Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..
Глава 7*
Ехали без остановок. К ночи синяя ламборгини свернула с Южного автобана в Грац. Синигами заказал ужин, не дав Эдварду посмотреть меню; расторопный официант налил обоим в бокалы минеральную воду. Фудзимия продолжал молчать, как молчал всю дорогу. Эдвард поковырялся в тарелке. В машине можно было спать; здесь не оставалось ничего другого, кроме как начать разговор.
- Чем вы занимались эти два месяца? – светским тоном осведомился он.
- Ждал вашего звонка, – просто сказал Синигами.
Эдвард выпрямил спину, но отвёл глаза.
- Я подумал, что вам ни к чему такой неудачник. Я же упустил в своей жизни всё, что можно. Я вас не заслуживаю.
- Это уже мне виднее, - сообщил японец, пересаживаясь поближе к художнику и обнимая его за плечи. – Ешьте, вам нужны силы. На ночь.
Эдвард не сделал попытки прикоснуться в ответ, но, видимо, Синигами хватило и того, что румын повернул голову и уткнулся лбом в его плечо.
Они сидели так, пока Эдвард не начал засыпать. В чувство художника привела попытка Синигами подхватить его на руки. Эдвард отпрянул и покачал головой.
- Тогда придётся идти, - Фудзимия взял его за руку, - на пятый этаж. Очень далеко.
Не успела за ними закрыться дверь номера, как Синигами потащил любовника в ванную.
- Вас надо как следует вымыть с дороги. Это не обсуждается.
Румын в нерешительности стоял в тёмной прихожей:
- Не нужно. Пожалуйста. Там очень ярко. Я… На меня не стоит смотреть.
Синигами приложил ладонь к лицу: задумался.
- Хорошо, - сообщил он почти сразу. – Мы погасим свет. Будем приводить вас в порядок на ощупь.
Эдвард торопливо разделся, шагнул под душ и сжался в ожидании прикосновений Синигами. Ночь грозила обернуться очередным витком мелодрамы, и Эдвард решил сделать последнюю попытку:
- Если можно… я хотел бы обойтись без этого. Простите.
Дверь хлопнула, закрываясь. Зажёгся свет. За занавеску никто не вторгся.
*
- Спасибо, - завернувшийся в халат Эдвард старался не смотреть на Фудзимию. Тот молча прошёл в ванную и надолго заперся там.
Эдвард не уснул. Привыкнув к темноте, он глядел, как Синигами нерешительно садится на кровать.
- Идите сюда, - тихо позвал художник.
Японец мгновенно оказался рядом и попытался обнять, но Эдвард выставил ладонь:
- Ложитесь.
Синигами медленно опустился на спину. Эдвард сел и коснулся кончиком указательного пальца его груди.
- Мне хотелось бы порисовать. Я не делал этого дольше, чем не видел вас.
Он сделал паузу.
- Давайте включим свет, - почти сразу предложил Синигами.
- Не надо. Это можно делать на ощупь. Я буду рисовать на вас. Можно?
- Да.
Палец Эдварда невесомо заскользил по гладкой коже японца.
- Вы не видите, что я рисую, но я вам расскажу. Это вы. Ваше плечо – я не видел плеч выразительнее. Ваша рука на руле. Вы ведёте машину. К сожалению, я выбрал не тот масштаб, но сейчас я нарисую её отдельно. – Теперь художник касался живота Синигами. – Вот она, коллекционная красавица. Не думайте, я разглядел, просто никакая машина не сравнится с вами. Вас я тоже нарисую, - рука Эдварда спустилась ниже, и Синигами напрягся, - ещё раз. Вот ваше лицо. А вот моя ладонь прикасается к нему. Примерно так… - Эдвард дотронулся до щеки Фудзимии. Наклонился, укрывая его лицо волосами.
- Можно вас поцеловать? – хрипло прошептал Синигами. – Пожалуйста.
Эдвард не стал отвечать словами.
Пока губы Фудзимии исследовали его лицо, румын полностью отдался осязанию.
- Я помню… Я всё правильно тогда запомнил… Я вас не забыл…
- И я, - Синигами улыбнулся, - наконец-то вас узнал. Там, в Румынии, был кто-то другой. Но теперь – это вы. Я сразу понял, что нужно подождать. Что нельзя просто взять и получить такое сокровище. Как в сказках. А сейчас я вас наконец-то нашёл. И больше не отпущу.
- Ваши шрамы… Вы неповторимы, абсолютно, совершенно. Подождите! Что это у вас на руке? Раньше здесь ничего не было, - Эдвард оторвался от Синигами и попытался найти глазами его глаза, но в темноте ему это не удалось.
- Нечем гордиться, - голос японца снова стал бесцветным. – Выждал месяц с… Италии. Решил, что вас уже не обеспокою. Полежал в больнице. Потом подшлифовал лазером. Вся история.
- О господи, - Эдвард обнял любовника и прижался лицом к его груди, - Ай!
- Что с вами? – поднял голову Синигами.
- Нос ещё не зажил, - с деланной бодростью ответил художник, - после перелома.
- Как же так? – японец провёл кончиками пальцев по лицу Эдварда. – Нельзя ломать… мой нос. Вы могли повредить веснушки.
- Это неровный загар, - назидательно произнёс румын. – Ох, кажется, мне этот сон уже снился.
