Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..
Глава 12*
Комментатор остался прежним. Его слова липко проползали в уши, и каждое второе касалось Рана. Спустя два месяца с начала сезона парализованный гонщик всё ещё был сенсацией.
- ...а на девятнадцатом и двадцатом местах - две машины "Супер Агури". Покажет ли Фудзимия такое же время, которое показал в субботней квалификации? Вот вы видите, как он выезжает на старт. Давай, Ран, продемонстрируй, на что ты способен - а он способен на многое, дамы и господа, этот удивительный человек, который...
Эдвард перестал слышать. Не существовало ничего, кроме красно-белого шлема. Болид Рана остановился у линии. Синигами махнул кому-то рукой, и у Эдварда ёкнуло сердце.
- "Синигами", что, как вы, конечно, знаете, означает "бог смерти". Покорится ли Монако японскому богу? У Фудзимии очень сложные отношения с этой тра... Так, это был старт, дамы и господа. Посмотрите, как удачно Райкконен...
Синигами летел. На доли секунды он появлялся перед трибуной Эдварда; на короткие мгновения его выхватывала камера. Эдвард сидел, сцепив руки, и бессвязно повторял "Господи..." и "Ран..." - а Синигами невозмутимо отвоёвывал одну позицию за другой. К концу тридцать четвёртого круга, когда сошёл его напарник Сато, он был на пятом месте; к началу пятидесятого, после пит-стопа - на третьем. Когда лидер гонки Фернандо Алонсо сделал ошибку, и болид "Супер Агури" рванулся вперёд вопреки всем своим техническим возможностям и наперекор славе тоннеля, трибуны взвились в едином крике. Эдвард до боли стиснул крест, не замечая, как рвётся цепочка. Между Раном и победой оставалась пропасть в две секунды на семнадцать кругов, но каким невероятным это ни было, Синигами догонял "Макларен” Пятнадцать кругов. Десять. Синигами едва не касается Монтойи. Девять. Восемь. Семь. Белый болид зажат между двумя красными, но не сдаёт позиций. Шесть. Пять. Четыре. Синигами обеспечил себе пьедестал. Три...
Экран закружился у Эдварда перед глазами. По трибунам пронёсся гул. У Монтойи всё-таки сдали нервы. Ран на немыслимой скорости влетел в поворот, не оставив "Феррари" ни малейшего шанса. И он удержался на трассе! Эдвард захлебнулся криком. Торжествующий рёв двигателя "Агури" заглушил все остальные звуки. Ран победил!..
*
Рядом деловито говорили по-французски. Эдвард открыл глаза. Белая занавесь, белая кушетка, ослепительный белый свет сквозь окно. Он поморщился и потянулся за очками. Очки нашлись на тумбочке вместе с телефоном и бумажником. Одежда не нашлась. Эдвард с недоумением оглядел белую хламиду. Он в больнице? Почему?
На некоторое время вопрос показался ему несущественным - он вспомнил гонку и триумф Рана. Невероятная победа! О, его божественный Ран...
- Уже встали и уже улыбаетесь? - звонкий голос из-за спины заставил Эдварда вздрогнуть. Он обернулся и развёл руками:
- Конечно, у меня ведь всё прекрасно. Скажите, вы видели гонку?
Яркая брюнетка в белом халате улыбнулась и покачала головой:
- Я насмотрелась на её зрителей в самом разном состоянии. Но ваш солнечный удар, пожалуй, превзошёл всё. Вы всю ночь были без сознания, мсье... - она опустила взгляд на планшет и как могла произнесла фамилию Эдварда.
- Доктор Жильнорман... - машинально наклонил голову Эдвард, прочитав надпись на бейджике. - Простите, вы сказали "всю ночь"? Получается, сегодня уже...
- Понедельник. Не волнуйтесь, пожалуйста. Пропущенный рейс - это не страшно.
- Не в этом дело, - Эдвард сжал пальцы в кулак. - После гонки мне нужно было... Неважно. Уже неважно.
Доктор подошла к художнику и надавила ему на плечи.
- Капельницу только что убрали, так что полежите спокойно. Успеете ещё взять автограф у своего Шумахера.
- Не у Шумахера, - Эдвард попытался справиться с улыбкой, но та нахально вылезла наружу и поселились на губах. - Шумахер с ним не сравнится.
