Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..
Глава 11*
В другой ситуации отражение в зеркале принесло бы ему массу удовольствия, но сейчас беглый взгляд мгновенно диагностировал полную неуместность золотых украшений в сочетании с золотым принтом. Прибавить к этому цвет волос - и не забыть про их длину... Эдвард досадливо фыркнул, но менять что-либо было поздно. Он поправил футболку так, чтобы поблёскивающее в пупке кольцо с сапфиром не сразу бросалось в глаза, и пошёл в холл.
Интуиция не подвела: вышедший из лифта парень выглядел полной противополжностью изящному золотому существу из зеркала. Хидака Кен, лучший вратарь миллениума, а также лучший друг Фудзимии Рана, казался - румыну захотелось протереть глаза - попросту карикатурным представителем своей профессиии. Встрёпанные волосы, торчащие один из под другого рукава. Взгляд сквозь Эдварда.
- Здорово, Ран! Блин, ну что за нафиг, почему хорошим людям так не везёт? - часть слов футболист проглатывал, часть искажал, и разобрать его быструю речь было непросто. Но Синигами, казалось, расслабился.
- Кое в чём мне повезло. Знакомься. Это Эдвард.
Хидака соизволил посмотреть на румына. Эдвард поймал себя на мысли убрать руку с бедра. Вместо этого он заставил себя улыбнуться и произнёс:
- Добрый день.
Вежливо и раздельно.
Эффект пропал втуне, потому что Ран уже разворачивал коляску, а Хидака ворчал, что гонщика нельзя оставить без присмотра.
- Ну куда это годится? Машины бьёшь, спину ломаешь, спишь с кем попало...
- Кен, - одёрнул Синигами. Футболист только фыркнул. Застывший в проёме гостиной Эдвард вскинул подбородок.
- А вы, должно быть, завидуете? Хотели бы быть на моём месте?
Хидака обернулся на художника.
- Да щас! Мы с Раном друзья. Хоть вам и не понять, что это такое.
- Ну почему же. Глядя на вас, я могу предположить, что друг - это тот, для кого нет ничего интереснее твоей личной жизни, - художник скрестил руки на груди. Футболист упёр руки в бока.
- Не судите по себе-то. Друг - это тот, кому всё интересно. С кем можно поговорить, а не только потрахаться.
Эдвард с серьёзным видом кивнул:
- Особенно учитывая разговорчивость Рана.
- Ну вот и я об этом! О чём вам с ним разговаривать?
- Уж явно не о чьей-то личной жизни. Вас вообще другие темы интересуют? Хотя что же, здоровый интерес здорового организма... - ярость выталкивала наружу японские слова, и Эдварду не приходилось задумываться о том, как строить фразы. Чёртов вратарь оказался тем ещё нападающим, но отступать румын не был намерен.
- Меня - ещё как! - не понял намёка Хидака. - Да спорт хотя бы! Вы хоть знаете, за кого Ран болеет в большом теннисе?
- А вы знаете, что Ран неприятно слушать этот разговор?
- Вот именно! - футболист пропустил фразу Эдварда мимо ушей. - Откуда вам знать? Зачем с женой о спорте разговаривать?
Художник посмотрел вслед Фудзимии, без лишних слов направившему кресло к двери другой комнаты.
- Сочувствую вашей жене. Если вы не говорите с ней о спорте, что же остаётся? Личная жизнь ваших знакомых?
А Хидака торжествовал:
- Да моя жена!.. За неё Ран в теннисе и болеет! - он обернулся, чтобы, видимо, призвать Синигами в свидетели своей правоты, и Эдвард с трудом удержался от усмешки при виде его обескураженного лица.
- Довольны? - поинтересовался художник.
Хидака произнёс какое-то ругательство.
- Ран! Эй, Ран, куда ты делся?
Из-за стены послышался шум трибун и пулемётная очередь комментаторской речи. Хидака опередил Эдварда, и тот застал уже готовую картину - оба японца сосредоточенно уставились в телевизор. На лице Рана был написан небывалый интерес: гонщик даже вцепился в ручки кресла, подаваясь к экрану. Не сказав ни слова, Эдвард развернулся и пошёл за альбомом.
Опомнился он только когда его модель опустила голову, чтобы отпить пива. Возмутиться не удалось: что-то холодное ткнулось в руку и отвлекло внимание.
- Держи, - Хидака протягивал Эдварду запотевшую жестяную банку.
Художник машинально взял её и потянул за кольцо. В игре, похоже, был перерыв, и рисовать стало нечего: Ран уже сел спокойно.
- Какой там счёт? - поинтересовался румын. Не то чтобы ему что-то говорили названия игравших команд...
- Два - ноль, - откликнулся Синигами.
- Но это ничего не значит, - мгновенно подхватил Хидака.
Гонщик кивнул:
- "Саутгемптон" сделает этот "Ньюкасл".
- Они же у себя дома! - от переизбытка чувств вратарь хлопнул Эдварда по плечу.
- И у них "двуглавый орёл".
Художнику оставалось лишь переводить взгляд с одного спортсмена на другого. Час назад он бы не поверил, что Ран способен на такую оживлённую беседу.
- Простите, "двуглавый орёл"?.. Герб... России?
- Да ну! Это Облиены, Дэвид и Джонатан, - фыркнул Хидака.
- Два хороших игрока. Братья Облиены, - одновременно с ним произнёс Синигами.
Эдвард помедлил, разбирая слова, а вратарь продолжил:
- Самые крутые в "Сауте"! Нападающий и опорный хав. Дэвид у "святых" капитан...
Объяснял хоть и эмоционально, но довольно доходчиво. К концу тайм-аута Эдвард знал об английской премьер-лиге больше, чем когда-либо стремился узнать, а Хидака обращался к нему на "ты".
Начался второй тайм. Японцы вернулись к экрану, Эдвард - к альбому. Впрочем, на поле, как выяснилось, творилось нечто осмысленное, поэтому время от времени художник отрывал глаза от своей основной модели. Закончив набросок Рана, который сидел, прижав пальцы к губам, так что на лице выделялись только глаза, румын поймал себя на том, что пытается изобразить карикатурного Хидаку в форме "Ньюкасла", пропускающего гол. Сходство было очевидным, внезапно пойманный стиль японских чиби - довольно удачным, и какое-то время Эдвард колебался, но всё же вырвал и скомкал лист.