- Сон? – недоумённо переспросил гонщик.
- Вы мне снитесь, - подтвердил Эдвард.
- А что вам снится?
- Простите, я не так сказал. Вот сейчас вы мне снитесь. Это же сон. Сон, в котором можно ехать на уникальной машине, обнимать сказочного принца и рисовать, снова рисовать…
- Это везде можно, - Синигами поцеловал Эдварда в висок. – Вам нужна виза в Японию.
- Надо же, - художник ответил поцелуем куда-то в подбородок, - во сне тоже надо делать визу. Совсем как в жизни.
Синигами развернул его лицо, словно хотел увидеть на нём что-то в темноте.
- Это не сон.
Эдвард улыбнулся, глядя мимо гонщика.
- Не могу в это поверить, простите.
- Поверьте, пожалуйста. Я устал быть ненастоящим.
Эдвард нашёл его губы. Они оказались совсем как настоящие. Это был хороший сон.
Ещё лучше стало, когда Синигами начал покрывать поцелуями его колени, а потом поднялся вверх по бёдрам. Там он задержался и поглядел на Эдварда:
- Можно?
Тот скомкал в кулаке простыню.
- Да что ж вы спрашиваете?..
Синигами улыбнулся и склонился над его членом. Многолетний опыт гонщика против двухмесячного воздержания – финал был закономерен и очень скор. Вытерев губы, Фудзимия перевернул Эдварда на живот, наскоро подготовил и вошёл в него. Расслабившийся после оргазма Эдвард быстро приспособился к чужому присутствию внутри себя и начал двигаться в такт Синигами. Тот, судя по дыханию, высоко оценил такую ответную реакцию. Ещё он явно вознамерился насладиться ею подольше, и Эдвард порядком утомился к моменту, когда Синигами наконец вытянулся рядом с ним и зарылся лицом в растрепавшиеся волосы. Так лежать было очень уютно, и художника стало клонить в сон. Фудзимия шептал что-то ласковое на японском. Эдвард закрыл глаза.
- Извините, - тихо сказал вдруг Синигами, - мы не могли бы поговорить? Я… отвык. Никогда особенно не привыкал. Вам проще учить язык в одиночку или в группе? Японский. Его удобнее знать, чтобы жить в Японии.
- Мне проще… а, знаете, там посмотрим. Можно спросить… почему вы пытались покончить с собой?
- Я ещё в Италии хотел.
- Хорошо, что вы образумились. Но скажите… это ведь не из-за меня?
- Из-за вас я живу.
- Хотя бы вас я не потерял, - прошептал Эдвард. Синигами услышал.
- Ваш ребёнок…
- Вероятно, будет знать, что он мой, - пожал плечами художник. – Его мать хорошо ко мне относится. Несмотря ни на что. Она просто считает меня неспособным на заботу и ответственность.
Он поднялся с кровати.
- Простите. Мне, кажется, нужно выпить.
- Я с вами.
Эдвард извлёк из мини-бара бутылку виски.
- Будете?
Синигами кивнул, но тут же накрыл пальцы Эдварда своими.
- Стойте. - Бутылка перекочевала к нему в руки и мгновенно куда-то исчезла, а сам он обнял художника. – Я обещал себе, что брошу, если вы будете со мной. Вам, конечно… сложно себе представить, насколько… - японец замялся. – Словом, это важное для меня решение. Я хотел похвастаться.
Он налил себе минеральной воды и с гордостью посмотрел на румына.
Эдвард отвёл глаза от цветущего, как с картинки, гонщика, вспоминая ядовитый зеркальный смех.
- Хорошо. Правильно… Я тоже…
Синигами крепко обнял его.
- Ты будешь со мной? Пожалуйста.
- Меня трудно вынести, - вздохнул Эдвард. – Когда я рисую, я… не слишком склонен к общению…
- Вы будете рисовать? – с надеждой перебил японец. – Я купил какой-то…
Он быстро прошёл в другую комнату и вернулся с коробкой.
- …Вот. Планшет. Я ничего в этом не понимаю. Я просил самый лучший.
- О господи, - Эдвард застыл, держа в руках планшетный НР. – Вы отдаёте себе отчёт, что это провокация? Я же теперь до утра буду рисовать.
- А я – спать, – улыбнулся Фудзимия. – Можете зажечь свет. Только никуда не уходите.
*
- Ничего, если я закурю? – журналист Риндо откинулся в кресле и открыл ноутбук. Ран не понимал, зачем во время разговора нужен ноут, но кто их, этих умников, разберёт. Курить в палате, разумеется, было нельзя.
«И ладно, - мстительно подумал юноша, - пусть побегают. А мы вот хотим – и курим. Надоели.»
- Так вот, - продолжал журналист, – о Сионе. Вы, разумеется, знаете, что он был моим близким другом, и, возможно, даже помните мои визиты на ваш… на ваш ипподром, – он скривился. – Так что неудивительно, что мне хотелось бы знать, что… Неудачная какая-то фраза. В общем, понятно. Сигарету?
Ран помотал головой, насколько позволяли трубки и проводки, и закашлялся.
- Знаете, Ран, - Риндо всё не подносил к сигарете зажигалку, - как вас окрестила пресса? Синигами. Забавно, да? За Сионом пришёл бог смерти… и записал его имя в тетрадочку. Или как там это у вас делается. Скажите, а он правда закрыл «калитку» - как утверждает ваш адвокат – или всё-таки по телевизору правду показали?
