всё, что мы можем, всё получить и отпустить… Мне очень жаль. Пусть у вас всё будет хорошо. Не связывайтесь больше с глупыми неудачниками.
- Вы не неудачник, - стоящий поодаль со скрещенными на груди руками Синигами покачал головой. – У вас будет ребёнок. И мне с вами очень хорошо. Идите, такси уже ждёт. Я только в последний раз…
Он оттолкнулся от стены, взял румына за плечи и поцеловал.
- Видит бог, – еле слышно прошептал Эдвард, - я не могу остаться…
Фудзимия обнял его и прижал к себе. Шестерёнки увязли в крошках.
- Если бы я только мог… Остаться с вами. Быть с вами, - слова чужого языка стали неуместными, и он перешёл на родной. - Любить вас.
- Всё будет хорошо. У вас всё будет хорошо. Много-много хорошего.
Крошки перемололись в песок. Песок посыпался лавиной, отсчитывая секунды до самолёта.
- Я люблю тебя.
Песчинки падали, словно камни и, похоже, заглушили слова румына. Он попытался освободиться из объятий Синигами.
- Ты просто маленький. Тебе нравится всё красивое. Я же никуда не денусь.
Эдвард застыл.
- И будешь ждать? Если вдруг… если ты не прав, а прав я? Если у меня не получится?
- Ты сильный. Ты талантливый. Будешь сидеть с ребёнком и рисовать комикс. А я издам. Иди скорее.
- Спасибо за всё.
- Будь счастлив.
Эдвард, не оглядываясь, захлопнул за собой дверь, но вместо удара о косяк раздался голос Синигами:
- Стой! Вот … - он протянул художнику визитку с рукописной надписью по диагонали. – Мой телефон. Лично мой. Мало ли.
По дороге к аэропорту карточка смялась у Эдварда в кулаке.

*
- И что она?
- Она сказала: иди и подумай над своим поведением. Прикинь? Над чем тут думать? Я разве пью? Нет. Наркотики принимаю? Нет. Допинг? Тоже нет. Бью её? И опять нет. Изменяю? Хоть раз? Хоть один разочек? Нет, вот ты мне ответь, над чем тут думать?
Фудзимия молча допил виски из горлышка, а пустую бутылку зашвырнул в угол, к остальным.
- Во-от, - назидательно сообщил футболист, глядя на свою первую и последнюю банку пива, - не над чем тут думать. Пусть эти уроды пишут, что хотят. Я им не сторож. А если они завтра объявят, что я подписал контракт с Саутоном – мне что, ехать в Уэльс? Да блин.
Открывать каждую следующую бутылку было сложнее, чем предыдущую.
- Кен, - гонщик старался говорить как можно отчётливей. – Это некрасивая история. Я подлил масла в огонь. Снова. Иди к Куруми и скажи, что всё. Что ты завязал.
- Да с чем я завязал, мать твою?! – горячился вратарь.
- Со мной. – Пробка наконец подалась. – Скажи: так и так, спать я с ним не спал, журналист этот заколебал уже, но больше я к этому Фудз… к этому Синигами, - с ненавистью прошипел гонщик, - не подойду на пушечный выстрел.
- Ну уж нет. Ну уж дудки. Я, Кен Хидака, лучший вратарь миллениума, друзей не бросаю.
- Даже спившихся пидоров.
- Даже спившихся пидоров! – не заметил подвоха футболист.
- Придётся врать жене, - заключил Фудзимия. – Нет, правда. Брошу пить. Открою семейную консультацию. – он присосался к бутылке. – Найму православного психолога. А ты поезжай домой, Кен. Завтра созвонимся.
Но на звонок Хидаки Синигами не ответил ни завтра, ни послезавтра. Ни через месяц.
*
Мишель в очередной раз жалобно мяукнула, и Эдвард крепче прижал к себе переноску.
- Ну тише, тише, девочка, – прошептал он, касаясь пальцем вцепившейся когтями в прутья белой лапки. - Скоро уже приедем. Там тебе будет хорошо. Лучше, чем со мной. Там будут гладить. Там будут кормить… - «Каждый день, а не когда похмелье кончится».
Мишель мяукнула громче и взялась за прутья обеими передними лапками. В её огромных зелёных глазах светилась такая тоска, что Эдвард стиснул зубы, опасаясь не сдержать слёз.
Сидящая рядом с художником пожилая женщина засопела и, ни к кому не обращаясь, брезгливо произнесла:
- За собой не следят, а кошек заводят.
Эдвард покосился на неё. Она демонстративно отвернулась к окну, но голос при этом повысила:
- Заводят кошек, а потом в приют сдают.
«Не её дело», - сказал себе Эдвард. В клетку он, однако, вцепился не хуже, чем Мишель.
- Вас бы, алкоголиков, куда-нибудь посдавать, - раздалось на весь автобус, и на Эдварда начали оглядываться. Как будто мало было горестных кошачьих воплей.
- Развелось тут при демократии… Воров, алкашей, содомитов…
Эдвард вскочил, задев кого-то переноской, и три остановки до дома родителей шёл пешком.
*
- Ран, - доктор Михироги в пятый раз поправила очки, - несмотря на ваше собственное наплевательское отношение к вашему собственному…
Вот это ей всегда удавалось: длинные непонятные нравоучения, заканчивающиеся оптимистическим финалом. Гонщик прикрыл глаза: следующая его реплика – после кукол.
- …и каждый незаменим. Вы тратите свою жизнь, думаете, что вы игрушка, кукла, которой можно в любой момент заменить руку, ногу, даже голову.
- Спасибо, - кивнул Фудзимия.
- Я снова предлагаю вам задуматься о том, насколько ценно…
Теперь можно не слушать до школьного расписания.
- …ну хорошо, не тренировок – относитесь к этому, как обязательным урокам. Как к школе, в конце концов. Регулярные сеансы массажа…
А это что-то новое, раньше была только зарядка. Или нет? Нет, кажется, массаж тоже.
- Разумеется, - вставил Синигами в очередную паузу. – Большое спасибо. За рецепт.
Он поднялся и вышел из кабинета. Доктор Михироги сняла очки и тяжело вздохнула.
*
По монитору поползла, обрываясь тут и там, дрожащая кривая линия. Эдвард выругался и швырнул перо в стену. Раздался короткий грохот.
- Кисти, - вслух констатировал Эдвард, нашаривая под столом початую бутылку виски.
Он закрыл файл, не сохранив изменений. Дисплей расцветили ядовитые тона очередной халтуры.
- Никогда не дорисую, - прошептал Эдвард. Горлышко бутылки отозвалось свистящим эхом. - Я же так совсем тебя забуду. И никогда не дорисую...
*
Утро гонщик встретил на незнакомом пляже. Он смутно помнил, как гнал куда-то на желтом ламборгини, как целовался с каким-то Юдзи не то Ёдзи только потому, что тот - крашеный блондин, как этот блондин отвратительно болтал о машине своей мечты - Супер7, что ли... Синигами сглотнул и ощупал шею. Блондин был экспериментатор. Или псих. И ни капельки не похож на... Фудзимия поднялся и побрел к машине. Бестолочь. Не мог узнать адрес, чтобы хоть ламборгини отогнать, пока не разбил, как эту... Он сел в пассажирское кресло и попытался завести ламборгини. Ага, как же. Освещение на пляжах специально делают, чтобы максимально увеличить количество аварий.
Телефон нашелся в том же кармане, что и таблетки. Сразу стало легче.
- Фри, - Синигами проглотил пару капсул, - можешь опять меня забрать?
Телохранитель промолчал. Это значило "да".
- И позвони Такатори, чтобы права... Я на каком-то пляже... Тут нет ориентиров. Фонари только.
- Мы запеленговали телефон, - терпеливо ответил Фри.
- И вот ещё... Мне нужен адрес в Румынии. Машину отогнать. Я сам отгоню.
Когда Фри диктовал адрес, в его голосе гонщик услышал улыбку.
*
- Куплю сразу коробку, - пообещал себе Эдвард, смахивая со стола обломки последнего пера. На дорисовку макета мышью ушла вся ночь, да и сейчас к нему лучше было не приглядываться.
- Обойдутся. Кроцник есть Кроцник. У него, в конце концов, стиль. У него, в конце концов, мастерство. И о-о-опыт, разумеется. А о-о-опыт не пропьёшь.
Эдвард оглядел своё творение в последний раз и полез в почту. Появляться на работе лично ради того, чтобы презентовать заказчику, заплатившему за имя, вот такую поделку...
- Обойдутся.
В дверь позвонили. Эдвард не тронулся с места.
- Наши пылесосы - лучшие в мире. Теперь круглосуточно с доставкой на дом, - передразнил он.
Звонок раздался снова.
- Ну кто ломится в такое время? - проворчал Эдвард, направляясь к двери.
- Цветы для домнула Кроцника, - корзина белых роз закрывала курьера полностью. Эдвард попятился. Розы втиснули в дверь и поставили на пол. Звякнули привязанные к ручке корзины ключи с брелком сигнализации. Эдвард сглотнул. Невозможно. Невероятно. Нет!
- Стойте! - но за курьером уже закрывалась дверь подъезда.
Эдвард подошёл к окну и отдёрнул штору. Ламборгини 350 GT цвета Тирренского моря короткого просигналила: "Да". Эдвард заслонил глаза ладонью, но мираж и не думал растворяться в лучах июльского солнца. Вместо этого раздался ещё один гудок. Эдвард отпустил штору и бесцельно прошёлся туда-сюда по комнате. Нужно спуститься. Нужно отдать ключи.
Художник открыл шкаф, чтобы достать какую-нибудь рубашку, и зеркало на двери залилось ядовитым смехом: ты месяц в запое, красавчик. Твой великолепный любовник попросту не узнает, кто перед ним.
Остаться? Не выходить?
Но ключи нужно вернуть.
Расчёска запуталась в волосах, и Эдвард рванул их, не жалея. Боли он не почувствовал, как не заметил и порезов от бритвы. Чистка зубов оказалась неимоверно смешным занятием: можно подумать, Синигами станет целоваться с таким посмешищем. Эдвард пронёсся к шкафу, сорвал с плечиков последнюю побывавшую в прачечной рубашку, натянул, тщательно расправил воротник - но пуговицы сменили привычные места и отказались застёгиваться. Эдвард лихорадочно дёрнул вывернутую наизнанку вещь, но запутался в рукавах и бессильно опустился на пол. По лицу текли слёзы. Даже из дома выйти не можешь, неудачник, неудачник, неудачник!
Ключи. Их нужно отдать.
Дверь машины открылась в тот же момент, что и дверь подъезда. Эдвард даже не успел остановиться.
- Я приехал сломать твою жизнь, - сообщил Синигами, сдвигая на лоб тёмные очки. Пришлось снова заслоняться: с отросшими киноварными волосами и в белой куртке с золотой вышивкой гонщик выглядел ослепительно. Эдвард закусил губу и, когда Синигами открыл пассажирскую дверь, покорно нырнул в спасительный сумрак салона.
- Вот. Ваши ключи. Благодарю за розы, но они тоже были излишни.
Машина тронулась.
- Я даже квартиру не закрыл, - вздохнул Эдвард. Зеркало смеялось не зря: теперь он был по ту сторону отражения.
- Ваша жена закроет, - откликнулся Фудзимия.
- Нет никакой жены. Кристина не приняла меня обратно. А я не стал проходить психотерапию.
- Психотерапию? - японец выкрутил руль, и машина послушно заспешила назад. - Заприте дверь, и захватите права и паспорт. Мы в Грецию или в Италию?
- Меня предлагали вылечить... От вас. Если бы я захотел. А права в полиции. Водил пьяным. И знаете... поедем, куда скажете.