- Фудзимия вам автографа не даст, - покачала головой женщина.
- А вы говорили... - укорил её Эдвард. - Вот видите, герой сбежал, не дожидаясь, пока ему выстроят арку.
Хотелось удариться головой о стену, и обжившаяся на лице улыбка оказалась очень кстати, однако доктор Жильнорман не улыбнулась в ответ.
- Безрассудство не есть героизм.
- Стать чемпионом - не безрассудство.
- Чемпионом? - женщина покачала головой. - Подождите, вы лишились сознания до финиша?
- Насколько я помню, да, - насторожился Эдвард, - а что, собственно?..
- Газеты расскажут вам лучше, чем я.
Доктор Жильнорман задёрнула за собой занавеску. Эдвард вскочил с постели, справился с головокружением и устремился следом. Если с Раном что-то случилось...
*
Через час в больничном холле номинально здоровый - во всяком случае, выпущенный из-под наблюдения врачей - мсье Кроцник лихорадочно листал спортивную газету, проклиная свой несовершенный французский. Изобилующая помпезными формулировками статья по крайней мере давала информацию о результате гонки. Синигами действительно победил, но потом... Эдвард застонал вслух, и на него обернулись несколько человек. После финиша Ран не сделал почётного круга. Даже не вышел из машины. Его последним движением было нажать на тормоз. Полный паралич.
Эдвард дотронулся до блёклой чёрно-белой фотографии. Она светилась от улыбки Рана, сидящего в болиде, на капоте которого стоял кубок Гран-при Монако. Пилоты "Макларена" и “Ред Булла”, растерянные до неузнаваемости, сидели рядом на корточках, держа свои трофеи. Ещё на одном снимке участники гонки на руках катили болид "Агури" к месту награждения, где спешно разбирали подиум. И ещё был кадр, за который Эдвард продал бы душу, не забери её Синигами - крупный план лица Рана, приоткрывшего губы навстречу брызгам шампанского.
И было интервью, которое Синигами давал под личную ответственность Экклстоуна. Снова фото: борт машины скорой помощи вместо задника помещения для пресс-конференций и Ран - с волос стекает шампанское, на губах та же счастливая улыбка. Эдвард так по ней соскучился...
...Ран вытягивает два пальца в торжествующем жесте. Улыбка. Цитата: "Я всё ещё могу держать сигарету".
Эдвард выбежал на улицу. В гостинице оставался альбом и карандаши.
Линзы очков сперва запотели, но вскоре высохли.
*
Ран смотрел прямо перед собой и уверенно улыбался. Обеими руками он поднимал над головой серебряный кубок победителя. Вокруг летел хоровод восхищённых, радостных, кое-где завистливых лиц...
Эдвард сложил лист. Останется сгиб, ну да и чёрт с ним. Художник поместил рисунок между цветами и подхватил корзину.
Дежуривший у входа в секцию больничного коридора молодой японец в небрежно подобранной спортивной одежде отбарабанил благодарность и повернулся было закрыть дверь перед носом Эдварда.
- Простите, - по-японски окликнул его художник, - я хотел бы навестить господина Фудзимию.
- Не, - помотал головой парень, - к нему нельзя.
- Передайте, что его хочет видеть Эдвард Кроцник. Я подожду, пока вы относите цветы.
Охранник хмыкнул, подозвал другого юношу, ещё моложе, и понёс корзину вглубь коридора. Эдвард скрестил руки на груди - так дрожь была совсем незаметна - и прислонился к стене. Будь тут Фри или Кё... Почему, интересно, Ран заменил их этими... детьми? Ран, господи, что с тобой происходило всё это время, родной мой?..
Дверь открылась. Первый охранник глянул на художника из-под бейсболки:
- Фудзимия-сан никого не принимает. Вы это, на встречу запишитесь. У секретаря.
Эдвард крепче сцепил руки:
- Благодарю вас за информацию, молодой человек.
Художник спустился к выходу и по инерции дошёл до гостиницы. Он был опустошён. Финиш Рана стал их общим финишем - и теперь один не может двигаться, а второй... Вынутая из шкафа сумка упала на ковёр. Эдвард опустился рядом. Сознание собственного ничтожества заставило его содрогнуться, но само это движение было таким постыдным... Эдвард вздрогнул ещё несколько раз и напряжённо замер, но нет, слёз не было.