Гонщик стиснул зубы.
- Я… Я не должен был обгонять. – он снова закашлялся.
- А, то есть «калитка» была открыта? Всё дело в вашей… ловкости?
*
- Ран, - надрывался Куроюри в наушнике, - давай, давай, давай! Покажи этим гайдзинам, чего ты стоишь!
Фудзимия скорее почувствовал, чем увидел, что пронёсся мимо ещё одного болида. Да здравствует Бенеттон, да здравствует Вильямс, да здравствует Феррари, да здравствует Англия, да здравствует этот дурацкий Сильверстоун – мы первые! Слава Небу, мы первые, первые, пер-вы-е! Впереди уверенно шёл Сион, Ран сидел у него на пятках, а следом – только третьим! – летел Михаэль Шумахер. Чудо, которого так ждала вся страна и в которое никто не верил, свершилось. Команда аутсайдеров из далёкой страны сделала всю их гордую Европу – и ничто уже не изменится, до финиша полтора круга… нет, круг, всего круг!
- Не делай этого, Ран, - голос Куроюри изменился. – Ран, не делай этого. Ран!
Фудзимия не слушал. Впереди был только Сион и финиш. Финиш – и возможность доказать, что Рану не зря дали шанс. Возможность реабилитироваться. В голове проносились безумные картины. Ран поливает шампанским Сиона и треклятого Михаэля. Сион жмёт руку Рану и говорит: «Я горжусь тем, что учил тебя.» Кикё смеётся и целует его – открыто, при всей команде. Кикё!..
Сион лидировал, но Ран не сдавался. Сейчас будет поворот. Сион вынужден будет немного сбросить скорость, а Ран – нет; сбрасывать скорость он не станет, это рискованно, но он проскочит поворот на трёхстах двадцати, и, будь всё проклято, прилетит к финишу, как на крыльях. Да, это риск, но он, Фудзимия Ран, величайший гонщик тысячелетия, рискнёт, сыграет ва-банк и победит! Ну же, Сион, ну же!
*
- …Но зачем? – Риндо поднял бровь и спрятал зажигалку. Сигарета в его зубах так и осталась незажжённой.
- Я… Я хотел ему доказать.
- …Что ты лучше, чем он?
- Нет, - Ран задыхался, - что я… Что я чего-то стою, несмотря на… Несмотря ни на что.
- Несмотря – на что именно?
*
- Тише, Ран-кун, тише, - шептал Кикё, гладя любовника по волосам, - не стоит так волноваться. Я всё устроил. Ведь я уже очень опытный спортсмен, как выражаются комментаторы, мне пора на покой…
- Кикё! – юноша отпрянул, - Никогда так не говори! Ты великий гонщик, ты…
- Но Сиону я уступаю. Я никогда не решился бы рисковать на трассе, как это делает он. К тому же роль второго пилота - обеспечивать победу первого, а не побеждать самому.
- Ты просто добрый, Кикё! Ты заботливый, ты не хочешь аварий… - Кикё закрыл ему рот поцелуем.
Ран, сидевший на капоте спиной ко входу в ангар, не сразу понял, почему его любовник вдруг словно застыл на месте, а потом медленно отстранился. Сион стоял у своего болида и пристально смотрел на целующихся. Потом развернулся и молча вышел, оставив растерянную парочку наедине.
*
- И ты решил, что больше он не считает тебя человеком, - покачал головой журналист. – Ай-ай-ай, хорошо же ты его знал. Подумал, будто он не позволит тебе заменять Кикё? Сион ведь был…
Ран изо всех сил стиснул край одеяла.
- Сион был моим учителем. Я его убил.
*
- Фудзимия-сан, - Кинугава пристально посмотрел в глаза своего клиента, и тому стало не по себе, - зачем вы давали интервью в моё отсутствие?
- Это… это было не интервью. – Ран потупился.
- А что же – дружеская беседа? У этого Риндо полная запись вашего разговора, видеозапись; никто не поверит, будто вы не знали, что вас снимают.
Ран опустил голову ещё ниже.
- То, что я сказал ему, - правда.
- Разумеется, Фудзимия-сан, разумеется; только кому есть до этого дело? Команда профессионалов работает над тем, чтобы вас оправдали, чтобы вам не пришлось оставить спорт из-за этого несчастного случая, а что делаете вы? Вы изо всех сил нам мешаете, – от любезного тона адвоката по коже Рана пробежали мурашки. – Теперь к иску семьи погибшего добавился новый. Довольны? Ваш, как вы сказали в интервью, любовник утверждает, что вы не просто склонили, а принудили его к половому акту с вами при помощи шантажа и угроз. Понимаете? Теперь в глазах общества вы не только убийца, но и насильник.
Насильник? Гонщик заморгал. Этого не может быть. Только не Кикё. Кикё не стал бы… Они же любят друг друга, они же всю жизнь будут вместе! На глаза навернулись слёзы. Нет. Всё правильно. Он, Ран – просто бессовестный убийца. Никто не захочет с ним быть. Поделом тебе, Синигами…
*
Доли секунды растянулись в бесконечные часы. Звуки в наушниках слились в невнятный, ненужный сейчас гул. Болид Сиона медленно, страшно медленно для летящей на трёх сотнях машины снижал скорость перед поворотом, и так же медленно открывалась калитка. Если не тормозить, если – ну конечно же! – прибавить газу и взять минимальный радиус… Да чёрт с ней, с перегрузкой! Чёрт с ним, с интервалом! Сиона можно обойти!