Быстро набросанный карандашом, Ран всё равно смотрелся эффектно. Эдвард просмотрел эскизы, ревниво сравнивая портреты с оригиналом, усмехнулся своим пигмалионовым чувствам и пересел так, чтобы видеть экран, а не только лица двух спортсменов. Последние пятнадцать минут матча он честно пытался вникнуть в происходящее и почти разобрался в содержании надписей, всплывающих тут и там на экране. "Саутгемптон" выиграл, и Хидака полез обниматься с Синигами. Эдвард фыркнул было, но гонщик улыбнулся и сжал плечо футболиста в ответ, а в следующее мгновение ошарашенный румын получил по хлопку от обоих японцев. Потом Ран притянул его к себе и поцеловал. Кен хихикнул:
- Дайте-ка я вас сфотаю, - он полез было в карман, но тут же спохватился. - Можно?
Эдвард выпрямился, разрывая объятие, вопросительно посмотрел на любовника:
- Ран?
Синигами кивнул. По-прежнему ожидая подвоха, художник осведомился:
- Принести вам камеру?
- Да не, - отмахнулся Хидака. Он наконец извлёк из кармана телефон. - Мне так, портрет в мобиле обновить.
Он пошарил в меню и без предупреждения щёлкнул вспышкой. Эдвард рефлекторно сощурился, но досадовать было поздно. Хидака с увлечением рассматривал дисплей, и румын помимо воли потянулся к футболисту.
- Можно посмотреть, как получилось?
- Да нормальная фотка, - Хидака протянул художнику телефон, - Ран улыбается.
Эдвард преувеличенно нахмурился:
- Вот этого я и боялся. Придётся переснимать, а то никакого сходства с оригиналом.
Хидака тоже свёл было брови, но, увидев заговорщическую улыбку художника, расхохотался, заставив Рана хмыкнуть. После этого Эдвард и сам не сумел удержаться от смеха.
Когда Кен сказал, что ему пора уходить, Синигами остался в комнате. Эдвард проводил гостя до двери. Зашнуровывая кричаще-оранжевые кроссовки, Хидака поднял на румына глаза:
- Спасибо. Правда, спасибо, что ты с ним.
Опять это слово. Слишком много незаслуженных благодарностей. Эдвард покачал головой:
- Спасибо, что навестил Рана. Ему будет приятно, если ты приедешь ещё.
- И вы давайте в гости, - Хидака с улыбкой посмотрел Эдварду в глаза. Художник не смог не улыбнуться в ответ.
- Приедем, как только сможем.
*
С каждым ударом сердца по телу расходились ледяные круги. Это продолжалось с самого утра, и Эдвард не был уверен, что, когда придёт время, сумеет не то что сосредоточиться на рисовании, а просто удержать в руках кисть. Ни малейшей уверенности в свой правоте у него не было, но он дал слово...
Время с ужасающей быстротой подбегало к критической отметке. Хотелось прижать пальцем золотые шестерёнки кулона, чтобы хоть немного замедлить его бег. Кляня себя за малодушие, Эдвард тянул до последнего, и только когда домофон просигнализировал, что гость появится на пороге через минуту, наконец-то решился сказать.
- Ран... Я не предупредил, прости... Сейчас ко мне придёт натурщица, и мы будем работать по меньшей мере несколько часов.
- Натурщица? - в глазах Синигами засветилось подобие интереса. - Привёл себе женщину? Давно пора было.
- Ран! - Эдвард понял, что краснеет.
- Это шутка, - невозмутимо произнёс Синигами, не дожидаясь, пока его любовник соберёт разбежавшиеся от такой бесцеремонности японские слова. - Но я буду смотреть. Можно?
Эдвард просиял. Может быть, всё и получится.
- Нужно!
За стеной с негромким звоном раздвинулись двери лифта. Эдвард встал за спиной у Рана и направил кресло к двери.
- Сейчас я вас познакомлю.
Черноволосая девушка в холле, казалось, вот-вот взлетит - или бросится в атаку. Смотрела она только на Рана.
- Мы знакомы, - сухо произнёс Синигами. Он неожиданно резко дёрнул кресло, развернул его, наклонив в повороте, и скрылся в проёме коридора.
Фудзимия Ая вскинула глаза на Эдварда. Тот развёл руками.
- Я знала, что так и получится, - девушка нашла в себе силы улыбнуться, и Эдварда захлестнуло чувство вины.
- Мы в любом случае можем поработать. Если, конечно, вы действительно заинтересованы...
Ая скептически хмыкнула.
- Может быть, Ран передумает. И тогда, если вы будете рядом, ему проще будет сделать шаг... - длинные косы девушки заставляли думать только о том, как заиграют распущенные волосы в солнечном свете. Под такие мысли в голову всегда приходили подходящие слова.
Фуздимия-младшая кивнула:
- Хорошо. Рисуйте.
За те шесть часов, что они провели в студии, Ран так и не вышел из спальни.
*
На столе лежал лист. Эскиз Эдварда? Ран подъехал ближе. Раньше Эдвард не рисовал в кабинете, позволяя Рану спокойно готовиться к поступлению в университет. Так почему он забыл здесь этот... неудачный набросок?
Изображение выглядело так, словно сначала было нарисовано одно, а потом - поверх - другое. Какая-нибудь очередная разработка очередного персонажа. Ран поднял лист, чтобы открыть ноутбук.
У очередного персонажа были красные волосы и фиолетовые глаза. Небо на фоне тоже было фиолетовым. Сумеречным. Нет, внизу оно переходило в рассветный розовый.
Ран вглядывался в мазки акварели, пытаясь разобрать контуры. Получалось плохо. Разглядеть можно было только второй, прозрачный профиль. Он еле угадывался. У него были тонкие черты и бесконечно длинные чёрные косы.
Оттолкнувшись от стола, Ран отъехал чуть назад, чтобы можно было открыть самый нижний ящик стола. Там лежала фотография. Вся в заломах и с загнувшимися краями; слишком ветхая, чтобы продолжать носить её в бумажнике. На ней были оба лица с портрета - и ещё два не нарисованных Эдвардом.
Синигами осторожно положил акварель поверх снимка.