@темы: Ая и Хлоэ, графомань

---

Подарок себе и всем)))

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ - и внимание! впервые в этой главе - Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава5

*
Эдвард был уже согласен обедать где угодно, однако им повезло: у ресторана, куда они зашли, оказалась открытая терраса с видом на море. Пока Эдвард внимательно изучал меню, Фудзимия не менее внимательно изучал своего спутника. Потом сказал:
- Извините, вам будет очень неприятно, если я буду с вами разговаривать?
Эдвард чуть не выронил виниловую папку.
- Дело в том, - продолжал гонщик, - что мне редко… приходится разговаривать. Но почему-то вам я верю. Вряд ли вы станете потом писать книжку. Или статью.
Художник представил атмосферу тотального недоверия, в которой вынужден жить этот человек, и сочувственно прикоснулся к руке Синигами.
- А расскажите, как вы стали гонщиком?
- Случайно.
Японец замолчал. Эдвард вздохнул: вот и весь разговор.
- Хотел покрасоваться перед одним знакомым, - сообщил Синигами после паузы. – Попал в индисы.
- И там вас заметили? – помог художник.
- Сложно было не заметить, - в голосе гонщика не было самодовольства. – Но ещё стало известно, что я гей. Он решил, что я… за ним ухаживаю. Не за своей невестой. Я был помолвлен с его сестрой. Это правда ровно наполовину: я хотел дружить с обоими. У меня как раз тогда был первый… Первый бойфренд.
На этом история закончилась. Синигами уставился в тарелку, словно пытаясь понять, откуда на ней взялась еда. Эдвард в очередной раз передвинул стул, чтобы солнце не било в глаза, но свет, казалось, был всюду.
- А сейчас друзья у вас есть?
- Есть, - Синигами отправил в рот равиоли. – В основном фирмы Хонда. И любовники. Компрометирующие.
Эдвард поднял бровь.
- Фирмы Феррари.
Видимо, улыбки Синигами считал излишеством.
Попавший прямо в глаза блик от вилки стал для Эдварда последней каплей.
- Не будете возражать, если я надену очки? Плохо переношу солнце, извините.
- Не буду. Можно, я тоже надену? Я… привык.
Эдвард сдвинул очки со лба на положенное им место.
- А среди людей у вас друзей вообще нет? Хотя что удивительного после ваших процессов…
- У меня есть приятель в J-лиге, - спрятавшись за тёмными стёклами, Синигами стал явно увереннее.
- J-лига? Что это?
- Это футбол… мирового уровня. Ну, не важно.
Эдвард негромко рассмеялся:
- К сожалению, я не увлекаюсь командными видами спорта. Расскажите, где вы родились.
- В Тибе. Жил в основном в Токио.
Эдвард почувствовал себя полным невеждой.
- Простите, Тиба – это где?
- Это где Токио.
- Ясно, - сказал Эдвард стакану с минеральной водой.
Снова повисла пауза. Прервал её, как ни странно, Фудзимия.
- Я попал в индисы в последнем классе школы. Потом разразился скандал, но было уже поздно.
- Не было сложно соревноваться с людьми старше вас?
- Вот это-то как раз просто, - фыркнул Синигами.
- А… что было сложно?
- Всё остальное. Когда я спал со вторым пилотом Хонды… - Фудзимия оборвал себя. – Извините.
- Это стало известно? – догадался Эдвард.
Синигами кивнул:
- И я чуть не вылетел из спорта. До сих пор не понимаю, зачем он сказал, будто я… Это ведь смешно. Он на двадцать лет меня старше. И в двадцать раз красивее. – Японец замолчал, глядя сквозь Эдварда. Потом добавил: - Извините.
Румын опёрся подбородком на руку.
- Красивее вас? Не верю.
Фудзимия полез за бумажником и извлёк из него небольшую чёрно-белую фотографию пятерых японцев в традиционной одежде.
- Вот, смотрите. Это наша команда. Когда я только попал туда. Вот, с длинными волосами…
*
Иссиня-чёрные пряди рассыпались по плечам тренировочного комбинезона, но, вопреки обыкновению, Кикё не кинул шлем Цубаки и не выпрыгнул из машины движением охотящейся кошки, а дождался, когда ассистент приблизится, и начал о чём-то с ним говорить. Ран не слушал: поняв, что любоваться сегодня больше не на что, он направился к болиду Сиона – отогнать в ангар.
Кикё въехал в бокс сразу за ним. Заглушил двигатель, но вместо того, чтобы выйти из машины, ссутулился и уронил голову на руки. Юноша подошёл ближе.
- Всё в порядке?
Второй пилот устало посмотрел на него и улыбнулся, словно преодолевая боль:
- Не беспокойся за меня, Ран-кун.
- Что-то случилось?
- Да, - вздохнул Кикё.
- Я… могу чем-то помочь?
- Ты добрый мальчик, - пилот снова с усилием улыбнулся. – Но здесь уже ничем не поможешь. Понимаешь ли… Сегодня пять лет с тех пор, как погибла моя сестра.
- Погибла?
- Разбилась в автокатастрофе, как ни абсурдно. Здесь, на трассе, - Кикё отвернулся к рулю и закрыл лицо рукой.
- Здесь? Она была гонщицей? Но женщины…
- Она… - пилот вздохнул, - Айко встречалась с Цубаки. Вскружила ему голову так, что он выполнял любой её каприз. И когда она захотела сесть за руль болида… Он пытался её отговорить, но она пригрозила, что уйдёт… По словам Цубаки. Но ты же понимаешь, что с болидом не совладать без подготовки. В общем, она потеряла управление. Машина перевернулась и загорелась. Цубаки не сумел потушить его в одиночку… - Кикё немного помолчал. – Прости, Ран-кун. Тебе ни к чему выслушивать всё это. Пойдём переоденемся. Он гибко выскользнул из болида и потянул юношу за рукав. Ран не тронулся с места.
- Мне так жаль, - прошептал он. Голос его не слушался. – Мои родители… Тоже разбились. На шоссе.
Кикё покачал головой.
- Бедный мальчик, - так же тихо произнёс он и привлёк Рана к себе. Юноша судорожно обнял его, вздрагивая от слёз, и ощутил, как тёплая ладонь поглаживает спину. Другой рукой Кикё провёл по его щеке.
- Ты не одинок в своём горе, Ран-кун. Мой мальчик… Мой хороший мальчик…
Ран вдохнул еле ощутимый, ни на что не похожий запах благовоний, горячей кожи и ещё более горячего металла. Объятие стало теснее. Висок Рана обжёг прерывистый выдох, и юноша решился.
Губы Кикё оказались податливыми; участившееся дыхание поощряло; волосы потоком шёлка протекали сквозь пальцы Рана. Голова кружилась, и юноша подчинился рукам Кикё, подтолкнувшим его к капоту. Пилот расстегнул его комбинезон и принялся гладить кожу кончиками пальцев, постепенно спускаясь ниже. Ран вздрогнул, когда Кикё сжал и сразу выпустил его член; вздрогнул сильнее, ощутив прикосновение к промежности. Потом живот Рана накрыло иссиня-чёрное цунами, член обволокло что-то горячее и тесное, и юноша не смог сдержать крика.
Кикё поднялся, улыбаясь и вытирая губы.
- О, Ран-кун, как ты нетерпелив. В следующий раз я хотел бы, чтобы ты продержался подольше.
- В следующий раз?.. – Ран облизнул пересохшие губы, и Кикё неуловимым движением приник к ним своими. Теперь они были немного солоноватыми и куда более властными, чем в начале.
- Полагаю, мы оба захотим ещё… насладиться друг другом. Не так ли, Ран-кун? – промурлыкал Кикё, поглаживая щёку и подбородок юноши.
- Я… да! – отчаянно кивнул Ран. – Кикё, я… Я люблю тебя!
- Ран-кун… Милый мой мальчик…- Кикё провёл губами вдоль его шеи. – Беги в душ. Я тоже скоро приду.
Стоя под струями горячей воды, Ран не отдавал себе отчёта в том, что улыбается.
*
- Что? – переспросил Синигами, вздрогнув.
Эдвард улыбнулся:
- Я пел вам такие дифирамбы, а вы даже не слушали.
- Мне?
- Вот этому мальчику с фотографии. В нём столько доброты, столько… света.
- Света… - Фудзимия пожал плечами. – Эта история едва не стоила мне карьеры. К счастью для меня, достойной замены мне не нашлось, и руководство команды решило не менять коней на переправе. А потом тот случай с Шумахером…
- Вы с ним тоже?.. – Румын прикусил язык. – Ох, простите.
- Нет. К счастью для Шумахера. Хотя некоторые журналисты называли мою победу именно так.
Эдвард покачал головой.
- Я бы не смог представить вас вместе. Ни за что. Для Шумахера вы слишком хороши. Слишком утончённы…
Он опомнился только когда его пальцы коснулись губ Синигами.
- Вот так это и бывает, - сообщил японец. – Со мной. Кто-нибудь в зале щёлкает фотоаппаратом, через три дня я звоню адвокату, через месяц иду в суд, а через год раскошеливаюсь. Плюс судебные издержки. – Синигами опустил глаза. – У вас неровный загар. Я хотел бы изучить его более внимательно. – Его рука коснулась носа художника, пальцы пробежали по скуле, соскользнули вниз, очерчивая линию губ.
- Понял, - сообщил гонщик через некоторое время очень серьёзным тоном. – Ваша феноменальная привлекательность объясняется тем, что вы инопланетянин. Здесь таких нет.
- Что, простите? – головная боль заглушила звуки. Эдвард застыл, прижимая пальцы к виску.
- Поедемте отсюда? – Фудзимия торопливо положил на стол наличные, спрятал бумажник, поднялся и подхватил любовника на руки.
- Но… - запротестовал было тот.
Синигами шагал быстро и уверенно. За дверями ресторана Эдварда ослепило не только солнце, но и вспышки фотокамер. Он болезненно поморщился. Гонщик, напротив, широко улыбнулся.
- Пусть смотрят, - шепнул он на ухо Эдварду. – Есть, на что посмотреть.
*
Кондиционированный воздух и тонированные стёкла оказали своё целебное действие. Синигами больше не курил одну за другой, за что Эдвард был ему очень благодарен. Боль, тем не менее, не торопилась отпускать даже после двух таблеток анальгетика. Эдвард опёрся о подлокотник.
- Я не помешаю, если положу голову вам на плечо?
- Только поможете.
«Видимо, это японский юмор», - подумал румын. Синигами, судя по всему, изо всех сил старался сделать поездку приятной, и даже выдумал тему для беседы:
- Расскажите о невесте.
Эдвард помялся: говорить о своей девушке с любовником – это как-то не очень правильно. Но Фудзимия ждал ответа.