Ран рванулся в узкий, едва колёсам пройти, просвет. Крик Куроюри заглушил даже рёвущий в крови адреналин…
…Перед глазами юного гонщика оказался не чистый асфальт победной прямой, а створ ограды; ремни врезались в плечи; руль больше не слушался. Что-то вминалось в рёбра и спину, что-то переворачивалось там, снаружи кабины. Потом стало жарко и нечем дышать. С последним глотком воздуха ненадолго пришла боль.
*
- Ран! – Эдвард уже несколько минут тряс японца за плечи, однако тот только стонал и скрипел зубами, не в силах очнуться от кошмара.
- Ран, проснись!
Гонщик попытался сбросить руки Эдварда, но тому придал сил страх за любовника. Он рывком поднял Синигами и прижал к себе. Тот что-то крикнул по-японски, резко дёрнулся и открыл глаза.
- Ну, всё в порядке… - успокаивающе зашептал художник. Это было преждевременно: Фудзимия невидяще зашарил по нему руками, пока наконец не застыл, крепко вцепившись в плечи. Его лихорадочное дыхание постепенно выравнивалось.
- Ран, - Эдвард обнял любовника поудобнее и принялся укачивать, словно ребёнка, - Ран, ты меня слышишь?
- Эдвард… - не сразу ответил Фудзимия. Голос его не слушался. – Эдо…
- Я здесь, Ран. Это был просто сон. Всё хорошо. Это неправда.
- …и не больно...
Гонщик закрыл глаза и откинулся на подушку, увлекая румына за собой. Руки Эдварда начали неметь от тяжести тела Синигами, зато у того наконец-то стало успокаиваться бешено колотящееся сердце.
- Ты рисовал. Я тебя отвлёк, - наконец произнёс Фудзимия. – Извини.
Эдвард потянул его, чтобы лечь на бок лицом друг к другу.
- Что тебе снилось?
- Неважно, - гонщик уткнулся лицом Эдварду в грудь. Тот погладил его по спине. Ран вздрогнул было, но тут же расслабленно вздохнул.
- Авария снилась? – художник осторожно провёл пальцами вдоль покрытой шрамами спины, но Синигами теперь дышал спокойно.
- Неважно. Да, авария. Снилось, как я горел. - Фудзимия поцеловал любовника в плечо. – Пойду в душ. Я быстро. – Он посмотрел на Эдварда и улыбнулся. – Спасибо, Эдо.
*
Компьютер уже ощутимо грел колено сквозь одеяло, а Фудзимия до сих пор был в душе. Эдвард сохранил файл и поднялся.
В ванной горел свет, но шума воды слышно не было. За дверью художник обнаружил своего любовника лежащим на полу. Глаза гонщика были закрыты. По телу Эдварда пробежали мурашки, хотя босые ноги чувствовали тёплый кафель. Румын наклонился над любовником:
- Ран?
Тот резко открыл глаза и поднялся:
- Всё в порядке.
Эдвард с сомнением поглядел на Синигами, но гонщик чуть улыбнулся и обнял его.
- Пойдём в постель?
В постели всё действительно оказалось более чем в порядке.
*
…Мост Риальто качался вместе с ослепительно синим небом, и Синигами смеялся, прижимая Эдварда к груди, а прохожие замирали и провожали влюблённых взглядами, вскидывая камеры навстречу их счастью...
…витражи Санта-Кроче, благословляя, раскрашивали сплётшиеся пальцы – бледные и изящные со смуглыми и сильными...
…тысячелетние камни плавились от солнца, но в тени колонн храма Сатурна можно было смотреть глаза в глаза поверх очков, вместо поцелуя по очереди прикасаясь губами к ледяному стеклянному горлышку...
*
- Сейчас… секунду… - выдохнул Эдвард, делая кадр за кадром: пальцы вцепились в край скалы, мышцы под гладкой кожей напряжены до предела, в красных волосах запутался ветер, а глаза видят только цель… - Господи, Ран, как же ты прекрасен! Ты моя лучшая, лучшая модель!
Фудзимия хмыкнул. Эдвард запоздало сообразил, что нужно было бы помочь ему взобраться наверх, но гонщик вполне справился сам. Сейчас он как раз отряхивал рубашку.
- Стой! Замри! – художник не простил бы себе, упусти он профиль Синигами в лучах заката. – Поверни голову… да! Именно так!
Теперь общий план. Как всё-таки удачно смотрится азиатская кожа на фоне белой ткани.
- Опусти левую руку. Нет, другую левую… Да. Теперь повернись. Да нет, ну что ты… А, ладно… Чёрт!
Нога Эдварда скользнула вниз, теряя опору на осыпающихся камнях. Синигами встревоженно обернулся, но художник уже отходил от края обрыва, по-прежнему не отрываясь от видоискателя.
- Расстегни верхнюю пуговицу.
Гонщик свёл брови:
- Эдвард.
- Пожалуйста, Ран. Ты не представляешь, какие у тебя красивые руки.