У каждого свои бесполезные триумфы.
*
Был полдень, и Кристина щурилась от солнца. Как назло, деревья, растущие вдоль аллеи, почти не давали тени.
- Это хороший стационар, доамна Кроцник.
Пожилая женщина покачала головой, не в силах произнести ни слова.
- Поверьте, Эдварду так будет лучше. Я знаю, что вы обеспечили бы ему наилучший уход, но он нуждается в профессиональном наблюдении. Затяжная депрессия такого рода лучше поддаётся излечению при смене обстановки...
Кристина говорила с уверенностью, которой не ощущала, но профессиональные навыки брали своё, и в конце концов обречённые кивки Марии Кроцник сменились понимающими.
- ...он поправится, - в который раз произнесла Кристина и обняла несостоявшуюся свекровь. Та принялась благодарить, и молодая женщина прикрыла глаза. Эдварду нужен психиатр - это бесспорно. Нужен священник - но как донести это до апатичного разума? И всё же самым ценным для его состояния было бы другое.
Кристина взяла доамну Кроцник под руку и повела к выходу из больничного парка.
Лекарства, процедуры и беседы отвергать нельзя, но больше всего Эдварду нужен этот мужчина.
*
В очень маленькое окно влезало очень много света. По дороге к Эдварду свет куда-то разбегался. Тени Эдвард, таким образом, не отбрасывал.
Возможно, в зеркалах он тоже не отражался. Не то что бы ему хотелось увидеть себя в зеркале. Не то что бы ему вообще чего-то хотелось.
Время совершило прыжок, и свет повернулся к окну спиной. Лампа на потолке продолжала гореть. Света она давала совсем мало, и всё вокруг было одной сплошной тенью. Возможно, часть этой тени принадлежала Эдварду. Какая разница.
Время совершило ещё один прыжок и заскакало туда-сюда. Одинаковые люди задавали одни и те же вопросы, на одинаковых тарелках появлялась одна и та же еда И даже если бы Эдвард набрался смелости спросить, новостей о Ране никто из них наверняка не знал. Поэтому Эдвард чаще всего молчал. Вероятно, зря, потому что, не получив ответа на какой-то из своих вопросов, одинаковые люди остригли Эдварду волосы. Жаль. Волосы нравились Рану. Ран больше не с ним. Значит, не важно.
Однажды время стояло особенно долго. Эдвард был уверен, что оно готовится к какому-то необыкновенному прыжку. Он почти слышал, как крутится ключ, сжимая пружину, которая бросит время в полёт. Ключ зацепил последний зубец, и всё замерло. В этот момент открылась дверь.
- Домнул Кроцник. Домнул Кроцник, это просили передать вам, - одна из одинаковых людей с металлическим звуком положила что-то на столик возле кровати и ушла. Эдвард не стал обращать внимания: ждал, когда же пружина сорвёт время с места.
Пружина не двигалась. Возможно, её следовало чем-то подтолкнуть. Эдвард поискал глазами, что можно было бы использовать для этого.
На столике лежали ключи от машины. Разъярённый бык рыл копытом поверхность золотистого брелка. Корзина белых роз на столике не поместилась, поэтому стояла рядом.
Пружина с негромким потрескиванием раскрутилась обратно. Время качнулось туда-сюда, примеряясь к знакомым шестерёнкам, и осторожно пошло в обычную сторону.
Эдвард протянул руку и провёл пальцем по бороздкам и выступам ключа зажигания. Сжал брелок в кулаке. Встал на кровать. В окно было видно небо и верхушку дерева. Прогнав головокружение, Эдвард спрыгнул вниз. Дверь оказалась незаперта.
Она стояла у ворот парка - невозможная, совершенная, цвета неба, цвета моря, цвета мечты. Эдвард осторожно снял жёлтый лист, опустившийся на лобовое стекло. Открыл дверь. Сел. Двигатель оказался холодным.
В бардачке лежала открытая пачка "лаки страйк", карта Австрии и кулон из шестерёнок.
На трассе Эдвард зажёг сигарету.
*
- Герр Кроцник, вы свободны, - адвокат ослепительно улыбнулся, протягивая Эдварду конверт. - Вот ваша виза и права. Надеюсь, это досадное недоразумение не помешает вам насладиться пребыванием в Австрии.