- Кристина не то что бы моя невеста, мы просто живём вместе. Знаем друг друга ещё со школы.
- А чем она занимается? – Синигами всё-таки закурил.
- Она психолог. Причём по призванию. Удивительно понимающий человек.
Румын смолк и прикрыл глаза.
- Хотите спать? – тут же осведомился гонщик. – Можем снять номер. А можем пока сменить машину – на немецкую.
- Нет-нет. Мы же договорились вас фотографировать. Нужно найти натуру… - Эдвард приподнял голову с плеча японца, но сразу же уронил обратно.
- Натуру мы будем искать завтра. Сейчас мы снимем номер вон в том отеле и будем отдыхать, – ламборгини резко свернул с шоссе, прошелестел по подъёму, заложил ещё один вираж и остановился у подъезда. Фудзимия осторожно высвободил плечо и погладил Эдварда по волосам. – Подождите минуточку. Я сейчас всё устрою.
Гонщик не выключил двигатель, и Эдвард убавил температуру климат-контроля до семнадцати градусов; стало чуть легче, но запах сигарет никак не хотел поглощаться фильтром. Очки пластмассово стукнулись обо что-то, когда Эдвард судорожно схватился за виски. Он не смог поднять голову, когда Фудзимия открыл дверь.
Синигами молча подхватил любовника и аккуратно вынес из машины. На руках у гонщика укачивало. Эдвард зажмурился и прижался виском к груди японца. Холл и лестница были бесконечными, кровать слишком мягкой, номер – невыносимо душным.
- Открыть окно? – негромко спросил гонщик. – Опустить шторы?
Эдвард попытался ответить. У его губ оказался стакан с чем-то холодным. Он через силу отпил.
- Там… у меня в сумке…
Сумка тут же оказалась под рукой. Румын вслепую нашарил обезболивающее, с трудом проглотил таблетку и откинулся на – кажется, не на подушки, а на руку Синигами. Другой рукой Фудзимия натянул на художника одеяло: Эдвард не заметил, что дрожит, но под одеялом было душно и неудобно. Он вцепился в руку японца, отпихивая ткань. Тот тут же снова подхватил его на руки.
- Отдыхайте, - прошептал Синигами. – Вы сейчас неописуемо красивы.
Эдвард закусил губу.
- Перестаньте, - шептал его любовник. – Вас нельзя кусать… Вам нельзя вас кусать. Кусайте лучше меня, я прочный, как шины "Мишлен".
«Очень много японского юмора…» - устало подумал Эдвард и тихо застонал. От звука собственного голоса стало хуже. Эдвард сжался.
- Тише, - шептал Синигами, - тише. Это всё сон. Он плохой, потому что вы уснули в машине. Вам неудобно, от этого болит голова, но вы скоро проснётесь, и снова будет лето, и только мы, и спелые фрукты, и Алоизий в хорошем настроении...
Эдвард не был уверен, что последние слова ему не приснились.
*
Когда Эдвард открыл глаза, была ночь. Он лежал под одеялом на огромной безвкусной кровати под балдахином и некоторое время рассеянно смотрел, как качаются зелёные кисти полога, потом снова уснул.
Второй раз его разбудило движение. Он повернулся и в предутреннем свете разглядел, как Синигами вытягивается рядом на кровати. Эдвард приподнялся на локте:
- Мне вчера… Я доставил вам столько неудобства. Простите.
- Ничего страшного, - ответил Фудзимия, глядя в потолок. Тот покачал головой:
- Я испортил вам вечер. И мы потеряли время, - он провёл рукой по груди гонщика и услышал его глубокий вдох.
- Поэтому, если вы позволите… - Эдвард улыбнулся и наклонился, чтобы коснуться кожи Фудзимии губами. Тот выдохнул сквозь зубы. Эдвард тихо рассмеялся и нащупал рукой напряжённый член любовника. Синигами толкнулся ему в ладонь, но Эдвард снова улыбнулся и соскользнул по простыне к бёдрам японца.
Синигами лежал, не вынимая рук из-под головы, и только постанывал: пользуясь тем, что его плечи никто не терзает, Эдвард целовал, лизал и покусывал. Фудзимия долго не шевелился, но когда Эдвард принялся помогать себе рукой, потянул его наверх.
- Мне нужен массаж, - хрипло произнёс он и перевернулся на живот.
Эдвард утвердительно хмыкнул, не глядя разминая пальцами его спину. Где же Синигами повесил куртку?
Через несколько секунд Эдвард уже наносил на пальцы смазку. Синигами шире развёл ноги навстречу его руке. Подготовка была короткой: Фудзимия глухо стонал и просил ещё. Эдвард сперва старался быть понежнее, но это было излишне – Синигами яростно двигался, насаживаясь на его член. Пришлось отбросить осторожность и брать его со всей возможной силой. Эдвард держался как мог, но темп очень быстро взял своё. Румын прижался к Синигами:
- Простите… Я сейчас…
Фудзимия повернулся и обнял художника, зарываясь лицом в разметавшиеся волосы. Эдвард почувствовал животом несколько толчков и влагу. Синигами приглушённо вздохнул и заговорщическим шёпотом сообщил:
- Я был в туалете.
«Всю ночь?» - чуть не спросил Эдвард. К счастью, его ухмылку японец рассмотреть не мог.
- Там есть небольшое окошко над умывальником. И в него виден пляж. Так что я принёс шампанского. Вы ведь хотели натуру.
- Но на закате, - мягко заметил художник.
- Значит, пойдём без фотоаппарата, - заключил Фудзимия.
*
- Всё, - следующим гребком Эдвард перевернулся на спину и остановился. Фудзимия проплыл чуть дальше и тоже развернулся. – Догнали. Победили, – он улыбнулся, подставляя лицо поцелуям Синигами. – Вы не только ездите быстро.
- Вы не устали?
- Я могу Дунай переплыть, - похвастался Эдвард, не став уточнять, в каком году истинность этого утверждения проверялась в последний раз. Он бросил взгляд на горы и оценил освещение. – Давайте отплывём ещё подальше.
Синигами не стал возражать.
- Теперь обернитесь, - крикнул Эдвард через минуту своему вырвавшемуся вперёд спутнику. Фудзимия мгновенно оказался рядом. – Смотрите. Солнце восходит.
Вершины гор на глазах окрашивались золотом. Вода наливалась яркой, глубокой синевой, погружаясь в тень. В бесцветно-зеленоватом небе растворялся пурпур.
- Как удивительно, - прошептал Фудзимия.
- Здесь невероятные рассветы. Красивее они бывают только по ту сторону гор, над морем. Но и там, и здесь они дарят надежду. И желание жить, - Эдвард улыбнулся и как мог пожал плечами. – Просто захотелось поделиться.
- Спасибо, - Синигами подплыл ближе. – Можно вас поцеловать?
- Конечно, - крикнул Эдвард, выныривая в трёх метрах. – На берегу! Если догоните. А проигравшему – шампанское.
*
- …Вот как деликатно объяснить заказчику, что у него нет вкуса? Особенно когда ты молод и искренне веришь, что красота спасёт мир? – Эдвард отпил из бокала и поставил его на песок. – Один клиент так настаивал на своей вульгарной концепции, что пришлось… Чего не сделаешь ради искусства… Пришлось примерить её на себя и показать ему. Для наглядности. Через неделю весь город оклеили плакатами с рыжей девушкой в красном боа, - он состроил страдальческую гримасу и глотнул ещё шампанского.
- И это – ваше призвание? Реклама?
- Рекламой я зарабатываю деньги. А моё призвание – рисовать. Рисовать истории. По одной на лист – или на холст. Но когда-нибудь я закончу свою новеллу, ради которой и провожу все отпуска в Италии и Греции…
- Новеллу?
- Что-то вроде вашей манги. Комикс, но цветной и без текста. Говорят сами рисунки.
- О чём?
- О любви и долге. О вере. О войне. Действие происходит в Византийской империи накануне падения Константинополя.
Эдвард приготовился к долгому экскурсу в историю, но Синигами только кивнул.
- Быстро вы рисуете?
- Простите?
- Комикс. Вы быстро его рисуете?
- Ох… Трудно сказать. Я же не работаю над ним непрерывно.
- А если бы работали?
Эдвард задумался.
- Всё равно не могу точно сказать. У меня после нескольких лет работы – ящик эскизов и только две готовых страницы.
Фудзимия ненадолго закрыл лицо пальцами, потом спросил:
- Сколько денег нужно, чтобы нормально прожить в Румынии год? Ну вот как мы сейчас.
Художник не удержался от смеха:
- «Как мы сейчас» в Румынии живут разве что нефтепромышленники, да и то я не уверен. Я зарабатываю… - он прикинул в уме как мог, - что-то около девяноста тысяч евро. Это по нашим меркам большие деньги.
Синигами снова поднёс руку к лицу.
- Можно ли вам работать за границей, живя в Румынии?
- Да, вполне. У нас сейчас идёт конвергенция с Евросоюзом.
- То есть контракт на триста тысяч евро на, скажем, два года, по истечении которых будет нужно представить, предположим, два выпуска вашего комикса, вы подпишете.
Румын снова рассмеялся:
- Вот только кто же мне его предложит.
- Я.
Эдвард сел на лежаке.
- Бросьте. Зачем вам вкладывать такие деньги в некоммерческий проект? А я могу точно сказать, что он не окупится.
- Сколько вам лет? – ни с того ни с сего спросил Синигами.
- Двадцать девять, но какое отношение это имеет…
- Часто вам такие предложения делают?
- Нет, потому что это безрассудство!
- Значит, соглашайтесь, - невозмутимо резюмировал гонщик.
- Не могу. Эти деньги будут выброшены на ветер. Я не вправе так с вами поступать.
На этот раз Синигами закрылся рукой надолго.
- Хорошо, - сообщил он наконец. – Тогда можете вдобавок сделать что-нибудь полезное. Рекламу моего возвращения в большой спорт. Лет через пять. А я заплачу два миллиона.
Эдвард вздохнул:
- Я же делаю совсем другие вещи. Я только подведу…
- Меня невозможно подвести, - перебил Фудзимия. – Если кампания провалится, я и сам не захочу возвращаться.
- Бросьте, - румын старался говорить твёрдо. – Никто не возвращается в большой спорт через пять лет. Да и я…
Но Синигами снова перебил его:
- Тогда я просто упомяну вас в завещании. - он улыбнулся и одним глотком допил шампанское. – Вы замёрзли. Идите в отель, я догоню.
Эдвард поднялся и пристально посмотрел на японца.
- Вы же не?..
- Ни в коем случае, - почти улыбнулся Синигами, нашарил на лежаке мобильник и немного слишком демонстративно поднёс его к уху.