Посмотрел, запоминая - вспоминая - прозрачную улыбку сестры.
Задвинул ящик.
*
Эдвард поднёс дымящуюся чашку к губам и вдохнул аромат корицы и мускатного ореха, торжествующий над стойким запахом арабики. Развернул английский "Форчун" на последней странице. Было очень рано; едва различимый гул под окном говорил о том, что клерки как раз стоят в пробке на дороге в свои офисы. Ран ещё спал, и всё это - кофе со специями, залитая мягким светом кухня, само это утро - принадлежало только Эдварду.
Художник сделал глоток и уставился сквозь глянцевую страницу, не задержавшись на ней и секунды. В голове вертелись воспоминания о вчерашнем вечере. Любовники вернулись с трассы Фудзи, где Ран два часа провёл в болиде. И пусть это не было полноценной тренировкой или заездом, пусть не шло никакой речи о возвращении в спорт, но Синигами выглядел таким живым и счастливым...
Эдвард прикусил губу, вспоминая, как смеялся всё ниже и многозначительнее, как опускался на колени перед креслом Рана напротив двери вот этой самой кухни - и как Ран отстранял его после первого же поцелуя с отрывистым "устал".
Устал... Если бы Эдвард слышал это слово чуть реже. Если бы повод произнести его не был всё время одним и тем же...
Они оба устали. А ещё - художник повернул голову на характерный звук, но тут же снова перевёл взгляд на журнал - Рану больше не нужна помощь.
Синигами вошёл, уверенно переставляя костыли. Чуть самодовольно улыбнулся художнику:
- Доброе утро, Эдо.
Развернувшись на стуле, румын смотрел, как его любовник наливает себе кофе и пьёт, не садясь.
Вполне убедительно. А значит...
- Ран, ты не будешь возражать, если я съезжу в Европу? Недели на три. Не могу работать - очень не хватает натуры, и... Ран, у меня сын.
Синигами допил кофе и кивнул.
- Поздравляю. Рекс закажет тебе билет.
*
На экране телевизора что-то перелетало туда-сюда. Кажется, теннисный мяч. Или бейсбольный. Какая разница.
Телефон молчал.
Некоторое время ушло на то, чтобы пересесть в коляску. Один из прислонённых к дивану костылей при этом упал. Синигами объехал его по дуге. Пушистый ковёр шуршал и пружинил под шинами, прочными, как...
Он вынул из бара бутылку мартини и бокал. Не пришлось даже тянуться, ведь переоборудованием комнаты занимался Эдо... Бокал отправился обратно. С бутылкой в свободной руке Синигами подъехал к панорамному окну. Наклонился, упёрся лбом в прохладную поверхность. Вниз от его ног уходили сорок четыре этажа стекла и стали, бликующих неоновых отражений и хирургического хромового блеска. Эдо никогда не подходил к окну так близко. Он боится высоты.
Когда бутылка покатилась по ковру вслед за крышкой, первой утонувшей в густом ворсе, Синигами включил звук телевизора. Прошлая неделя была неправильной, но за эти два дня всё встало на свои места. Эдвард не позвонит.
*
Услышав, как открывается дверь в квартиру, Ран сперва допил то, что ещё оставалось в бутылке, и лишь затем взялся за джойстик кресла.
Эдвард не включил свет и двигался медленно, словно сомнамбула. При появлении Рана он вздрогнул и застыл на месте.
- Добрый вечер, - произнёс гонщик.
- Добрый... - Эдвард не закончил, опустил голову, снова поднял, потряс ею. - Я заберу холсты и... Ран, я знаю, что не имею права просить прощения, но поверь, мне жаль, что так получилось. В Греции я был с другим человеком, и теперь... - он снова не договорил. Синигами кивнул. Можно было разворачиваться и уезжать в другую комнату, чтобы не мешать Эдварду собираться, но гонщик медлил.
- В наших отношениях всё равно не осталось ничего прежнего. Мы - не более, чем друзья, которые спят в одной постели, - голос художника звучал безжизненно. - Разумеется, это нисколько не оправдывает моего поступка за твоей спиной, однако я и приехал не ради оправданий.
Эдвард разжал скрещенные руки и оттолкнулся от стены, о которую опирался с начала разговора.
- Если позволишь, я соберу вещи. Самолёт не будет ждать.
- Едешь в Грецию? Извини, это не моё дело.
- Что? - рассеянно переспросил Эдвард. - В Грецию? Нет, я всё закончил. Можно посылать в издательство, - он невесело усмехнулся.
Это вернуло Рана к нужной мысли.
- Я хотел бы издать твой комикс. Если ты не против. И я хотел бы, - продолжил он, не давая румыну перебить, - передать тебе половину своего имущества. В знак благодарности за всё, что ты для меня сделал.
Эдвард вздрогнул и покачал головой.
- Я соберу вещи, - не сразу произнёс он.
Ран не стал ему мешать.
Всё, что художник увозил с собой, поместилось в две сумки.
- В аэропорт? - Ран выехал проводить бывшего любовника.
- Да, - Эдвард рассеянно покрутил в руке телефон.
Наверное, нужно было спросить, зачем тогда уезжать. Наверное, ещё можно было попросить его остаться. Наверное, кто-то другой придумал бы, как это сделать. Ран не мог.
Они помолчали. Эдвард неловко убрал телефон.
- Такси сейчас приедет.
- Я отвезу, - умение улыбаться перед камерами пригодилось Синигами и сейчас. - Я лучше, чем такси.
Художник поморщился:
- Не стоит, пожалуйста... О, ты снова водишь? Я рад.
- Посмотришь новую машину, - произвёл ещё одну улыбку гонщик.
Эдвард обреченно подхватил ремень кофра.
Затаскивать кресло в машину было всё ещё непривычно, но Ран справился сам.
Эдвард довольно долго молчал. Поворачивая голову к правому зеркалу, Ран видел, что он кусает губы. Наконец художник спросил:
- Как твои ноги?
- Всё в порядке, - невозмутимо ответил Синигами.
- Здесь полностью ручное управление. И когда я уезжал, ты ходил, а сейчас ни разу не встал...
Синигами вошёл в поворот чуть резче, чем следовало.
- Всё в порядке, - снова повторил он.
Подрезав такси, Ран остановил машину у центрального входа в аэропорт. Несколько человек замедлили шаг, чтобы рассмотреть красную феррари.