Эдвард тоже улыбнулся, и улыбка адвоката как-то сразу поблекла, но он быстро взял себя в руки.
- Вашу машину заправили, она на стоянке перед участком. Удачно, что у вас кончился бензин, а то полиция уже готова была начать стрелять по колёсам, - он деланно рассмеялся.
- Спасибо, - Эдвард прошёл к двери камеры, посмотрел по сторонам и пошёл наугад. В нужный коридор он повернул со второго раза.
Ламборгини и впрямь стояла перед зданием полицейского департамента Граца с ключами в замке зажигания. Эдвард развернул карту. Когда-то он уже выбирал по ней гостиницу.
*
На парковке перед отелем не было ни одной машины. Закрытые ставнями окна ресторана казались незрячими. Терраса пустовала. Эдвард остановил ламборгини прямо перед дверью и вошёл. Ни души за стойкой. Ни единого звука, кроме шагов самого художника.
Эдвард поднялся на верхний этаж, отражаясь в зеркале на каждой лестничной площадке - привидение в белой больничной пижаме, самый подходящий обитатель заброшенного отеля.
В коридоре верхнего этажа горела одна-единственная лампа, словно в каком-то нелепом кино освещавшая две расположенные друг напротив друга двери. Мелодрама абсурда. Поколебавшись, Эдвард выбрал правую.
К изножью кровати был привязан огромный синий воздушный шар. На кровати лежал Ран.
Эдвард подошёл ближе, опустился на колено, обнял шар и посмотрел сквозь него на Рана. Губы гонщика дрогнули в неуверенной улыбке раз, другой...
Шар с грохотом лопнул.
Эдвард согнулся, заслоняя лицо ладонями. Слёзы текли немилосердно. Он опёрся локтями о кровать, безуспешно пытаясь открыть глаза.
- Эдо, - позвал Ран. В его голосе было столько тревоги, что Эдвард только сильнее скорчился у кровати.
- Эдо. Хороший мой.
По-прежнему ничего не видя, Эдвард на коленях подполз ближе и уткнулся мокрой щекой в неподвижную руку Синигами.
- Ран, мне так жаль. Так глупо... Так... Так жаль!
- Тише. Ну тише. Не надо плакать. Ты приехал. Всё хорошо. Ты со мной.
Эдвард прижался губами к исхудавшим пальцам Рана. Звук родного голоса успокаивал.
- Что с глазами? Позвать врача? Он рядом.
Эдвард всё-таки всхлипнул, но не от боли, а от того, с какой заботой говорил Синигами.
- Я просто, - он постарался улыбнуться, но получилась какая-то истерическая гримаса, - просто слишком давно тебя не видел.
- Всё. Теперь ты со мной. Эдо, - голос гонщика впервые дрогнул, - ты будешь со мной?
- Если ты позволишь, - прошептал Эдвард.
- Я... да. Я прошу.
Художник попытался вытереть слёзы, но это было всё равно что остановить стихию.
- Эдо. Иди ко мне.
Эдвард кожей ощутил дыхание Синигами, и их губы встретились. Лицо Рана намокло от слёз Эдварда, которые гонщик пытался сцеловать.
- Я даже обнять тебя не могу, - тихо произнёс Синигами.
- Ты поправишься. Я буду за тобой присматривать.
- Да.
Эдвард сумел кое-как открыть глаза. Он не просто видел - он видел улыбку Синигами. Совсем недолго, потому что тот сразу нахмурился:
- Тебе нужен врач. Нельзя рисковать моими глазами.
- Так глупо получилось, - Эдвард спрятал лицо на груди Рана. - Извини. И, если можешь, прости меня за... - он заставил себя посмотреть в глаза гонщику, - за Грецию.
- Я понимаю. Я калека. Ты будешь мне изменять. - Синигами говорил спокойно и взвешенно. - Это ничего. Просто будь со мной.
Эдвард осторожно приподнял Рана за плечи и обнял. Время вздрогнуло. Невидимые шестерёнки разошлись, закрутились вхолостую и рассыпались. Погнались друг за другом, как маленькие колёса, и укатились далеко-далеко.
Наверное, это конец истории...
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..
Глава 12*
Комментатор остался прежним. Его слова липко проползали в уши, и каждое второе касалось Рана. Спустя два месяца с начала сезона парализованный гонщик всё ещё был сенсацией.