Фудзимия с непроницаемым лицом выполнил просьбу.
- Ещё.
- Нет.
Эдвард опустил фотоаппарат. Их глаза встретились.
- Ран...
Выражение лица гонщика не изменилось.
- Я поставлю этот снимок себе на рабочий стол.
Вторая пуговица рассталась с петлёй.
- Он будет только моим.
Третья.
- И ты...
Гонщик повёл плечами, снимая рубашку.
- Не так быстро! - замахал рукой Эдвард. Фудзимия подчинился.
- Какая пластика... - румын не заметил, что произнёс это вслух. А его модель уже тянулась к пряжке ремня.
- Подожди! Фон не тот. Отойди чуть правее и ближе сюда. И не спеши - положи руку на пояс...
Снимать снизу вверх удобнее всего оказалось с капота ламборгини. Раздевшийся до белья Синигами казался статуей - он принимал нужные позы, не выражая никаких эмоций, но его полуопущенные веки молчали обо всём, что нужно.
А потом в фотоаппарате закончилась вся необъятная память. Эдвард со вздохом завёл руки за голову, вытягиваясь на капоте и на ощупь опуская камеру за ремень на землю. Машина качнулась. Он поднял голову. Опираясь коленом о капот, над ним нависал обнажённый Фудзимия со ставшим вдруг очень красноречивым взглядом.
- Разгляди я тебя раньше, - прошептал Эдвард на ухо любовнику, пока тот снимал с него футболку и джинсы, - я стал бы твоим... как это... мальчиком-фанатом. - Он подался бёдрами навстречу каменному члену Синигами и потёрся об него. - Мастурбировал бы на твой постер. - Ладони Фудзимии сжали ягодицы художника, и тот застонал. - Кончал бы, представляя, как ты берёшь меня на капоте болида... Ран? Что-то не так?
Синигами не обернулся, подбирая с земли разбросанную одежду. Всё так же молча и не глядя на Эдварда он сел в машину, завёл двигатель и только после этого произнёс:
- В гостинице удобнее. В кровати. Капот пыльный.
Эдвард закусил губу и подобрал фотоаппарат. Было слишком бестактно напоминать Синигами о так неудачно сложившейся карьере. Ничего. В отеле он это исправит.
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..
Глава 7*
Ехали без остановок. К ночи синяя ламборгини свернула с Южного автобана в Грац. Синигами заказал ужин, не дав Эдварду посмотреть меню; расторопный официант налил обоим в бокалы минеральную воду. Фудзимия продолжал молчать, как молчал всю дорогу. Эдвард поковырялся в тарелке. В машине можно было спать; здесь не оставалось ничего другого, кроме как начать разговор.
- Чем вы занимались эти два месяца? – светским тоном осведомился он.
- Ждал вашего звонка, – просто сказал Синигами.
Эдвард выпрямил спину, но отвёл глаза.
- Я подумал, что вам ни к чему такой неудачник. Я же упустил в своей жизни всё, что можно. Я вас не заслуживаю.
- Это уже мне виднее, - сообщил японец, пересаживаясь поближе к художнику и обнимая его за плечи. – Ешьте, вам нужны силы. На ночь.
Эдвард не сделал попытки прикоснуться в ответ, но, видимо, Синигами хватило и того, что румын повернул голову и уткнулся лбом в его плечо.
Они сидели так, пока Эдвард не начал засыпать. В чувство художника привела попытка Синигами подхватить его на руки. Эдвард отпрянул и покачал головой.
- Тогда придётся идти, - Фудзимия взял его за руку, - на пятый этаж. Очень далеко.
Не успела за ними закрыться дверь номера, как Синигами потащил любовника в ванную.
- Вас надо как следует вымыть с дороги. Это не обсуждается.
Румын в нерешительности стоял в тёмной прихожей:
- Не нужно. Пожалуйста. Там очень ярко. Я… На меня не стоит смотреть.
Синигами приложил ладонь к лицу: задумался.
- Хорошо, - сообщил он почти сразу. – Мы погасим свет. Будем приводить вас в порядок на ощупь.
Эдвард торопливо разделся, шагнул под душ и сжался в ожидании прикосновений Синигами. Ночь грозила обернуться очередным витком мелодрамы, и Эдвард решил сделать последнюю попытку:
- Если можно… я хотел бы обойтись без этого. Простите.
Дверь хлопнула, закрываясь. Зажёгся свет. За занавеску никто не вторгся.
*
- Спасибо, - завернувшийся в халат Эдвард старался не смотреть на Фудзимию. Тот молча прошёл в ванную и надолго заперся там.
Эдвард не уснул. Привыкнув к темноте, он глядел, как Синигами нерешительно садится на кровать.
- Идите сюда, - тихо позвал художник.
Японец мгновенно оказался рядом и попытался обнять, но Эдвард выставил ладонь:
- Ложитесь.
Синигами медленно опустился на спину. Эдвард сел и коснулся кончиком указательного пальца его груди.
- Мне хотелось бы порисовать. Я не делал этого дольше, чем не видел вас.
Он сделал паузу.
- Давайте включим свет, - почти сразу предложил Синигами.
- Не надо. Это можно делать на ощупь. Я буду рисовать на вас. Можно?
- Да.
Палец Эдварда невесомо заскользил по гладкой коже японца.