@темы: Ая и Хлоэ, графомань

---

С этой зачётной сессией нет ни минуты на интернет((

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 4

*
Пока Эдвард ходил за вещами, в салоне появилась белая роза. «Глупо удивляться маленьким чудесам, если ты попал в сказку», - подумал Эдвард, - «Да и здесь так накурено, что вряд ли цветок долго продержится.»
Машина плавно тронулась. Синигами курил и смотрел на дорогу. Эдвард вздохнул: снова придётся начинать беседу; но Фудзимия неожиданно прервал молчание сам.
- Я ничего не знаю о Румынии, - сообщил он так, словно это делало его особенным. – Я нигде не был. Видел только трассы.
- У нас этап не проходит, - улыбнулся художник.
- Вы давно путешествуете?
Эдвард собирался ответить, но Фудзимия, видимо, слишком долго придумывал вопросы, чтобы делать в них паузы.
- Откуда вы родом? Расскажите о семье. На кого вы работаете? У вас своя фирма? А кто клиенты? У вас есть сестра? Или брат. Родители старые? Вы всё время живёте в Румынии?
Художник выждал с полминуты, чтобы убедиться, что Синигами иссяк, и попытался восстановить в голове последовательность, в которой следовало рассказывать.
- Я родом из Джурджу – это такой порт на Дунае недалеко от Бухареста, нашей столицы, где я сейчас живу. Родители уже на пенсии. Брат живёт за границей. Мы его редко видим.
Эдвард замолчал – захлестнула тоска о брате, своём ярком и живом отражении, половинке себя.
- А кто ваш брат? – произвёл за это время вопрос Синигами.
- Мог бы быть художником, но поскольку одарён и в других областях, то принимает участие в каких-то сложных исследованиях чуть ли не по всему миру. Я мало об этом знаю, извините – это для меня тёмный лес.
- Вы старший брат? – Синигами явно интересовала эта тема.
- Мы с Робертом близнецы. Я родился первым.
- Близнецы – это удивительно. Вы похожи?
- Если бы он не стремился делать вид, что у него нет вкуса, нас никто не сумел бы различить. Когда я гостил у него в Японии, никто и не мог, - Эдвард едва не рассмеялся воспоминанию, но вовремя сообразил, что это было бы невежливо.
- А как вам Япония? – оживился Фудзимия.
- Ваша традиционная культура изумительно гармонична. Жаль, что нельзя сказать того же о современной.
- Зря вы так. У нас много хорошего. Но люди все сумасшедшие, это правда.
Эдвард почувствовал, что ступает по тонкому льду, и решил свести всё в шутку, забыв, что Синигами их не понимает.
- О, ну если я стану забывать, сколько у вас хорошего, мне об этом сразу напомнит моя камера. Или ноутбук. И мотоцикл у меня тоже был японский.
- А какой именно?
- Хонда СBR, - Эдвард прикусил язык, но было поздно.
- А что с ним стало?
- Я его очень быстро разбил, - с улыбкой развёл руками художник, - и с тех пор на двух колёсах не ездил.
- А давайте в Италии байки возьмём погонять? Я подстрахую.
- С вами вторым номером – в любой момент, - Эдвард положил ладонь на руку Фудзимии, сжимающую рукоять переключения передач. – А сам не хотел бы за руль. Простите. Я тогда очень сильно повредил голову. Последствия ощущаю до сих пор.
- Вы хорошо лечились? – Фудзимия даже голову повернул от дороги. – Может, вам врача?
- Не беспокойтесь обо мне. Всё дело в том, что такие травмы непредсказуемы. И едва ли её удастся перелечить за сроком давности. Ах да, вы спрашивали про мою работу. Я ведущий дизайнер в крупной рекламной фирме – только творческая работа и никакой посторонней ответственности. Попал в бизнес ещё студентом и сейчас, что называется, широко известен в узких кругах. Ну, вы же понимаете, сначала вы работаете на имя, а потом оно на вас. Это в молодости на что только не приходилось идти, чтобы получить заказ. – Эдвард рассмеялся. – Однажды клиентка, хозяйка модного холдинга, предложила в обход результатов тендера отдать мне заказ на очень масштабную кампанию, если я с ней пересплю. Я уже оделся для свидания, когда позвонил коллега. Ему на корпоративной вечеринке сказали, что результаты давно известны, просто не объявлялись, и победа в любом случае за мной. Рекламный бизнес, к сожалению, щедр на обманы.
Синигами покивал:
- Я снимался в рекламе часов. Там всё было хорошо, кроме того, что мои часы встали сразу после съёмок. Электронные.
- Увы. Реклама – это одна сплошная иллюзия. Мягко говоря.
Синигами не стал комментировать, и некоторое время они ехали в молчании. Эдвард любовался уверенными движениями своего спутника. Фудзимия сейчас был прекрасен особой лаконичной красотой профессионала, занятого любимым делом. Безвкусные аксессуары словно существовали отдельно от него, не в силах внести диссонанс в гармоничный образ. Красивый, сильный, мужественный… Эдвард не успел задуматься над вопросом.
- Вы вообще не спите с женщинами?
- А вы с мужчинами? – невозмутимо вернул подачу Синигами.
- Я… слегка экспериментировал в молодости, но слишком далеко не заходил. Такое, как с вами, у меня впервые.
- А девушка у вас есть?
Художник не стал лукавить:
- Есть.
Синигами затянулся, выдохнул дым и произнёс:
- Надеюсь, я не создал вам проблемы.
- Вовсе нет. Мы с ней… не давали взаимных клятв. К тому же… - «к тому же наш с вами курортный роман долго не продлится». Синигами, похоже, понял.
- Вы ведь постоянно живёте в Румынии?
Эдвард подтвердил, что это так и есть. Синигами снова затянулся.
- Когда крайний срок вашего возвращения? Мне нужно знать, с какого числа подыскивать новую работу.
- У меня до конца отпуска ещё десять… извините, уже девять дней. Возвращаться на машине – это минимум двое суток, так что, считайте – неделя.
- Я вас отвезу. До границы, дальше нужна виза. Машину вашу отгонят. Получается восемь… Даже восемь с половиной дней, - сообщил Фудзимия. Эдвард покачал головой:
- Вам так хочется тратить время и средства на случайного знакомого…
- А лучше вложить их и выпивку и наркотики? – усмехнулся гонщик. - Успеется.
- Спиться в Штатах-то? – вспомнив вчерашний разговор, вздохнул Эдвард. - Вы считаете, что не способны ни к чему полезному?
- Вот и давайте пока заниматься полезными делами. Путешествовать, любоваться природой, обедать. Будете обедать?
- Да, было бы неплохо. Свернём куда-нибудь или доедем до Генуи? Я там знаю пару хороших мест.– Художник перегнулся через широкий подлокотник и глянул на экран навигатора. – Тут уже недолго ехать.
- До Генуи. Заодно посмотрим город немножко. Я хочу выпить кофе немедленно, и у меня нет сигарет. А потом нормально обедать. Да?
- Хорошо. В принципе, кофе можно и на заправке выпить… Извините, это не ваш уровень.
Фудзимия усмехнулся:
- Много ли вы знаете про мой уровень? Вы рекламу Бургер Кинга со мной видели?
- Только не говорите, что вы по контракту должны были ходить к ним и взаправду есть эту дрянь!
Гонщик негромко фыркнул:
- Я, в общем, выпью кофе где угодно, потом найду парковку, и ведите нас обедать.
*
- Вижу неплохую кофе-машину. Чувствую запах арабики. Кажется, угадал с первого раза. Поверьте, это гораздо лучше, чем «где угодно», - Эдвард с улыбкой взял Синигами за руку и повёл к столику.
Оторвать глаза от Фудзимии было решительно невозможно: он даже меню перелистывал поразительно красивыми движениями. Гонщик поймал взгляд Эдварда.