- Извини, я не смогу помочь тебе с сумками, - улыбаться с каждым разом становилось всё проще. Эдвард с тяжёлым вздохом поднял голову.
- Спасибо.
Последняя встреча, последняя поездка, последние слова. Удивительно, что этот последний роман вообще продлился так долго.
Дверь открылась и закрылась.
Когда сзади засигналили, Синигами тронулся с места. Дальше было легко, дальше можно было стать автоматом, придатком этой великолепной машины, каплей транспортного потока. Перестать, наконец, притворяться живым.
Кок обычно, он не надел гарнитуру. Чтобы ответить на звонок, пришлось прижиматься к обочине наперерез трём полосам. Скрип тормозов и возмущённые гудки заглушили его "слушаю" и первые слова собеседника. Пытаясь унять давно забытое сердцебиение, он ждал, пока станет слышно хоть что-нибудь.
- ...очень благодарен. Твои юристы...
Ран ожидал не этого. Сердце колотилось так, как не делало уже почти десять лет. Голос из трубки окутывал бархатом, согревая. Нет, бросая в жар.
- ...ты собрал вокруг себя замечательных людей, Ран-кун...
Он стиснул зубы.
- ...если позволишь, в знак благодарности я хотел бы...
- Всего хорошего, Кикё.
Он крепко сжал немую трубку в кулаке вместо того, чтобы швырнуть ею в лобовое стекло. Посидел несколько минут, отметая прочь эмоции, как учил Сион. Вечер воспоминаний, будь он неладен. Но раз уж вспоминать, то вспоминать до конца.
Он раздвинул слайдер и набрал номер, молчавший с самого мая.
*
Эдвард не любил писать. Отвечая клиенту, можно было, скажем, просто показать альтернативный вариант исполнения, не вдаваясь в пространные описания плюсов и минусов каждого элемента.
Эдвард не любил писать по-японски. Всё время казалось, что где-то - вот только неясно, где - допущена нелепая ошибка, а Эдвард терпеть не мог выглядеть смешно.
И тем не менее он сидел, тщательно проверяя каждый значок хираганы. Он чувствовал, что в письме должны быть слова. Должно быть что-то из мира Рана - не того, который пропах бензином и антисептиками, а того, в котором вырастали сказки.
Наконец письмо было дописано. Эдвард присоединил вложение и нажал "отправить". Если это не сработает, если Ран не откликнется...
Нет, думать о будущем Эдвард с некоторых пор тоже не любил.
*
Синигами не любил электронную почту - как и все остальные средства коммуникации.
Он увидел письмо из Румынии всего через неделю после отправки только потому, что ждал другого сообщения. Первое электронное письмо от Эдварда. Стилизованный под бумагу бланк с росчерком автопортрета вместо подписи, аккуратные книжные конструкции японского текста. "Надеюсь, что, просмотрев мой комикс, ты не откажешься высказать своё мнение как продюсер".
Ран распаковал вложенный архив. Чёрно-белые превью настораживали: он помнил, что Эдвард рисовал в цвете. Если приложена не та работа, нужно об этом написать.
Тачпад сработал, как всегда, непредсказуемо. Чёрно-белое изображение развернулось на весь экран. Какой-то наспех набросанный комикс...
На кадре, занимавшем треть первой страницы, была изображена барная стойка, человек с сигаретой и размытая танцующая толпа за его спиной. Нет, одна фигура была чёткой. Танцор двигался в такт толпе, но его взгляд был прикован к сидевшему за стойкой.
Центр страницы занимала вывеска, и Ран вспомнил, как пытался вызвать такси, и как смазливый журналист коснулся его губ, одним движением убрав все препятствия... Он закрыл глаза. Воспоминания шли одно за другим, сменялись не спеша, как в пытке водой, возникали в сознании статичными картинками. Кадрами. Чёрно-белыми.
Видеть продолжение нужды не было. Ран закрыл программу просмотра и нажал пересылку. Спонсировать автобиографическую яойную мангу - это именно то, чего не хватает образу Синигами в масс-медиа. А дальнейшие вопросы пусть решает издатель.
Через несколько минут он даже смог прочитать письмо, ради которого открыл почту.
*
"Сенсационное возвращение"
"Легенды не сдаются"
"Новая машина для ветерана гоночных баталий"
"Замена в "Супер Агури": смелый расчёт или спонсорский контракт?"
Эдвард вцепился в стол и попытался прийти в себя. В мире "Формулы-1" происходило невероятное. Спортивные журналисты терялись в догадках, пытаясь одновременно с тем добыть как можно больше информации о беспрецедентном поступке руководства японской команды. Официальный релиз был как гром среди ясного неба: за две недели до начала сезона "Супер Агури" меняет второго пилота и представляет совершенно другую машину. Болид с ручным управлением для полупарализованного Рана "Синигами" Фудзимии, покинувшего спорт после прошлогоднего скандала с "Хондой".
Эдвард зажмурился, собираясь с мыслями. Почему снова ручное управление? Если Ран в состоянии участвовать в гонках, значит, он выздоравливает - и он ведь водил обычный болид в Судзуке, так почему же, почему?..
И всё же Ран вернулся. Так, как никто ещё не возвращался. Эдвард ещё раз пробежал глазами по фотографиям - освещённый подиум, сияющий Такума Сато сидит на корточках рядом с кабиной обычного на первый взгляд болида, и Ран улыбается так, словно уже победил. Такой красивый. Такой сильный.
Эдвард опустил голову и ссутулил плечи. По сравнению с Раном он совершенно, безнадёжно безволен, и его слабость приводит к недопустимым последствиям. Чего стоил один только тот звонок из издательства с просьбой утвердить вёрстку истории, предназначавшейся для глаз Рана и ничьих иных. Синигами не мог бы лучшим образом дать ему понять, чего стоят попытки объясниться.
И всё же Ран будет здесь, пусть за несколькими границами...
Эдвард закусил губы и открыл календарь гонок.
Продолжение следует
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..
Глава 11*
В другой ситуации отражение в зеркале принесло бы ему массу удовольствия, но сейчас беглый взгляд мгновенно диагностировал полную неуместность золотых украшений в сочетании с золотым принтом. Прибавить к этому цвет волос - и не забыть про их длину... Эдвард досадливо фыркнул, но менять что-либо было поздно. Он поправил футболку так, чтобы поблёскивающее в пупке кольцо с сапфиром не сразу бросалось в глаза, и пошёл в холл.