- ...а на девятнадцатом и двадцатом местах - две машины "Супер Агури". Покажет ли Фудзимия такое же время, которое показал в субботней квалификации? Вот вы видите, как он выезжает на старт. Давай, Ран, продемонстрируй, на что ты способен - а он способен на многое, дамы и господа, этот удивительный человек, который...
Эдвард перестал слышать. Не существовало ничего, кроме красно-белого шлема. Болид Рана остановился у линии. Синигами махнул кому-то рукой, и у Эдварда ёкнуло сердце.
- "Синигами", что, как вы, конечно, знаете, означает "бог смерти". Покорится ли Монако японскому богу? У Фудзимии очень сложные отношения с этой тра... Так, это был старт, дамы и господа. Посмотрите, как удачно Райкконен...
Синигами летел. На доли секунды он появлялся перед трибуной Эдварда; на короткие мгновения его выхватывала камера. Эдвард сидел, сцепив руки, и бессвязно повторял "Господи..." и "Ран..." - а Синигами невозмутимо отвоёвывал одну позицию за другой. К концу тридцать четвёртого круга, когда сошёл его напарник Сато, он был на пятом месте; к началу пятидесятого, после пит-стопа - на третьем. Когда лидер гонки Фернандо Алонсо сделал ошибку, и болид "Супер Агури" рванулся вперёд вопреки всем своим техническим возможностям и наперекор славе тоннеля, трибуны взвились в едином крике. Эдвард до боли стиснул крест, не замечая, как рвётся цепочка. Между Раном и победой оставалась пропасть в две секунды на семнадцать кругов, но каким невероятным это ни было, Синигами догонял "Макларен” Пятнадцать кругов. Десять. Синигами едва не касается Монтойи. Девять. Восемь. Семь. Белый болид зажат между двумя красными, но не сдаёт позиций. Шесть. Пять. Четыре. Синигами обеспечил себе пьедестал. Три...
Экран закружился у Эдварда перед глазами. По трибунам пронёсся гул. У Монтойи всё-таки сдали нервы. Ран на немыслимой скорости влетел в поворот, не оставив "Феррари" ни малейшего шанса. И он удержался на трассе! Эдвард захлебнулся криком. Торжествующий рёв двигателя "Агури" заглушил все остальные звуки. Ран победил!..
*
Рядом деловито говорили по-французски. Эдвард открыл глаза. Белая занавесь, белая кушетка, ослепительный белый свет сквозь окно. Он поморщился и потянулся за очками. Очки нашлись на тумбочке вместе с телефоном и бумажником. Одежда не нашлась. Эдвард с недоумением оглядел белую хламиду. Он в больнице? Почему?
На некоторое время вопрос показался ему несущественным - он вспомнил гонку и триумф Рана. Невероятная победа! О, его божественный Ран...
- Уже встали и уже улыбаетесь? - звонкий голос из-за спины заставил Эдварда вздрогнуть. Он обернулся и развёл руками:
- Конечно, у меня ведь всё прекрасно. Скажите, вы видели гонку?
Яркая брюнетка в белом халате улыбнулась и покачала головой:
- Я насмотрелась на её зрителей в самом разном состоянии. Но ваш солнечный удар, пожалуй, превзошёл всё. Вы всю ночь были без сознания, мсье... - она опустила взгляд на планшет и как могла произнесла фамилию Эдварда.
- Доктор Жильнорман... - машинально наклонил голову Эдвард, прочитав надпись на бейджике. - Простите, вы сказали "всю ночь"? Получается, сегодня уже...
- Понедельник. Не волнуйтесь, пожалуйста. Пропущенный рейс - это не страшно.
- Не в этом дело, - Эдвард сжал пальцы в кулак. - После гонки мне нужно было... Неважно. Уже неважно.
Доктор подошла к художнику и надавила ему на плечи.
- Капельницу только что убрали, так что полежите спокойно. Успеете ещё взять автограф у своего Шумахера.
- Не у Шумахера, - Эдвард попытался справиться с улыбкой, но та нахально вылезла наружу и поселились на губах. - Шумахер с ним не сравнится.
- Фудзимия вам автографа не даст, - покачала головой женщина.
- А вы говорили... - укорил её Эдвард. - Вот видите, герой сбежал, не дожидаясь, пока ему выстроят арку.