- Вы удивительный, - сообщил он.
Художник моргнул, сбитый с толку внезапностью реплики.
- Разве? Удивительный тут вы. Я продаю мечты о таких, как вы, но действительность их превосходит.
- Мечты? – свёл точёные брови Синигами.
- Вы богаты, известны, красивы. Для абсолютного большинства людей ваша жизнь – сказка, а вы берёте в эту сказку первого встречного. Чуть ли не машину ему готовы подарить…
- Это вопрос только денег. Будь у вас их много, вы бы их тоже не считали. А, ну и воздержания.
- Вы заработали деньги своим талантом.
- Талантом я заработал ожоги, шрамы и славу человека, который случайно обогнал Шумахера. А деньги я заработал уже этой славой.
- Бросьте. Вы водите так, что каждому мгновению хочется сказать: «Остановись», чтобы любоваться. Фотографировать вас во время гонки было сплошным удовольствием.
- Вожу как вожу. Многие водят хуже, но многие и лучше. Кстати, а вы как снимаете?
- Лучше вас водят полтора десятка человек во всём мире, а хуже – миллиарды. Но ваша внешность уникальна, просто уникальна. Вас можно снимать как есть, без грима и обработки, - Эдвард мечтательно вздохнул.
- Вы будете меня фотографировать? – с непонятным выражением произнёс Фудзимия.
- Я бы сделал фотосессию. Банально, конечно, но я вас вижу на берегу моря… Да, у моря, на камнях. Одежда нужна будет попроще, чем та, что вы носите, но это мелочи. Знаете, к югу отсюда потрясающие дикие пляжи… - Эдвард оборвал себя, поняв, что заходит в своих планах слишком далеко.
- Хорошо, пусть дикие пляжи. А вы… можно вас ещё потрогать? У вас такие волосы…
Эдвард улыбнулся и качнул головой так, чтобы рыжие пряди скользнули через плечо. Синигами подхватил их, не дав упасть на стол, и запустил в них пальцы. Эдвард притянул гонщика к себе за плечо и погладил его шею. Фудзимия сжал пальцы. Художник ответил тем же. Через мгновение они уже целовались.
Чашка с недопитым латте звякнула о плитку пола. Эдвард снял ладонь с колена Синигами и перевёл дыхание.
- Мы, кажется, увлеклись… Теперь нужно что-то с этим делать…
Фудзимия выпустил его талию:
- Вам нравятся машины?
Эдвард опустил глаза, не в силах сдержать озорной улыбки.
*
Ламборгини встретила не успевшим нагреться салоном, запахом табака и предательскими нераскладывающимися сидениями. Эдвард уже готов был упомянуть об этом вслух, но лишь только двери опустились, Синигами потянул его к себе через подлокотник. Перед глазами Эдварда оказался руль; не коснуться его было выше сил художника, но его пальцы только скользнули по оплётке: Фудзимия в мгновение ока расстегнул и спустил на локти его рубашку. Член гонщика упирался Эдварду в ягодицу. Румын откинул голову на плечо Синигами:
- Не спеши, пожалуйста. Я ещё… с прошлого раза…
Фудзимия утвердительно хмыкнул и коснулся губами его уха. Потом шеи – языком. Потом легонько куснул за плечо.
Он действительно не стал торопиться. И через несколько минут Эдвард сам снимал джинсы непослушными руками.
- Возьми меня… как следует…
- Не надо спешить, - прошептал Синигами, прижимая его к себе одной рукой, а другой справляясь с ремнём и ширинкой. – Я сейчас… Как следует. Так следует?
Он приподнял Эдварда за ягодицы и одним движением усадил на себя. Художник охнул. Синигами положил руку ему на член. Эдвард подался вперёд и опёрся руками на бёдра японца.
Двигаться, запутавшись в одежде, было очень неудобно. Ощущать края металлической ширинки Синигами – неприятно. Каждый следующий укус был болезненнее, чем предыдущий. Эдвард поймал себя на том, что стонет вовсе не от удовольствия.
Удовольствие пришло внезапно и как-то случайно – просто при очередном движении член Синигами вошёл под немного другим углом. Эдвард вскрикнул. Синигами быстрее заработал рукой. Уже вскоре оба задыхались, кончая.
Едва переведя дыхание, Фудзимия развернул Эдварда и прижал к себе. Его руки гладили спутавшиеся волосы румына, а губы изучали лицо. Эдвард закрыл глаза, наслаждаясь нежностью прикосновений.
- Но во что мы превратили вашу машину… И свою одежду…
Японец нахмурился.
- Машина ваша. Мы почистим салон и отдадим одежду в прачечную.
Эдвард тихо вздохнул. Напоминания о том, что ламборгини принадлежит ему, заставляли его чувствовать себя неловко.
- А с женщинами вам и вправду нельзя иметь дело, - слегка натянуто улыбнулся он. - Вы любую из них попросту съедите.
- Вас тоже, – серьёзно ответил Синигами.
*
Они сняли номер в первом попавшемся отеле. Впрочем, Фудзимия всё же предъявил определённые требования к условиям проживания: «с самым просторным душем». После тесного водительского сиденья это было кстати. Эдвард передал пожелание своего спутника портье и с лёгкой гордостью посмотрел на Синигами, которому понадобилось потратить пятнадцать минут, чтобы осознать: английский здесь понимают плохо, а дженгриш – совсем никак.
- Знаете итальянский? – осведомился японец, подталкивая Эдварда под тёплые струи воды.
Румын запрокинул голову и зажмурился, ощущая, как тяжелеют намокающие волосы.
- И греческий. Я же сюда езжу каждый год. Рисую. А вы?
Фудзимия взял губку и принялся внимательно её изучать.
- В школе учил немецкий.
Художник поморщился.
- Я в школе русский учил. Сейчас уже почти не помню.
- А вы были в России? Я был. У них там свои смешные гонки. - Синигами выдавил на губку немного геля для душа и угрожающе занёс её над головой любовника. Эдвард отшатнулся. Пушистая пена попала ему на нос.
- Я посмотрел их рекламу и понял, что в такую страну ни за что не поеду. - Губка осторожно приблизилась и заскользила по коже. Эдвард повернулся, подставляя бок её мягкому прикосновению. – Вообще я хотел спросить, как вы проводите свободное время.
- В суде.
Эдвард решил не уточнять, была ли это шутка, молча подставил спину и почувствовал лёгкий аромат мёда и корицы. Синигами положил подбородок на плечо любовника и чуть прикусил его ухо. Теперь губка скользила по груди художника, постепенно опускаясь всё ниже. Он закрыл глаза.
- У вас веснушки, - тихо сказал японец.
Эдвард возмущённо выпрямился и открыл глаза.
- Это загар неровный.
Губка уже ласкала его бёдра; Эдвард расслабился и прислонился к Синигами. У гонщика снова была эрекция. Эдвард развернулся к нему:
- И что же мне с вами делать, а?
Сам он не чувствовал себя в силах заниматься любовью в четвёртый раз за сутки. Синигами дёрнул плечом, положил руку себе на член и отвернулся к стене. Эдвард притянул его к себе и обхватил его ладонь.
- Повернитесь ко мне.
Фудзимия послушался.
- Уберите руку.
Гонщик убрал и вопросительно посмотрел на Эдварда, который сделал то же самое. Художник улыбнулся:
- Последний раз практиковал такое ещё студентом, так что извините…
С этими словами он опустился на колени и коснулся члена гонщика губами. Тот издал неопределённый звук и напряжённо застыл. Эдвард начал ласкать ртом. Синигами застонал и вцепился ему в искусанные плечи. Больно. Эдвард ускорил движения, помогая себе зубами.
- Вы… Ох!
Синигами оттолкнул Эдварда, сжал свой член ладонью и кончил себе на живот. Художник поднялся и обнял его:
- Теперь вас тоже надо мыть.