Интуиция не подвела: вышедший из лифта парень выглядел полной противополжностью изящному золотому существу из зеркала. Хидака Кен, лучший вратарь миллениума, а также лучший друг Фудзимии Рана, казался - румыну захотелось протереть глаза - попросту карикатурным представителем своей профессиии. Встрёпанные волосы, торчащие один из под другого рукава. Взгляд сквозь Эдварда.
- Здорово, Ран! Блин, ну что за нафиг, почему хорошим людям так не везёт? - часть слов футболист проглатывал, часть искажал, и разобрать его быструю речь было непросто. Но Синигами, казалось, расслабился.
- Кое в чём мне повезло. Знакомься. Это Эдвард.
Хидака соизволил посмотреть на румына. Эдвард поймал себя на мысли убрать руку с бедра. Вместо этого он заставил себя улыбнуться и произнёс:
- Добрый день.
Вежливо и раздельно.
Эффект пропал втуне, потому что Ран уже разворачивал коляску, а Хидака ворчал, что гонщика нельзя оставить без присмотра.
- Ну куда это годится? Машины бьёшь, спину ломаешь, спишь с кем попало...
- Кен, - одёрнул Синигами. Футболист только фыркнул. Застывший в проёме гостиной Эдвард вскинул подбородок.
- А вы, должно быть, завидуете? Хотели бы быть на моём месте?
Хидака обернулся на художника.
- Да щас! Мы с Раном друзья. Хоть вам и не понять, что это такое.
- Ну почему же. Глядя на вас, я могу предположить, что друг - это тот, для кого нет ничего интереснее твоей личной жизни, - художник скрестил руки на груди. Футболист упёр руки в бока.
- Не судите по себе-то. Друг - это тот, кому всё интересно. С кем можно поговорить, а не только потрахаться.
Эдвард с серьёзным видом кивнул:
- Особенно учитывая разговорчивость Рана.
- Ну вот и я об этом! О чём вам с ним разговаривать?
- Уж явно не о чьей-то личной жизни. Вас вообще другие темы интересуют? Хотя что же, здоровый интерес здорового организма... - ярость выталкивала наружу японские слова, и Эдварду не приходилось задумываться о том, как строить фразы. Чёртов вратарь оказался тем ещё нападающим, но отступать румын не был намерен.
- Меня - ещё как! - не понял намёка Хидака. - Да спорт хотя бы! Вы хоть знаете, за кого Ран болеет в большом теннисе?
- А вы знаете, что Ран неприятно слушать этот разговор?
- Вот именно! - футболист пропустил фразу Эдварда мимо ушей. - Откуда вам знать? Зачем с женой о спорте разговаривать?
Художник посмотрел вслед Фудзимии, без лишних слов направившему кресло к двери другой комнаты.
- Сочувствую вашей жене. Если вы не говорите с ней о спорте, что же остаётся? Личная жизнь ваших знакомых?
А Хидака торжествовал:
- Да моя жена!.. За неё Ран в теннисе и болеет! - он обернулся, чтобы, видимо, призвать Синигами в свидетели своей правоты, и Эдвард с трудом удержался от усмешки при виде его обескураженного лица.
- Довольны? - поинтересовался художник.
Хидака произнёс какое-то ругательство.
- Ран! Эй, Ран, куда ты делся?
Из-за стены послышался шум трибун и пулемётная очередь комментаторской речи. Хидака опередил Эдварда, и тот застал уже готовую картину - оба японца сосредоточенно уставились в телевизор. На лице Рана был написан небывалый интерес: гонщик даже вцепился в ручки кресла, подаваясь к экрану. Не сказав ни слова, Эдвард развернулся и пошёл за альбомом.
Опомнился он только когда его модель опустила голову, чтобы отпить пива. Возмутиться не удалось: что-то холодное ткнулось в руку и отвлекло внимание.
- Держи, - Хидака протягивал Эдварду запотевшую жестяную банку.
Художник машинально взял её и потянул за кольцо. В игре, похоже, был перерыв, и рисовать стало нечего: Ран уже сел спокойно.
- Какой там счёт? - поинтересовался румын. Не то чтобы ему что-то говорили названия игравших команд...
- Два - ноль, - откликнулся Синигами.
- Но это ничего не значит, - мгновенно подхватил Хидака.
Гонщик кивнул:
- "Саутгемптон" сделает этот "Ньюкасл".
- Они же у себя дома! - от переизбытка чувств вратарь хлопнул Эдварда по плечу.
- И у них "двуглавый орёл".
Художнику оставалось лишь переводить взгляд с одного спортсмена на другого. Час назад он бы не поверил, что Ран способен на такую оживлённую беседу.
- Простите, "двуглавый орёл"?.. Герб... России?
- Да ну! Это Облиены, Дэвид и Джонатан, - фыркнул Хидака.
- Два хороших игрока. Братья Облиены, - одновременно с ним произнёс Синигами.
Эдвард помедлил, разбирая слова, а вратарь продолжил:
- Самые крутые в "Сауте"! Нападающий и опорный хав. Дэвид у "святых" капитан...
Объяснял хоть и эмоционально, но довольно доходчиво. К концу тайм-аута Эдвард знал об английской премьер-лиге больше, чем когда-либо стремился узнать, а Хидака обращался к нему на "ты".
Начался второй тайм. Японцы вернулись к экрану, Эдвард - к альбому. Впрочем, на поле, как выяснилось, творилось нечто осмысленное, поэтому время от времени художник отрывал глаза от своей основной модели. Закончив набросок Рана, который сидел, прижав пальцы к губам, так что на лице выделялись только глаза, румын поймал себя на том, что пытается изобразить карикатурного Хидаку в форме "Ньюкасла", пропускающего гол. Сходство было очевидным, внезапно пойманный стиль японских чиби - довольно удачным, и какое-то время Эдвард колебался, но всё же вырвал и скомкал лист.