- Вы не видите, что я рисую, но я вам расскажу. Это вы. Ваше плечо – я не видел плеч выразительнее. Ваша рука на руле. Вы ведёте машину. К сожалению, я выбрал не тот масштаб, но сейчас я нарисую её отдельно. – Теперь художник касался живота Синигами. – Вот она, коллекционная красавица. Не думайте, я разглядел, просто никакая машина не сравнится с вами. Вас я тоже нарисую, - рука Эдварда спустилась ниже, и Синигами напрягся, - ещё раз. Вот ваше лицо. А вот моя ладонь прикасается к нему. Примерно так… - Эдвард дотронулся до щеки Фудзимии. Наклонился, укрывая его лицо волосами.
- Можно вас поцеловать? – хрипло прошептал Синигами. – Пожалуйста.
Эдвард не стал отвечать словами.
Пока губы Фудзимии исследовали его лицо, румын полностью отдался осязанию.
- Я помню… Я всё правильно тогда запомнил… Я вас не забыл…
- И я, - Синигами улыбнулся, - наконец-то вас узнал. Там, в Румынии, был кто-то другой. Но теперь – это вы. Я сразу понял, что нужно подождать. Что нельзя просто взять и получить такое сокровище. Как в сказках. А сейчас я вас наконец-то нашёл. И больше не отпущу.
- Ваши шрамы… Вы неповторимы, абсолютно, совершенно. Подождите! Что это у вас на руке? Раньше здесь ничего не было, - Эдвард оторвался от Синигами и попытался найти глазами его глаза, но в темноте ему это не удалось.
- Нечем гордиться, - голос японца снова стал бесцветным. – Выждал месяц с… Италии. Решил, что вас уже не обеспокою. Полежал в больнице. Потом подшлифовал лазером. Вся история.
- О господи, - Эдвард обнял любовника и прижался лицом к его груди, - Ай!
- Что с вами? – поднял голову Синигами.
- Нос ещё не зажил, - с деланной бодростью ответил художник, - после перелома.
- Как же так? – японец провёл кончиками пальцев по лицу Эдварда. – Нельзя ломать… мой нос. Вы могли повредить веснушки.
- Это неровный загар, - назидательно произнёс румын. – Ох, кажется, мне этот сон уже снился.
- Сон? – недоумённо переспросил гонщик.
- Вы мне снитесь, - подтвердил Эдвард.
- А что вам снится?
- Простите, я не так сказал. Вот сейчас вы мне снитесь. Это же сон. Сон, в котором можно ехать на уникальной машине, обнимать сказочного принца и рисовать, снова рисовать…
- Это везде можно, - Синигами поцеловал Эдварда в висок. – Вам нужна виза в Японию.
- Надо же, - художник ответил поцелуем куда-то в подбородок, - во сне тоже надо делать визу. Совсем как в жизни.
Синигами развернул его лицо, словно хотел увидеть на нём что-то в темноте.
- Это не сон.
Эдвард улыбнулся, глядя мимо гонщика.
- Не могу в это поверить, простите.
- Поверьте, пожалуйста. Я устал быть ненастоящим.
Эдвард нашёл его губы. Они оказались совсем как настоящие. Это был хороший сон.
Ещё лучше стало, когда Синигами начал покрывать поцелуями его колени, а потом поднялся вверх по бёдрам. Там он задержался и поглядел на Эдварда:
- Можно?
Тот скомкал в кулаке простыню.
- Да что ж вы спрашиваете?..
Синигами улыбнулся и склонился над его членом. Многолетний опыт гонщика против двухмесячного воздержания – финал был закономерен и очень скор. Вытерев губы, Фудзимия перевернул Эдварда на живот, наскоро подготовил и вошёл в него. Расслабившийся после оргазма Эдвард быстро приспособился к чужому присутствию внутри себя и начал двигаться в такт Синигами. Тот, судя по дыханию, высоко оценил такую ответную реакцию. Ещё он явно вознамерился насладиться ею подольше, и Эдвард порядком утомился к моменту, когда Синигами наконец вытянулся рядом с ним и зарылся лицом в растрепавшиеся волосы. Так лежать было очень уютно, и художника стало клонить в сон. Фудзимия шептал что-то ласковое на японском. Эдвард закрыл глаза.
- Извините, - тихо сказал вдруг Синигами, - мы не могли бы поговорить? Я… отвык. Никогда особенно не привыкал. Вам проще учить язык в одиночку или в группе? Японский. Его удобнее знать, чтобы жить в Японии.
- Мне проще… а, знаете, там посмотрим. Можно спросить… почему вы пытались покончить с собой?
- Я ещё в Италии хотел.
- Хорошо, что вы образумились. Но скажите… это ведь не из-за меня?
- Из-за вас я живу.
- Хотя бы вас я не потерял, - прошептал Эдвард. Синигами услышал.
- Ваш ребёнок…
- Вероятно, будет знать, что он мой, - пожал плечами художник. – Его мать хорошо ко мне относится. Несмотря ни на что. Она просто считает меня неспособным на заботу и ответственность.
Он поднялся с кровати.
- Простите. Мне, кажется, нужно выпить.
- Я с вами.
Эдвард извлёк из мини-бара бутылку виски.
- Будете?
Синигами кивнул, но тут же накрыл пальцы Эдварда своими.