продолжение следует

@музыка: Nightwish - Sleepwalker

@настроение: Дорвалась))

@темы: Ая и Хлоэ, графомань

---

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 3

*
Эдвард проснулся от бьющего в глаза солнца. Прикрыть глаза ладонью получилось, а вот отодвинуться – нет: на левом плече удобно устроился Ран «Синигами» Фудзимия, его, Эдварда, вчерашний любовник. Художник улыбнулся, разглядывая его умиротворённое лицо и курчавящиеся на виске волосы.
Попытка встать, чтобы умыться, оказалась безрезультатной: Фудзимия, не открывая глаз, поймал румына поперёк груди, едва тот пошевелился, и крепко притянул к себе, после чего удобнее устроил голову на его плече. Эдвард решил его не будить - положил ладонь ему на руку и снова задремал.
Когда Эдвард проснулся окончательно, рядом никого не было. Ещё не было видно ничего из его вещей. Это вообще была не та комната, что Эдвард помнил по вчерашнему вечеру. Он отправился исследовать сьют Фудзимии. Судя по доносящемуся из ванной шуму воды, хозяин номера в данный момент умывался. На столике в гостиной Эдвард обнаружил свой бумажник, телефон и ремень с разошедшимися кольцами цепочки. Одежды не было нигде, и художник, поколебавшись, заглянул в шкаф. Он был забит одеждой, от расцветок которой рябило в глазах. Эдвард отыскал и надел белые джинсы, похожие на его собственные, только с вышивкой. В таком виде его и застал вышедший из ванной Фудзимия в гостиничном халате.
- Доброе утро, - наклонил голову Эдвард. – Прошу прощения, но я не нашёл свою одежду и был вынужден воспользоваться вашим гардеробом.
- Ничего страшного. Э… Доброе утро. Вашу одежду скоро принесут. Из чистки. Я… Вы будете завтракать?
- Да, благодарю.
- Вам нужен халат? Или рубашка? Завтракать хотите в номере или?..
- Спасибо, ничего не нужно. Позавтракаем здесь, если вы не против. Хотелось бы кофе со сливками и без сахара, остальное на ваш вкус. Ах да, здесь же найдётся лишняя зубная щётка?
- Хорошо. Э… Конечно. Здесь всё есть.
Эдвард вежливо улыбнулся и прошёл в ванную. Приводить в порядок волосы пришлось долго, зато когда он вышел, завтрак уже был сервирован. Пахло кофе.
- Приятного аппетита, - произнёс Эдвард, садясь за стол. Синигами поблагодарил и принялся сосредоточенно намазывать джем на тост.
Дальнейший завтрак проходил в полном молчании. Это было удобно, но неправильно, поэтому ближе к круассанам и кофе Эдвард произнёс:
- Знаете, мне сегодня приснился умопомрачительный секс.
Синигами с хрустом разгрыз орешек в конфете.
- Лучше, чем был? – спросил он, не глядя на художника.
- О, так это было на самом деле, - серьёзно протянул Эдвард. Кажется, этот человек не понимает шуток. Надо учесть на… глупости, какое будущее у случайных любовников. – Что ж, спасибо.
- Э… Спасибо? – Фудзимия бросил на Эдварда быстрый взгляд.
- О да. Мне очень понравилось, - улыбнулся художник.
Взгляд вернулся уже долгим, испытующим:
- То есть никакого иска не будет?
Эдвард рассмеялся:
- Мы оба взрослые люди, и согласие было взаимным. В Европе это не преследуется.
- Это и в Японии не преследуется.
- Тогда какие проблемы? – ещё раз улыбнулся румын.
- Э… Вы правда не знаете, почему я ухожу из спорта в двадцать семь?
Эдвард задумался. Что-то из вчерашних комментариев он явно прослушал.
- Потому что полагаете свою карьеру недостаточно успешной?
- То есть у вас про историю с туалетом не писали? – невыразительно спросил Фудзимия.
- Историю с?.. Вероятно, писали, но ведь это из области жёлтой прессы, так? Мне лично не попадалось. Позволите ли вы поинтересоваться?..
- Так вышло.
Эдвард приготовился сказать «ясно» или «о, вот как» и посмотрел на своё отражение в кофейной чашке, когда Синигами вдруг снова заговорил.
- Извините. Я не рассказываю эту историю. У меня был любовник. За деньги. Строго говоря… это уже карается по закону. Дело не в этом. Мы встречались. Несколько раз. Потом он подал иск. В первый раз… Словом, меня снова обвинили в насилии. Когда такие истории повторяются, им верят охотнее.
Фудзимия замолчал. Эдвард коснулся его руки:
- Мне очень жаль. Я верю, что вы не были виноваты. Это всё ваш темперамент, - он слегка улыбнулся и повёл плечом, на котором красовался фиолетовый кровоподтёк. – Но я бы сказал, что это плюс, а не минус.
Гонщик кивнул.
- Спасибо. Извините. А… можно я подберу вам одежду? Ну, для ламборгини?
Эдвард вспомнил содержимое шкафа и ужаснулся. Постойте, а причём здесь автомобили? В голове замелькали обрывки вчерашней беседы, отказываясь складываться во что-либо цельное.
- Ламборгини? – только и сумел переспросить он.
- Ну да. Вам же машина нужна? Мы в Италию едем? Вы… вы понимаете, вы очень красивые. Таких больше нет.
Какая... любопытная намечается гонка. То, что казалось финальной отметкой, внезапно стало лишь очередным поворотом. Эдвард допил кофе и улыбнулся, подняв бровь:
- Вы говорили, что у вас машины нет. Что её необходимо купить... Или перегнать? Да, ту коллекционную, кажется, перегнать.
- Так машина под окном, - Фудзимия даже с места встал. – А 350 GT будет в понедельник. Я же… Вы же соглашались…
- Отлично, едем, - Эдвард покачал головой, бездумно улыбаясь абсурдности происходящего. – Только поясните, что вы имели в виду под тем «подобрать одежду»?
У Фудзимии заблестели глаза:
- Вы же будете настоящий гонщик. Вам нужна настоящая куртка как минимум.
- Постойте, но за рулём ведь будете вы.
- Так ведь второй пилот нужен? У всех команд два.
- Как скажете, - улыбнулся Эдвард. – Но нельзя ли вернуть мне мою одежду?
- Да. Извините. Её уже принесли. Одевайтесь, и поехали.
Эдвард поднялся со стула. Синигами сделал к нему шаг.
- Извините. Я не хочу давить… Просто можно вас, ну, потрогать? У вас волосы такие, и глаза ещё, и… - его пальцы обвели лицо Эдварда, невесомо скользнули по волосам, чуть тронули распухшие губы, - …и вот. Извините.
- Ничего, - произнёс Эдвард. – Если вы не против, мне бы тоже хотелось… - он положил руки на пояс халата Фудзимии и поцеловал его в губы. Тот сперва замер, потом прижал Эдварда к себе и начал осторожно отвечать. Спустя недолгое время Эдвард отстранился и извиняющеся улыбнулся. Синигами снова погладил его по лицу и начал целовать в волосы. Это занятие его очень увлекло, а Эдварду между тем стало несколько тесно в джинсах.
- Пойдёмте, - он взял Синигами за запястье и повёл в спальню. Там он развязал пояс халата и заставил гонщика раздеться.
- Ложитесь. Вчера мне почти ничего не удалось разглядеть. Я хотел бы сделать это сейчас, если вы не возражаете.
- Нет, - непослушными губами прошептал Фудзимия, не отрывая взгляда от Эдварда. – Делайте, что хотите. Я два года…
- Два года что? – Эдвард замер с ладонью на животе Синигами.
- Забудьте.
Эдвард с улыбкой пожал плечами и полностью отдался рассматриванию и прикосновениям. Фудзимия был в великолепной форме – идеальное тело с правильными пропорциями, гладкая кожа, которую нельзя было не целовать. Впрочем, Эдвард помнил по вчерашней ночи, сколько неровностей у Синигами на спине. Их тоже надо было изучить.
- Перевернитесь.
Фудзимия лёг на грудь и напряжённо застыл. Взгляду Эдварда открылся целый континент – хребты рубцов, дюны неровно сросшихся краёв, лавовые наплывы ожогов. Он прикоснулся к ним кончиками пальцев.
- Аварии?
- Да, - глухо ответил гонщик. – И огонь.
Эдвард поцеловал самый верхний шрам, тот, что был почти у самой шеи. Губы неприятно засаднило. Он обвёл край рубца языком, одновременно спускаясь пальцами к югу континента. Фудзимия задышал чаще.
По мере того, как Эдвард продвигался ниже, Синигами всё больше расслаблялся. Когда Эдвард достиг поясницы, он уже вздрагивал от – художник не поленился проверить – сильнейшего возбуждения. Эдвард погладил его ягодицы. Синигами чуть раздвинул ноги и прогнул поясницу. - Подождите немного, - прошептал ему Эдвард, слегка укусив за ухо. Фудзимия простонал что-то утвердительное.
Чтобы принести из ванной смазку, Эдварду хватило считанных секунд. Синигами за это время перевернулся на бок. Эдвард нажал на его плечо:
- Вернитесь обратно.
Оставленную без внимания на такое долгое время спину пришлось ласкать заново. Синигами тяжело дышал и пытался прижаться к Эдварду. Тот отодвинулся.
- Я сейчас попробую сделать то, что вы делали вчера. Говорите мне, если что-то будет не так.
Синигами согласно закивал в подушку.
Эдвард провёл влажными пальцами между ягодиц Фудзимии. Тот с шумом втянул воздух. Эдвард добавил ещё смазки и ввёл палец в анус. Фудзимия дёрнулся навстречу. Эдвард резче задвигал кистью. Фудзимия застонал. Эдвард вынул палец и вернул уже два. Синигами охнул.
- Всё в порядке? – забеспокоился Эдвард.
- Да. Ещё. Пожалуйста, – отрывисто выдохнул гонщик.
Когда давление на пальцы стало не таким пугающим, как в начале, Эдвард свободной рукой нанёс смазку на свой член. Немного повозился, отыскивая удобную позу. Вынул руку. Приставил член к анусу.
- Вы готовы? – спрашивать было почти бессмысленно, Фудзимия дрожал не переставая и еле сдерживал стоны. Вот и теперь он только простонал:
- Ну же!..
Эдвард вошёл наполовину и остановился, обнимая любовника.
- Тише. Ну тише. Не хочу… чтобы вам было неприятно.
Фудзимия помотал головой и толкнулся, насаживаясь на Эдварда. Пришлось двигаться, и двигаться сильно, резко и долго, потому что Фудзимия стонал, встречал его толчки своими, ловил и сжимал ладони, что-то шептал и выкрикивал по-японски. Этой отзывчивостью хотелось наслаждаться бесконечно, и Эдвард сдерживался, сколько мог, но в конце концов наступил закономерный финал. Эдвард медленно опустился на кровать, ничего вокруг не видя и чувствуя полную невесомость. Фудзимия осторожно развернулся. Протянул руку, едва касаясь:
- Можно вас обнять?
Эдвард привлёк его к себе. Фудзимия обнял его, утыкаясь в волосы.
- Постойте. Не так близко.
Синигами разжал было руки, но Эдвард не отпустил. Он лишь отодвинулся так, чтобы между их животами проходил кулак.
- Я сейчас… всё сделаю.
Фудзимия стиснул плечо Эдварда, двигаясь навстречу его руке.
- Вы такой… Я вас не…
Он захлебнулся словами, кончая. Эдвард сокрушённо посмотрел на свою руку.
- Ну вот. Я так хотел сделать то же, что и вы мне вчера. А то несправедливо получается.
Договаривать пришлось куда-то в плечо Синигами: тот обнял Эдварда и прижал к себе. Эдвард ощутил его дрожь – она не прошла, как должна была бы, а сделалась сильнее. Эдвард погладил Фудзимию по спине, по голове, прошептал на ухо:
- Ну всё же хорошо.
Синигами кивнул, вжимаясь лицом ему в волосы. Эдвард ощутил щекой влагу. О Господи. Ну что он как барышня, право слово.
- Всё хорошо, - повторил он. – Нам обоим было очень хорошо, разве нет? Ну не надо, ладно?
Синигами разжал объятия и сел на кровати, отвернувшись от Эдварда.
- Я в ванную, - глухо произнёс он.
- Конечно.
Пит-стоп. Но всё-таки сколько кругов в этой гонке?
*
- Красивая машина, - не удержался Эдвард, усаживаясь на переднее сиденье. – И очень вам подходит.
Синигами кивнул. Его лицо снова было твёрдым и непроницаемым, как на гонке, и художник почувствовал, что почти готов забыть утреннее недоразумение.
- Я закурю? – Он опустил окно и достал из бардачка «Лаки Страйк». – Мне нужно знать ваше полное имя.
- Полное имя?..
- Где ваш отель?
- Я не уверен…
Фудзимия развернул карту.
- Как он называется?
Эдвард ответил.
- Вам нужны какие-нибудь вещи?
- Да, и… моя машина.
- Ваша машина – вот это, - невозмутимо сообщил японец. – Ту вы ведь взяли напрокат? – Румын машинально кивнул. - Чтобы оформить документы, я должен знать ваше полное имя, и, кажется, номер прав, но это подождёт. Заберём ваши вещи, отгоним – что у вас там, трабант?
Художник мог бы обидеться, но в тоне гонщика не было издёвки. Эдвард вздохнул.
- Пежо.
- Тем более. Я договорюсь, чтобы его вернули в прокат.
- В Румынии?
- Хорошо, в Румынии.
Стоило им выехать с парковки, как вокруг защёлкали фотокамеры. Несколько журналистов стучали по дверце машины, кто-то побежал следом. Синигами нажал на газ, и пёстрая толпа разлетелась в разные стороны, словно колода карт.