Хотелось удариться головой о стену, и обжившаяся на лице улыбка оказалась очень кстати, однако доктор Жильнорман не улыбнулась в ответ.
- Безрассудство не есть героизм.
- Стать чемпионом - не безрассудство.
- Чемпионом? - женщина покачала головой. - Подождите, вы лишились сознания до финиша?
- Насколько я помню, да, - насторожился Эдвард, - а что, собственно?..
- Газеты расскажут вам лучше, чем я.
Доктор Жильнорман задёрнула за собой занавеску. Эдвард вскочил с постели, справился с головокружением и устремился следом. Если с Раном что-то случилось...
*
Через час в больничном холле номинально здоровый - во всяком случае, выпущенный из-под наблюдения врачей - мсье Кроцник лихорадочно листал спортивную газету, проклиная свой несовершенный французский. Изобилующая помпезными формулировками статья по крайней мере давала информацию о результате гонки. Синигами действительно победил, но потом... Эдвард застонал вслух, и на него обернулись несколько человек. После финиша Ран не сделал почётного круга. Даже не вышел из машины. Его последним движением было нажать на тормоз. Полный паралич.
Эдвард дотронулся до блёклой чёрно-белой фотографии. Она светилась от улыбки Рана, сидящего в болиде, на капоте которого стоял кубок Гран-при Монако. Пилоты "Макларена" и “Ред Булла”, растерянные до неузнаваемости, сидели рядом на корточках, держа свои трофеи. Ещё на одном снимке участники гонки на руках катили болид "Агури" к месту награждения, где спешно разбирали подиум. И ещё был кадр, за который Эдвард продал бы душу, не забери её Синигами - крупный план лица Рана, приоткрывшего губы навстречу брызгам шампанского.
И было интервью, которое Синигами давал под личную ответственность Экклстоуна. Снова фото: борт машины скорой помощи вместо задника помещения для пресс-конференций и Ран - с волос стекает шампанское, на губах та же счастливая улыбка. Эдвард так по ней соскучился...
...Ран вытягивает два пальца в торжествующем жесте. Улыбка. Цитата: "Я всё ещё могу держать сигарету".
Эдвард выбежал на улицу. В гостинице оставался альбом и карандаши.
Линзы очков сперва запотели, но вскоре высохли.
*
Ран смотрел прямо перед собой и уверенно улыбался. Обеими руками он поднимал над головой серебряный кубок победителя. Вокруг летел хоровод восхищённых, радостных, кое-где завистливых лиц...
Эдвард сложил лист. Останется сгиб, ну да и чёрт с ним. Художник поместил рисунок между цветами и подхватил корзину.
Дежуривший у входа в секцию больничного коридора молодой японец в небрежно подобранной спортивной одежде отбарабанил благодарность и повернулся было закрыть дверь перед носом Эдварда.
- Простите, - по-японски окликнул его художник, - я хотел бы навестить господина Фудзимию.
- Не, - помотал головой парень, - к нему нельзя.
- Передайте, что его хочет видеть Эдвард Кроцник. Я подожду, пока вы относите цветы.
Охранник хмыкнул, подозвал другого юношу, ещё моложе, и понёс корзину вглубь коридора. Эдвард скрестил руки на груди - так дрожь была совсем незаметна - и прислонился к стене. Будь тут Фри или Кё... Почему, интересно, Ран заменил их этими... детьми? Ран, господи, что с тобой происходило всё это время, родной мой?..
Дверь открылась. Первый охранник глянул на художника из-под бейсболки:
- Фудзимия-сан никого не принимает. Вы это, на встречу запишитесь. У секретаря.
Эдвард крепче сцепил руки:
- Благодарю вас за информацию, молодой человек.
Художник спустился к выходу и по инерции дошёл до гостиницы. Он был опустошён. Финиш Рана стал их общим финишем - и теперь один не может двигаться, а второй... Вынутая из шкафа сумка упала на ковёр. Эдвард опустился рядом. Сознание собственного ничтожества заставило его содрогнуться, но само это движение было таким постыдным... Эдвард вздрогнул ещё несколько раз и напряжённо замер, но нет, слёз не было.
У каждого свои бесполезные триумфы.
*
Был полдень, и Кристина щурилась от солнца. Как назло, деревья, растущие вдоль аллеи, почти не давали тени.
- Это хороший стационар, доамна Кроцник.