Быстро набросанный карандашом, Ран всё равно смотрелся эффектно. Эдвард просмотрел эскизы, ревниво сравнивая портреты с оригиналом, усмехнулся своим пигмалионовым чувствам и пересел так, чтобы видеть экран, а не только лица двух спортсменов. Последние пятнадцать минут матча он честно пытался вникнуть в происходящее и почти разобрался в содержании надписей, всплывающих тут и там на экране. "Саутгемптон" выиграл, и Хидака полез обниматься с Синигами. Эдвард фыркнул было, но гонщик улыбнулся и сжал плечо футболиста в ответ, а в следующее мгновение ошарашенный румын получил по хлопку от обоих японцев. Потом Ран притянул его к себе и поцеловал. Кен хихикнул:
- Дайте-ка я вас сфотаю, - он полез было в карман, но тут же спохватился. - Можно?
Эдвард выпрямился, разрывая объятие, вопросительно посмотрел на любовника:
- Ран?
Синигами кивнул. По-прежнему ожидая подвоха, художник осведомился:
- Принести вам камеру?
- Да не, - отмахнулся Хидака. Он наконец извлёк из кармана телефон. - Мне так, портрет в мобиле обновить.
Он пошарил в меню и без предупреждения щёлкнул вспышкой. Эдвард рефлекторно сощурился, но досадовать было поздно. Хидака с увлечением рассматривал дисплей, и румын помимо воли потянулся к футболисту.
- Можно посмотреть, как получилось?
- Да нормальная фотка, - Хидака протянул художнику телефон, - Ран улыбается.
Эдвард преувеличенно нахмурился:
- Вот этого я и боялся. Придётся переснимать, а то никакого сходства с оригиналом.
Хидака тоже свёл было брови, но, увидев заговорщическую улыбку художника, расхохотался, заставив Рана хмыкнуть. После этого Эдвард и сам не сумел удержаться от смеха.
Когда Кен сказал, что ему пора уходить, Синигами остался в комнате. Эдвард проводил гостя до двери. Зашнуровывая кричаще-оранжевые кроссовки, Хидака поднял на румына глаза:
- Спасибо. Правда, спасибо, что ты с ним.
Опять это слово. Слишком много незаслуженных благодарностей. Эдвард покачал головой:
- Спасибо, что навестил Рана. Ему будет приятно, если ты приедешь ещё.
- И вы давайте в гости, - Хидака с улыбкой посмотрел Эдварду в глаза. Художник не смог не улыбнуться в ответ.
- Приедем, как только сможем.
*
С каждым ударом сердца по телу расходились ледяные круги. Это продолжалось с самого утра, и Эдвард не был уверен, что, когда придёт время, сумеет не то что сосредоточиться на рисовании, а просто удержать в руках кисть. Ни малейшей уверенности в свой правоте у него не было, но он дал слово...
Время с ужасающей быстротой подбегало к критической отметке. Хотелось прижать пальцем золотые шестерёнки кулона, чтобы хоть немного замедлить его бег. Кляня себя за малодушие, Эдвард тянул до последнего, и только когда домофон просигнализировал, что гость появится на пороге через минуту, наконец-то решился сказать.
- Ран... Я не предупредил, прости... Сейчас ко мне придёт натурщица, и мы будем работать по меньшей мере несколько часов.
- Натурщица? - в глазах Синигами засветилось подобие интереса. - Привёл себе женщину? Давно пора было.
- Ран! - Эдвард понял, что краснеет.
- Это шутка, - невозмутимо произнёс Синигами, не дожидаясь, пока его любовник соберёт разбежавшиеся от такой бесцеремонности японские слова. - Но я буду смотреть. Можно?
Эдвард просиял. Может быть, всё и получится.
- Нужно!
За стеной с негромким звоном раздвинулись двери лифта. Эдвард встал за спиной у Рана и направил кресло к двери.
- Сейчас я вас познакомлю.
Черноволосая девушка в холле, казалось, вот-вот взлетит - или бросится в атаку. Смотрела она только на Рана.
- Мы знакомы, - сухо произнёс Синигами. Он неожиданно резко дёрнул кресло, развернул его, наклонив в повороте, и скрылся в проёме коридора.
Фудзимия Ая вскинула глаза на Эдварда. Тот развёл руками.
- Я знала, что так и получится, - девушка нашла в себе силы улыбнуться, и Эдварда захлестнуло чувство вины.
- Мы в любом случае можем поработать. Если, конечно, вы действительно заинтересованы...
Ая скептически хмыкнула.
- Может быть, Ран передумает. И тогда, если вы будете рядом, ему проще будет сделать шаг... - длинные косы девушки заставляли думать только о том, как заиграют распущенные волосы в солнечном свете. Под такие мысли в голову всегда приходили подходящие слова.
Фуздимия-младшая кивнула:
- Хорошо. Рисуйте.
За те шесть часов, что они провели в студии, Ран так и не вышел из спальни.
*
На столе лежал лист. Эскиз Эдварда? Ран подъехал ближе. Раньше Эдвард не рисовал в кабинете, позволяя Рану спокойно готовиться к поступлению в университет. Так почему он забыл здесь этот... неудачный набросок?
Изображение выглядело так, словно сначала было нарисовано одно, а потом - поверх - другое. Какая-нибудь очередная разработка очередного персонажа. Ран поднял лист, чтобы открыть ноутбук.
У очередного персонажа были красные волосы и фиолетовые глаза. Небо на фоне тоже было фиолетовым. Сумеречным. Нет, внизу оно переходило в рассветный розовый.
Ран вглядывался в мазки акварели, пытаясь разобрать контуры. Получалось плохо. Разглядеть можно было только второй, прозрачный профиль. Он еле угадывался. У него были тонкие черты и бесконечно длинные чёрные косы.
Оттолкнувшись от стола, Ран отъехал чуть назад, чтобы можно было открыть самый нижний ящик стола. Там лежала фотография. Вся в заломах и с загнувшимися краями; слишком ветхая, чтобы продолжать носить её в бумажнике. На ней были оба лица с портрета - и ещё два не нарисованных Эдвардом.
Синигами осторожно положил акварель поверх снимка.
Посмотрел, запоминая - вспоминая - прозрачную улыбку сестры.
Задвинул ящик.