@темы: Ая и Хлоэ, графомань

---

25.11.2009 в 21:53

Пишет  Ay:

Маемся фигнёй.)
Утащила у  Iren..

1. Взять ближайшую книгу
2. Открыть на странице 123.
3. Найти третье предложение.
4. Поместить оное в своем дневнике... вместе с этими инструкциями.
5. Не пытаться выбрать книгу, а взять ту, которая ближе других в данный момент.


Не виноватая я, так получилось.))
5й том сайдбишки, 27я глава.)

Окита: Ничего удивительного, если тебя убьют,
Окита: ведь ты так опасна!
Перевод  1978jul04
Простите, это неправильно, но ниасилю сейчас японский текст набрать, может быть - потом.

Оказался Воннегут, "Бойня номер пять".
"Билли ожидал, что тральфамадорцы будут удивляться и возмущаться войнами и другими способами убийства на Земле."

Видимо, это WK накладывает отпечаток.

@темы: о себе...

---

www.formula1.com

"McLaren have announced the signing of reigning world champion Jenson Button on a multi-year deal that will see him partner 2008 title holder Lewis Hamilton next season. It marks the first pairing of two British world champions since Graham Hill and Jim Clark at Lotus in 1968."
(c)
И уже обнимает)))

@темы: Дженсон Баттон, F1

---

Графомань одолевает)