Пожилая женщина покачала головой, не в силах произнести ни слова.
- Поверьте, Эдварду так будет лучше. Я знаю, что вы обеспечили бы ему наилучший уход, но он нуждается в профессиональном наблюдении. Затяжная депрессия такого рода лучше поддаётся излечению при смене обстановки...
Кристина говорила с уверенностью, которой не ощущала, но профессиональные навыки брали своё, и в конце концов обречённые кивки Марии Кроцник сменились понимающими.
- ...он поправится, - в который раз произнесла Кристина и обняла несостоявшуюся свекровь. Та принялась благодарить, и молодая женщина прикрыла глаза. Эдварду нужен психиатр - это бесспорно. Нужен священник - но как донести это до апатичного разума? И всё же самым ценным для его состояния было бы другое.
Кристина взяла доамну Кроцник под руку и повела к выходу из больничного парка.
Лекарства, процедуры и беседы отвергать нельзя, но больше всего Эдварду нужен этот мужчина.
*
В очень маленькое окно влезало очень много света. По дороге к Эдварду свет куда-то разбегался. Тени Эдвард, таким образом, не отбрасывал.
Возможно, в зеркалах он тоже не отражался. Не то что бы ему хотелось увидеть себя в зеркале. Не то что бы ему вообще чего-то хотелось.
Время совершило прыжок, и свет повернулся к окну спиной. Лампа на потолке продолжала гореть. Света она давала совсем мало, и всё вокруг было одной сплошной тенью. Возможно, часть этой тени принадлежала Эдварду. Какая разница.
Время совершило ещё один прыжок и заскакало туда-сюда. Одинаковые люди задавали одни и те же вопросы, на одинаковых тарелках появлялась одна и та же еда И даже если бы Эдвард набрался смелости спросить, новостей о Ране никто из них наверняка не знал. Поэтому Эдвард чаще всего молчал. Вероятно, зря, потому что, не получив ответа на какой-то из своих вопросов, одинаковые люди остригли Эдварду волосы. Жаль. Волосы нравились Рану. Ран больше не с ним. Значит, не важно.
Однажды время стояло особенно долго. Эдвард был уверен, что оно готовится к какому-то необыкновенному прыжку. Он почти слышал, как крутится ключ, сжимая пружину, которая бросит время в полёт. Ключ зацепил последний зубец, и всё замерло. В этот момент открылась дверь.
- Домнул Кроцник. Домнул Кроцник, это просили передать вам, - одна из одинаковых людей с металлическим звуком положила что-то на столик возле кровати и ушла. Эдвард не стал обращать внимания: ждал, когда же пружина сорвёт время с места.
Пружина не двигалась. Возможно, её следовало чем-то подтолкнуть. Эдвард поискал глазами, что можно было бы использовать для этого.
На столике лежали ключи от машины. Разъярённый бык рыл копытом поверхность золотистого брелка. Корзина белых роз на столике не поместилась, поэтому стояла рядом.
Пружина с негромким потрескиванием раскрутилась обратно. Время качнулось туда-сюда, примеряясь к знакомым шестерёнкам, и осторожно пошло в обычную сторону.
Эдвард протянул руку и провёл пальцем по бороздкам и выступам ключа зажигания. Сжал брелок в кулаке. Встал на кровать. В окно было видно небо и верхушку дерева. Прогнав головокружение, Эдвард спрыгнул вниз. Дверь оказалась незаперта.
Она стояла у ворот парка - невозможная, совершенная, цвета неба, цвета моря, цвета мечты. Эдвард осторожно снял жёлтый лист, опустившийся на лобовое стекло. Открыл дверь. Сел. Двигатель оказался холодным.
В бардачке лежала открытая пачка "лаки страйк", карта Австрии и кулон из шестерёнок.
На трассе Эдвард зажёг сигарету.
*
- Герр Кроцник, вы свободны, - адвокат ослепительно улыбнулся, протягивая Эдварду конверт. - Вот ваша виза и права. Надеюсь, это досадное недоразумение не помешает вам насладиться пребыванием в Австрии.
Эдвард тоже улыбнулся, и улыбка адвоката как-то сразу поблекла, но он быстро взял себя в руки.
- Вашу машину заправили, она на стоянке перед участком. Удачно, что у вас кончился бензин, а то полиция уже готова была начать стрелять по колёсам, - он деланно рассмеялся.