*
Эдвард поднёс дымящуюся чашку к губам и вдохнул аромат корицы и мускатного ореха, торжествующий над стойким запахом арабики. Развернул английский "Форчун" на последней странице. Было очень рано; едва различимый гул под окном говорил о том, что клерки как раз стоят в пробке на дороге в свои офисы. Ран ещё спал, и всё это - кофе со специями, залитая мягким светом кухня, само это утро - принадлежало только Эдварду.
Художник сделал глоток и уставился сквозь глянцевую страницу, не задержавшись на ней и секунды. В голове вертелись воспоминания о вчерашнем вечере. Любовники вернулись с трассы Фудзи, где Ран два часа провёл в болиде. И пусть это не было полноценной тренировкой или заездом, пусть не шло никакой речи о возвращении в спорт, но Синигами выглядел таким живым и счастливым...
Эдвард прикусил губу, вспоминая, как смеялся всё ниже и многозначительнее, как опускался на колени перед креслом Рана напротив двери вот этой самой кухни - и как Ран отстранял его после первого же поцелуя с отрывистым "устал".
Устал... Если бы Эдвард слышал это слово чуть реже. Если бы повод произнести его не был всё время одним и тем же...
Они оба устали. А ещё - художник повернул голову на характерный звук, но тут же снова перевёл взгляд на журнал - Рану больше не нужна помощь.
Синигами вошёл, уверенно переставляя костыли. Чуть самодовольно улыбнулся художнику:
- Доброе утро, Эдо.
Развернувшись на стуле, румын смотрел, как его любовник наливает себе кофе и пьёт, не садясь.
Вполне убедительно. А значит...
- Ран, ты не будешь возражать, если я съезжу в Европу? Недели на три. Не могу работать - очень не хватает натуры, и... Ран, у меня сын.
Синигами допил кофе и кивнул.
- Поздравляю. Рекс закажет тебе билет.
*
На экране телевизора что-то перелетало туда-сюда. Кажется, теннисный мяч. Или бейсбольный. Какая разница.
Телефон молчал.
Некоторое время ушло на то, чтобы пересесть в коляску. Один из прислонённых к дивану костылей при этом упал. Синигами объехал его по дуге. Пушистый ковёр шуршал и пружинил под шинами, прочными, как...
Он вынул из бара бутылку мартини и бокал. Не пришлось даже тянуться, ведь переоборудованием комнаты занимался Эдо... Бокал отправился обратно. С бутылкой в свободной руке Синигами подъехал к панорамному окну. Наклонился, упёрся лбом в прохладную поверхность. Вниз от его ног уходили сорок четыре этажа стекла и стали, бликующих неоновых отражений и хирургического хромового блеска. Эдо никогда не подходил к окну так близко. Он боится высоты.
Когда бутылка покатилась по ковру вслед за крышкой, первой утонувшей в густом ворсе, Синигами включил звук телевизора. Прошлая неделя была неправильной, но за эти два дня всё встало на свои места. Эдвард не позвонит.
*
Услышав, как открывается дверь в квартиру, Ран сперва допил то, что ещё оставалось в бутылке, и лишь затем взялся за джойстик кресла.
Эдвард не включил свет и двигался медленно, словно сомнамбула. При появлении Рана он вздрогнул и застыл на месте.
- Добрый вечер, - произнёс гонщик.
- Добрый... - Эдвард не закончил, опустил голову, снова поднял, потряс ею. - Я заберу холсты и... Ран, я знаю, что не имею права просить прощения, но поверь, мне жаль, что так получилось. В Греции я был с другим человеком, и теперь... - он снова не договорил. Синигами кивнул. Можно было разворачиваться и уезжать в другую комнату, чтобы не мешать Эдварду собираться, но гонщик медлил.
- В наших отношениях всё равно не осталось ничего прежнего. Мы - не более, чем друзья, которые спят в одной постели, - голос художника звучал безжизненно. - Разумеется, это нисколько не оправдывает моего поступка за твоей спиной, однако я и приехал не ради оправданий.
Эдвард разжал скрещенные руки и оттолкнулся от стены, о которую опирался с начала разговора.
- Если позволишь, я соберу вещи. Самолёт не будет ждать.
- Едешь в Грецию? Извини, это не моё дело.
- Что? - рассеянно переспросил Эдвард. - В Грецию? Нет, я всё закончил. Можно посылать в издательство, - он невесело усмехнулся.
Это вернуло Рана к нужной мысли.
- Я хотел бы издать твой комикс. Если ты не против. И я хотел бы, - продолжил он, не давая румыну перебить, - передать тебе половину своего имущества. В знак благодарности за всё, что ты для меня сделал.
Эдвард вздрогнул и покачал головой.
- Я соберу вещи, - не сразу произнёс он.
Ран не стал ему мешать.
Всё, что художник увозил с собой, поместилось в две сумки.
- В аэропорт? - Ран выехал проводить бывшего любовника.
- Да, - Эдвард рассеянно покрутил в руке телефон.
Наверное, нужно было спросить, зачем тогда уезжать. Наверное, ещё можно было попросить его остаться. Наверное, кто-то другой придумал бы, как это сделать. Ран не мог.
Они помолчали. Эдвард неловко убрал телефон.
- Такси сейчас приедет.
- Я отвезу, - умение улыбаться перед камерами пригодилось Синигами и сейчас. - Я лучше, чем такси.
Художник поморщился:
- Не стоит, пожалуйста... О, ты снова водишь? Я рад.
- Посмотришь новую машину, - произвёл ещё одну улыбку гонщик.
Эдвард обреченно подхватил ремень кофра.
Затаскивать кресло в машину было всё ещё непривычно, но Ран справился сам.
Эдвард довольно долго молчал. Поворачивая голову к правому зеркалу, Ран видел, что он кусает губы. Наконец художник спросил:
- Как твои ноги?
- Всё в порядке, - невозмутимо ответил Синигами.
- Здесь полностью ручное управление. И когда я уезжал, ты ходил, а сейчас ни разу не встал...
Синигами вошёл в поворот чуть резче, чем следовало.
- Всё в порядке, - снова повторил он.
Подрезав такси, Ран остановил машину у центрального входа в аэропорт. Несколько человек замедлили шаг, чтобы рассмотреть красную феррари.
- Извини, я не смогу помочь тебе с сумками, - улыбаться с каждым разом становилось всё проще. Эдвард с тяжёлым вздохом поднял голову.
- Спасибо.