- Стойте. - Бутылка перекочевала к нему в руки и мгновенно куда-то исчезла, а сам он обнял художника. – Я обещал себе, что брошу, если вы будете со мной. Вам, конечно… сложно себе представить, насколько… - японец замялся. – Словом, это важное для меня решение. Я хотел похвастаться.
Он налил себе минеральной воды и с гордостью посмотрел на румына.
Эдвард отвёл глаза от цветущего, как с картинки, гонщика, вспоминая ядовитый зеркальный смех.
- Хорошо. Правильно… Я тоже…
Синигами крепко обнял его.
- Ты будешь со мной? Пожалуйста.
- Меня трудно вынести, - вздохнул Эдвард. – Когда я рисую, я… не слишком склонен к общению…
- Вы будете рисовать? – с надеждой перебил японец. – Я купил какой-то…
Он быстро прошёл в другую комнату и вернулся с коробкой.
- …Вот. Планшет. Я ничего в этом не понимаю. Я просил самый лучший.
- О господи, - Эдвард застыл, держа в руках планшетный НР. – Вы отдаёте себе отчёт, что это провокация? Я же теперь до утра буду рисовать.
- А я – спать, – улыбнулся Фудзимия. – Можете зажечь свет. Только никуда не уходите.
*
- Ничего, если я закурю? – журналист Риндо откинулся в кресле и открыл ноутбук. Ран не понимал, зачем во время разговора нужен ноут, но кто их, этих умников, разберёт. Курить в палате, разумеется, было нельзя.
«И ладно, - мстительно подумал юноша, - пусть побегают. А мы вот хотим – и курим. Надоели.»
- Так вот, - продолжал журналист, – о Сионе. Вы, разумеется, знаете, что он был моим близким другом, и, возможно, даже помните мои визиты на ваш… на ваш ипподром, – он скривился. – Так что неудивительно, что мне хотелось бы знать, что… Неудачная какая-то фраза. В общем, понятно. Сигарету?
Ран помотал головой, насколько позволяли трубки и проводки, и закашлялся.
- Знаете, Ран, - Риндо всё не подносил к сигарете зажигалку, - как вас окрестила пресса? Синигами. Забавно, да? За Сионом пришёл бог смерти… и записал его имя в тетрадочку. Или как там это у вас делается. Скажите, а он правда закрыл «калитку» - как утверждает ваш адвокат – или всё-таки по телевизору правду показали?
Гонщик стиснул зубы.
- Я… Я не должен был обгонять. – он снова закашлялся.
- А, то есть «калитка» была открыта? Всё дело в вашей… ловкости?
*
- Ран, - надрывался Куроюри в наушнике, - давай, давай, давай! Покажи этим гайдзинам, чего ты стоишь!
Фудзимия скорее почувствовал, чем увидел, что пронёсся мимо ещё одного болида. Да здравствует Бенеттон, да здравствует Вильямс, да здравствует Феррари, да здравствует Англия, да здравствует этот дурацкий Сильверстоун – мы первые! Слава Небу, мы первые, первые, пер-вы-е! Впереди уверенно шёл Сион, Ран сидел у него на пятках, а следом – только третьим! – летел Михаэль Шумахер. Чудо, которого так ждала вся страна и в которое никто не верил, свершилось. Команда аутсайдеров из далёкой страны сделала всю их гордую Европу – и ничто уже не изменится, до финиша полтора круга… нет, круг, всего круг!
- Не делай этого, Ран, - голос Куроюри изменился. – Ран, не делай этого. Ран!
Фудзимия не слушал. Впереди был только Сион и финиш. Финиш – и возможность доказать, что Рану не зря дали шанс. Возможность реабилитироваться. В голове проносились безумные картины. Ран поливает шампанским Сиона и треклятого Михаэля. Сион жмёт руку Рану и говорит: «Я горжусь тем, что учил тебя.» Кикё смеётся и целует его – открыто, при всей команде. Кикё!..
Сион лидировал, но Ран не сдавался. Сейчас будет поворот. Сион вынужден будет немного сбросить скорость, а Ран – нет; сбрасывать скорость он не станет, это рискованно, но он проскочит поворот на трёхстах двадцати, и, будь всё проклято, прилетит к финишу, как на крыльях. Да, это риск, но он, Фудзимия Ран, величайший гонщик тысячелетия, рискнёт, сыграет ва-банк и победит! Ну же, Сион, ну же!
*
- …Но зачем? – Риндо поднял бровь и спрятал зажигалку. Сигарета в его зубах так и осталась незажжённой.
- Я… Я хотел ему доказать.
- …Что ты лучше, чем он?
- Нет, - Ран задыхался, - что я… Что я чего-то стою, несмотря на… Несмотря ни на что.
- Несмотря – на что именно?
*
- Тише, Ран-кун, тише, - шептал Кикё, гладя любовника по волосам, - не стоит так волноваться. Я всё устроил. Ведь я уже очень опытный спортсмен, как выражаются комментаторы, мне пора на покой…
- Кикё! – юноша отпрянул, - Никогда так не говори! Ты великий гонщик, ты…
- Но Сиону я уступаю. Я никогда не решился бы рисковать на трассе, как это делает он. К тому же роль второго пилота - обеспечивать победу первого, а не побеждать самому.
- Ты просто добрый, Кикё! Ты заботливый, ты не хочешь аварий… - Кикё закрыл ему рот поцелуем.