- Спасибо, - Эдвард прошёл к двери камеры, посмотрел по сторонам и пошёл наугад. В нужный коридор он повернул со второго раза.
Ламборгини и впрямь стояла перед зданием полицейского департамента Граца с ключами в замке зажигания. Эдвард развернул карту. Когда-то он уже выбирал по ней гостиницу.
*
На парковке перед отелем не было ни одной машины. Закрытые ставнями окна ресторана казались незрячими. Терраса пустовала. Эдвард остановил ламборгини прямо перед дверью и вошёл. Ни души за стойкой. Ни единого звука, кроме шагов самого художника.
Эдвард поднялся на верхний этаж, отражаясь в зеркале на каждой лестничной площадке - привидение в белой больничной пижаме, самый подходящий обитатель заброшенного отеля.
В коридоре верхнего этажа горела одна-единственная лампа, словно в каком-то нелепом кино освещавшая две расположенные друг напротив друга двери. Мелодрама абсурда. Поколебавшись, Эдвард выбрал правую.
К изножью кровати был привязан огромный синий воздушный шар. На кровати лежал Ран.
Эдвард подошёл ближе, опустился на колено, обнял шар и посмотрел сквозь него на Рана. Губы гонщика дрогнули в неуверенной улыбке раз, другой...
Шар с грохотом лопнул.
Эдвард согнулся, заслоняя лицо ладонями. Слёзы текли немилосердно. Он опёрся локтями о кровать, безуспешно пытаясь открыть глаза.
- Эдо, - позвал Ран. В его голосе было столько тревоги, что Эдвард только сильнее скорчился у кровати.
- Эдо. Хороший мой.
По-прежнему ничего не видя, Эдвард на коленях подполз ближе и уткнулся мокрой щекой в неподвижную руку Синигами.
- Ран, мне так жаль. Так глупо... Так... Так жаль!
- Тише. Ну тише. Не надо плакать. Ты приехал. Всё хорошо. Ты со мной.
Эдвард прижался губами к исхудавшим пальцам Рана. Звук родного голоса успокаивал.
- Что с глазами? Позвать врача? Он рядом.
Эдвард всё-таки всхлипнул, но не от боли, а от того, с какой заботой говорил Синигами.
- Я просто, - он постарался улыбнуться, но получилась какая-то истерическая гримаса, - просто слишком давно тебя не видел.
- Всё. Теперь ты со мной. Эдо, - голос гонщика впервые дрогнул, - ты будешь со мной?
- Если ты позволишь, - прошептал Эдвард.
- Я... да. Я прошу.
Художник попытался вытереть слёзы, но это было всё равно что остановить стихию.
- Эдо. Иди ко мне.
Эдвард кожей ощутил дыхание Синигами, и их губы встретились. Лицо Рана намокло от слёз Эдварда, которые гонщик пытался сцеловать.
- Я даже обнять тебя не могу, - тихо произнёс Синигами.
- Ты поправишься. Я буду за тобой присматривать.
- Да.
Эдвард сумел кое-как открыть глаза. Он не просто видел - он видел улыбку Синигами. Совсем недолго, потому что тот сразу нахмурился:
- Тебе нужен врач. Нельзя рисковать моими глазами.
- Так глупо получилось, - Эдвард спрятал лицо на груди Рана. - Извини. И, если можешь, прости меня за... - он заставил себя посмотреть в глаза гонщику, - за Грецию.
- Я понимаю. Я калека. Ты будешь мне изменять. - Синигами говорил спокойно и взвешенно. - Это ничего. Просто будь со мной.
Эдвард осторожно приподнял Рана за плечи и обнял. Время вздрогнуло. Невидимые шестерёнки разошлись, закрутились вхолостую и рассыпались. Погнались друг за другом, как маленькие колёса, и укатились далеко-далеко.
Наверное, это конец истории...
-
-
27.10.2010 в 12:29Только не конец!!!
***********
Спасибо вам за очаровательную историю!
-
-
27.10.2010 в 15:51Извините... (
-
-
27.10.2010 в 17:08Спасибо! Хорошо, что текст не остался недописанным.
-
-
27.10.2010 в 18:33-
-
29.10.2010 в 16:12-
-
29.10.2010 в 17:06-
-
29.10.2010 в 18:03