Последняя встреча, последняя поездка, последние слова. Удивительно, что этот последний роман вообще продлился так долго.
Дверь открылась и закрылась.
Когда сзади засигналили, Синигами тронулся с места. Дальше было легко, дальше можно было стать автоматом, придатком этой великолепной машины, каплей транспортного потока. Перестать, наконец, притворяться живым.
Кок обычно, он не надел гарнитуру. Чтобы ответить на звонок, пришлось прижиматься к обочине наперерез трём полосам. Скрип тормозов и возмущённые гудки заглушили его "слушаю" и первые слова собеседника. Пытаясь унять давно забытое сердцебиение, он ждал, пока станет слышно хоть что-нибудь.
- ...очень благодарен. Твои юристы...
Ран ожидал не этого. Сердце колотилось так, как не делало уже почти десять лет. Голос из трубки окутывал бархатом, согревая. Нет, бросая в жар.
- ...ты собрал вокруг себя замечательных людей, Ран-кун...
Он стиснул зубы.
- ...если позволишь, в знак благодарности я хотел бы...
- Всего хорошего, Кикё.
Он крепко сжал немую трубку в кулаке вместо того, чтобы швырнуть ею в лобовое стекло. Посидел несколько минут, отметая прочь эмоции, как учил Сион. Вечер воспоминаний, будь он неладен. Но раз уж вспоминать, то вспоминать до конца.
Он раздвинул слайдер и набрал номер, молчавший с самого мая.
*
Эдвард не любил писать. Отвечая клиенту, можно было, скажем, просто показать альтернативный вариант исполнения, не вдаваясь в пространные описания плюсов и минусов каждого элемента.
Эдвард не любил писать по-японски. Всё время казалось, что где-то - вот только неясно, где - допущена нелепая ошибка, а Эдвард терпеть не мог выглядеть смешно.
И тем не менее он сидел, тщательно проверяя каждый значок хираганы. Он чувствовал, что в письме должны быть слова. Должно быть что-то из мира Рана - не того, который пропах бензином и антисептиками, а того, в котором вырастали сказки.
Наконец письмо было дописано. Эдвард присоединил вложение и нажал "отправить". Если это не сработает, если Ран не откликнется...
Нет, думать о будущем Эдвард с некоторых пор тоже не любил.
*
Синигами не любил электронную почту - как и все остальные средства коммуникации.
Он увидел письмо из Румынии всего через неделю после отправки только потому, что ждал другого сообщения. Первое электронное письмо от Эдварда. Стилизованный под бумагу бланк с росчерком автопортрета вместо подписи, аккуратные книжные конструкции японского текста. "Надеюсь, что, просмотрев мой комикс, ты не откажешься высказать своё мнение как продюсер".
Ран распаковал вложенный архив. Чёрно-белые превью настораживали: он помнил, что Эдвард рисовал в цвете. Если приложена не та работа, нужно об этом написать.
Тачпад сработал, как всегда, непредсказуемо. Чёрно-белое изображение развернулось на весь экран. Какой-то наспех набросанный комикс...
На кадре, занимавшем треть первой страницы, была изображена барная стойка, человек с сигаретой и размытая танцующая толпа за его спиной. Нет, одна фигура была чёткой. Танцор двигался в такт толпе, но его взгляд был прикован к сидевшему за стойкой.
Центр страницы занимала вывеска, и Ран вспомнил, как пытался вызвать такси, и как смазливый журналист коснулся его губ, одним движением убрав все препятствия... Он закрыл глаза. Воспоминания шли одно за другим, сменялись не спеша, как в пытке водой, возникали в сознании статичными картинками. Кадрами. Чёрно-белыми.
Видеть продолжение нужды не было. Ран закрыл программу просмотра и нажал пересылку. Спонсировать автобиографическую яойную мангу - это именно то, чего не хватает образу Синигами в масс-медиа. А дальнейшие вопросы пусть решает издатель.
Через несколько минут он даже смог прочитать письмо, ради которого открыл почту.
*
"Сенсационное возвращение"
"Легенды не сдаются"
"Новая машина для ветерана гоночных баталий"
"Замена в "Супер Агури": смелый расчёт или спонсорский контракт?"
Эдвард вцепился в стол и попытался прийти в себя. В мире "Формулы-1" происходило невероятное. Спортивные журналисты терялись в догадках, пытаясь одновременно с тем добыть как можно больше информации о беспрецедентном поступке руководства японской команды. Официальный релиз был как гром среди ясного неба: за две недели до начала сезона "Супер Агури" меняет второго пилота и представляет совершенно другую машину. Болид с ручным управлением для полупарализованного Рана "Синигами" Фудзимии, покинувшего спорт после прошлогоднего скандала с "Хондой".
Эдвард зажмурился, собираясь с мыслями. Почему снова ручное управление? Если Ран в состоянии участвовать в гонках, значит, он выздоравливает - и он ведь водил обычный болид в Судзуке, так почему же, почему?..
И всё же Ран вернулся. Так, как никто ещё не возвращался. Эдвард ещё раз пробежал глазами по фотографиям - освещённый подиум, сияющий Такума Сато сидит на корточках рядом с кабиной обычного на первый взгляд болида, и Ран улыбается так, словно уже победил. Такой красивый. Такой сильный.
Эдвард опустил голову и ссутулил плечи. По сравнению с Раном он совершенно, безнадёжно безволен, и его слабость приводит к недопустимым последствиям. Чего стоил один только тот звонок из издательства с просьбой утвердить вёрстку истории, предназначавшейся для глаз Рана и ничьих иных. Синигами не мог бы лучшим образом дать ему понять, чего стоят попытки объясниться.
И всё же Ран будет здесь, пусть за несколькими границами...
Эдвард закусил губы и открыл календарь гонок.
Продолжение следует
-
-
18.06.2010 в 10:44-
-
18.06.2010 в 11:00-
-
18.06.2010 в 23:17Но какое странное решение от Эдварда... Хочется каких-то деталей, раскрывающих этот момент)
-
-
19.06.2010 в 02:29Вообще по задумке эмоции Эдварда раскрываются в его действиях.
-
-
19.06.2010 в 08:30-
-
19.06.2010 в 11:47А с какого именно момента действия Эдварда непонятны? (Мне очень важно, как текст воспринимается)