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 2

*
Эдвард задержался перед зеркалом у входа. Синигами встал так, чтобы не отражаться, и спросил:
- У вас есть семья?
- Да, а что?
- После нашей поездки им будет вас не хватать.
Эдвард улыбнулся назло мрачному тону гонщика:
- С таким водителем мне не будет страшно.
- Я вам напомню завтра, если начнёте жаловаться.
Они подошли к стойке и сели.
- Позволите вас угостить? – спросил Синигами.
- Спасибо, не стоит. Я и сам могу за себя заплатить.
- Это неважно.
Эдвард пожал плечами и заказал лонг-айленд. Фудзимия выбрал мартини. Перекрикивать музыку просто так не хотелось. Сидеть и молчать было неловко.
- Вы любите путешествовать? – спросил Эдвард первое, что пришло в голову.
- А вы?
- Ну, вот, объезжаю Средиземноморье на машине. Сейчас еду из Румынии во Францию, оттуда домой.
- Давно едете?
- Недели три как.
- На машине же утомительно. Я больше двадцати часов не выдерживаю.
Художник рассмеялся:
- Это же почти кафе-рейсинг. Еду от отеля до отеля, останавливаюсь, где захочу – в ресторанах, на пляжах…
- Хотите, я вас покатаю?
Эдвард поднял брови.
- Почему нет? - не дождавшись ответа, продолжил гонщик. - Мне ведь нужна работа.
- Ну что вы, куда мне нанимать звезду Формулы-1. Да и моя машина… Всего два литра и меньше двухсот «лошадей», - румын с улыбкой развёл руками.
- Машину можно взять мою.
- А какая у вас? Нет, стойте, а мою мы куда денем?
- Вашу… отгоним. А моя… Вы какую хотите?
- Простите? – нахмурился Эдвард.
- Хочу купить красивую машину. Посоветуете?
Мы оба пьяны – сообразил Эдвард. Так давайте падать в кроличью нору, красить розы, играть в крокет и давать советы гонщикам.
- Сначала нужно действительно доехать до Италии. Самые лучшие машины – там.
- Угу, - сообщил Синигами своему бокалу, - самые лучшие машины – в Японии. Они никогда не ломаются. Особенно на последнем круге.
- Знаете… - Эдвард покачал головой, - у вас не только машина сломалась.
Фудзимия вопросительно покосился на него и отвернулся от сочувственного взгляда.
- Так какую машину вы мне посоветуете?
Эдвард задумался.
- Сначала скажите, что вы хотите. Спортивную, я полагаю?
- Зачем мне спортивная? – усмехнулся Синигами.
- А как же «в мгновение ока в Италию»?
- По городу до шестидесяти. По трассе до девяноста.
- Тогда вам нужно какую-нибудь… не знаю… немецкую.
- А вы бы какую хотели? Из вообще всех машин на свете?
Эдвард рассмеялся про себя, поворачивая воображаемый ключ в воображаемой дверце.
- Ламборгини 350 GT.
Отклик гонщика был неожиданным:
- Какой тут часовой пояс?
- Плюс один к Гринвичу, а что?
- Мне надо позвонить в Японию. Я быстро.
*
Синигами вернулся, всё ещё прижимая к уху трубку. Эдварду как раз смешали второй лонг-айленд.
- Будете дьябло?
- Нет, слишком крепко. Я бы лучше…
- А мур-се-ла-го?
- Вы что… вы про машину?
- Про машину.
- Ламборгини Мурселаго? Серьёзно?
- 350 GT раньше понедельника не перегонят. Извините.
- Так, - Эдвард потёр висок, - а когда понедельник?
- Через три дня. Её перегонят до Италии, а мы там подберём. Италия маленькая, не потеряем. Ничего, что синяя?
Эдвард почувствовал, что у него кружится голова.
- Вы…
Фудзимия договорил по-японски и убрал телефон.
- Дьябло будет к утру. На нём и поедем.
- Замечательно, - Эдвард пригубил коктейль, чтобы не рассмеяться.
Фудзимия кивнул и занялся своим мартини. На дне бокала Эдварда темы для разговора не нашлось.
- Идёмте танцевать? – предложил художник и чуть не добавил: «Тогда и разговаривать не придётся».
- Почему бы и нет.
Синигами поднялся. Двигался он легко и уверенно, и хотя видно было, что ему едва ли часто приходится танцевать, Эдвард не мог отвести глаз. Фудзимия был гибким и сильным, и Эдвард стал подлаживаться под его движения.
Два девушки уже танцевали рядом. Одна – знойная брюнетка с огромными чёрными глазами - провела рукой по высокой груди, другая – хрупкая и светловолосая - невзначай потёрлась бедром о бедро румына.
- Видите, - крикнул Эдвард почти на ухо своему спутнику, - вашу красоту нельзя не заметить!
Синигами слегка нахмурился. В следующую секунду его губы впились в губы Эдварда.
Эдвард опешил. Потом задохнулся. Потом ответил на поцелуй.
Девушки испарились. Музыка стихла и не возобновилась. Фудзимия почти кусал. Эдвард застонал, прижался к нему всем телом и мгновенно ощутил горячие ладони под своей рубашкой. У Синигами была эрекция. Член Эдварда тоже болезненно упёрся в ширинку узких джинс.
Они добрались до чилл-аута, не отпуская друг друга. Упали на диван – Эдвард оказался на коленях Синигами. Тот высвободил одну руку, отвёл волосы с шеи художника и стал лизать и покусывать, одновременно продолжая изучать ладонями его тело. Эдвард провёл пальцами по гладкой груди в вырезе футболки, потом вверх через ключицу к шее. Фудзимия накрыл рукой его пах. Эдвард со стоном выгнулся, но тут же обхватил запястье гонщика, не давая ему продолжать. Наклонился к его уху:
- Не здесь… Ран. Поедем ко мне. Или к тебе.
- Только быстро.
- Да… Сейчас я вызову такси. Чёрт! Откуда я знаю, как тут… Дайте телефон!
- Я сам, - Фудзимия полез в карман за трубкой. Эдвард отстранился на вытянутые руки, кусая губы, чтобы не тянуться к этому телу, к этой коже, этому рту, который занят разговором.
Договорив, Фудзимия критически посмотрел на Эдварда, притянул к себе за шею и коснулся языком искусанных губ. Эдвард приглашающе открыл рот, но Синигами продолжил лизать. Эдвард впился пальцами в его плечи. Справился с головокружением. Оторвался:
- Спокойно, Ран… И я тоже спокойно… А то мы так… такси не дождёмся.
Фудзимия медленно кивнул. Его руки напряжённо застыли на бёдрах Эдварда. Через какое-то время удалось перевести дыхание, встать и дойти до машины – вцепившись друг в друга, но ни разу не остановившись для поцелуя.
Оказавшись на заднем сидении, Эдвард попытался сесть подальше, но Синигами стиснул его руку, а когда назвал адрес, притянул к себе. Быстро отыскал пах, расстегнул ширинку, погладил член двумя пальцами сквозь ткань белья.
- Не надо, - простонал Эдвард.
Гонщик убрал руку. Сжал в кулак. Эдвард положил сверху ладонь:
- Спокойно, спокойно. Тут всё рядом…
- Что ж он тащится, как… - сквозь зубы пробормотал Фудзимия,- …даже фамилию называть не хочу.
Эдвард нервно рассмеялся и уткнулся лбом в плечо Синигами. Это было ошибкой. Такси остановилось у дверей отеля де Пари через какую-то минуту, но они скорее выпали, чем вышли из него. Вокруг, кажется, раздались вспышки и защёлкали затворы, но Эдвард видел только стойку портье. Фудзимия взял ключ, прижал художника к себе ещё крепче и повёл к лифту.
В кабине Эдварда отвлекло от поцелуя какое-то движение. Он повернул голову. На стене было зеркало, и в нём отражались двое очень красивых мужчин с совершенно безумными взглядами. Эдвард улыбнулся. Лифт остановился.
Когда за ними закрылась дверь номера, румын вывернулся из рук Фудзимии.
- Где спальня?
Тот махнул рукой, направляясь, видимо, в ванную.
Спальню Эдвард нашёл, а вот…
- Где включается свет?
Фудзимия не глядя щёлкнул выключателем, кинул что-то на кровать и принялся расстёгивать последнюю пуговицу на рубашке Эдварда.
- Я оставлю свет, хорошо? Я хочу смотреть…
Фудзимия рванул пряжку его ремня, толкнул на кровать, стащил и отшвырнул джинсы вместе с бельём. Отстранился, разглядывая. Провёл ладонью по разметавшимся волосам, потом по всему телу вниз и вверх. Эдвард потянул футболку Фудзимии из брюк. Тот отодвинулся чуть дальше, разделся и вернулся к неоправданно давно прерванным поцелуям. Эдвард закинул ногу на ногу Синигами, прошёлся пальцами вдоль его спины. Фудзимия сильно куснул его губу. Эдвард застонал и вжался бёдрами ему в бёдра. Гонщик развёл его ноги, лёг, приподнялся. Эдвард сжал его плечо:
- Я ещё ни разу…
Фудзимия кивнул, поцеловал его ещё раз, снова укусив, и сел между его ног. Нажал на лодыжки, показывая, что нужно согнуть колени. Эдвард облизнул губы и постарался расслабиться. Пальцы Фудзимии двигались достаточно медленно, чтобы позволить Эдварду залюбоваться сосредоточенным лицом японца. «Это не гонка», - начал было шептать художник, но тут движения стали интенсивнее, и его дыхание предательски сорвалось. После второго его стона Фудзимия убрал руку и вошёл. Эдвард шевельнул бёдрами – показалось, что так будет удобнее. Фудзимия впился в его губы поцелуем, перешедшим в укус, и принялся двигаться. Ощущения не были слишком приятными, и всё, что Эдвард мог сделать – расслабиться. Спустя недолгое время толчки Фудзимии стали доставлять куда больше удовольствия. Ещё чуть позже их стало не хватать, и Эдвард задвигался навстречу. Синигами оторвался от его губ и начал терзать плечо. Боли не было, только возбуждение. Эдвард обвил ногами поясницу Фудзимии и застонал ему на ухо. Тот резко дёрнулся, разжав зубы для громкого выдоха, и медленно опустился на Эдварда, выходя. Обнял, зарылся лицом в волосы. Эдвард нетерпеливо шевельнул бёдрами.
- Сейчас… Ещё немножко… - прошептал Синигами ему в шею. Эдвард вздохнул и погладил его по спине. Гонщик скользнул языком по подбородку Эдварда, с поцелуями спустился вниз и взял губами его член. Художник ахнул. Синигами вобрал член глубже и провёл по нему языком. Пальцы Эдварда скользнули сквозь короткие красные волосы в тщетной попытке ухватиться. Фудзимия сжал пальцами основание его члена и заскользил губами вверх и вниз. На очередном прикосновении его языка к головке Эдвард разлепил непослушные губы:
- Я вот-вот…
Фудзимия сильнее обхватил губами его член, вобрал до конца и выпустил только когда проглотил всё до капли.
Эдвард перевёл дыхание. На ощупь отыскал плечо Синигами. Потянул. Тот лёг рядом, взял лицо Эдварда в ладони и принялся водить по нему губами, время от времени касаясь языком. Эдвард улыбнулся и опустил веки. Уже не силах открыть глаза, он почувствовал, как его разворачивают, кладут головой на что-то твёрдое, тёплое и гладкое, а потом крепко обнимают. С этим ощущением он погрузился в сон.
Выпитые коктейли разбудили его среди ночи. Комната всё также была залита светом, и Эдвард мгновенно вспомнил, где он и что тут происходило. Он убрал ладони Синигами и сел на кровати. Гонщик приподнялся на локте. Взгляд у него был какой-то встревоженный.
- Где здесь?..
- Я покажу, - Фудзимия вскочил на ноги. Эдвард поднялся следом. Гонщик проводил его до ванной. Когда Эдвард вышел, он ждал снаружи.
- Всё в порядке?
- Да, вполне. Пойдёмте ляжем, - сонно улыбнулся Эдвард.
- Хорошо… А… можно вас помыть? Извините.
Эти слова заставили Эдварда вспомнить о последствиях секса, которые сам он не озаботился устранить. Он отвёл глаза:
- Да. Можно.
Синигами отвёл его под душ и включил воду. Слегка сжал запястье:
- Я сейчас.
Эдвард сонно привалился к стене. Открыть глаза его заставил поток холодного воздуха, ворвавшегося за шторку вместе с Фудзимией. Тот ставил на бортик ванны флакон со смазкой. Эдвард покачал головой:
- Я сейчас не смогу…
Фудзимия кивнул и погладил его по плечу. Прижался на секунду, пока тянулся за мочалкой и гелем для душа.
- Мыться.
Эдвард закрыл глаза, ожидая ласк, на которые он, увы, не смог бы сейчас отреагировать как должно. Однако осторожно исследовавшая всё его тело губка действовала вполне целомудренно. Подчиняться рукам Фудзимии и одновременно дремать оказалось несложно, и Эдвард открыл глаза только когда почувствовал прикосновение полотенца. Он улыбнулся:
- Спасибо…
Фудзимия легонько коснулся губами его губ. Эдвард снова закрыл глаза. Полотенце сменилось руками, которые обхватили его поперёк спины и под коленями и понесли. Ещё был неразборчивый шёпот, прохладная постель и бережное объятие. Всё это вобрал в себя долгий, крепкий и очень уютный сон.

@темы: Ая и Хлоэ, F1, графомань