Ран, сидевший на капоте спиной ко входу в ангар, не сразу понял, почему его любовник вдруг словно застыл на месте, а потом медленно отстранился. Сион стоял у своего болида и пристально смотрел на целующихся. Потом развернулся и молча вышел, оставив растерянную парочку наедине.
*
- И ты решил, что больше он не считает тебя человеком, - покачал головой журналист. – Ай-ай-ай, хорошо же ты его знал. Подумал, будто он не позволит тебе заменять Кикё? Сион ведь был…
Ран изо всех сил стиснул край одеяла.
- Сион был моим учителем. Я его убил.
*
- Фудзимия-сан, - Кинугава пристально посмотрел в глаза своего клиента, и тому стало не по себе, - зачем вы давали интервью в моё отсутствие?
- Это… это было не интервью. – Ран потупился.
- А что же – дружеская беседа? У этого Риндо полная запись вашего разговора, видеозапись; никто не поверит, будто вы не знали, что вас снимают.
Ран опустил голову ещё ниже.
- То, что я сказал ему, - правда.
- Разумеется, Фудзимия-сан, разумеется; только кому есть до этого дело? Команда профессионалов работает над тем, чтобы вас оправдали, чтобы вам не пришлось оставить спорт из-за этого несчастного случая, а что делаете вы? Вы изо всех сил нам мешаете, – от любезного тона адвоката по коже Рана пробежали мурашки. – Теперь к иску семьи погибшего добавился новый. Довольны? Ваш, как вы сказали в интервью, любовник утверждает, что вы не просто склонили, а принудили его к половому акту с вами при помощи шантажа и угроз. Понимаете? Теперь в глазах общества вы не только убийца, но и насильник.
Насильник? Гонщик заморгал. Этого не может быть. Только не Кикё. Кикё не стал бы… Они же любят друг друга, они же всю жизнь будут вместе! На глаза навернулись слёзы. Нет. Всё правильно. Он, Ран – просто бессовестный убийца. Никто не захочет с ним быть. Поделом тебе, Синигами…
*
Доли секунды растянулись в бесконечные часы. Звуки в наушниках слились в невнятный, ненужный сейчас гул. Болид Сиона медленно, страшно медленно для летящей на трёх сотнях машины снижал скорость перед поворотом, и так же медленно открывалась калитка. Если не тормозить, если – ну конечно же! – прибавить газу и взять минимальный радиус… Да чёрт с ней, с перегрузкой! Чёрт с ним, с интервалом! Сиона можно обойти!
Ран рванулся в узкий, едва колёсам пройти, просвет. Крик Куроюри заглушил даже рёвущий в крови адреналин…
…Перед глазами юного гонщика оказался не чистый асфальт победной прямой, а створ ограды; ремни врезались в плечи; руль больше не слушался. Что-то вминалось в рёбра и спину, что-то переворачивалось там, снаружи кабины. Потом стало жарко и нечем дышать. С последним глотком воздуха ненадолго пришла боль.
*
- Ран! – Эдвард уже несколько минут тряс японца за плечи, однако тот только стонал и скрипел зубами, не в силах очнуться от кошмара.
- Ран, проснись!
Гонщик попытался сбросить руки Эдварда, но тому придал сил страх за любовника. Он рывком поднял Синигами и прижал к себе. Тот что-то крикнул по-японски, резко дёрнулся и открыл глаза.
- Ну, всё в порядке… - успокаивающе зашептал художник. Это было преждевременно: Фудзимия невидяще зашарил по нему руками, пока наконец не застыл, крепко вцепившись в плечи. Его лихорадочное дыхание постепенно выравнивалось.
- Ран, - Эдвард обнял любовника поудобнее и принялся укачивать, словно ребёнка, - Ран, ты меня слышишь?
- Эдвард… - не сразу ответил Фудзимия. Голос его не слушался. – Эдо…
- Я здесь, Ран. Это был просто сон. Всё хорошо. Это неправда.
- …и не больно...
Гонщик закрыл глаза и откинулся на подушку, увлекая румына за собой. Руки Эдварда начали неметь от тяжести тела Синигами, зато у того наконец-то стало успокаиваться бешено колотящееся сердце.
- Ты рисовал. Я тебя отвлёк, - наконец произнёс Фудзимия. – Извини.
Эдвард потянул его, чтобы лечь на бок лицом друг к другу.
- Что тебе снилось?
- Неважно, - гонщик уткнулся лицом Эдварду в грудь. Тот погладил его по спине. Ран вздрогнул было, но тут же расслабленно вздохнул.
- Авария снилась? – художник осторожно провёл пальцами вдоль покрытой шрамами спины, но Синигами теперь дышал спокойно.
- Неважно. Да, авария. Снилось, как я горел. - Фудзимия поцеловал любовника в плечо. – Пойду в душ. Я быстро. – Он посмотрел на Эдварда и улыбнулся. – Спасибо, Эдо.
*
Компьютер уже ощутимо грел колено сквозь одеяло, а Фудзимия до сих пор был в душе. Эдвард сохранил файл и поднялся.
В ванной горел свет, но шума воды слышно не было. За дверью художник обнаружил своего любовника лежащим на полу. Глаза гонщика были закрыты. По телу Эдварда пробежали мурашки, хотя босые ноги чувствовали тёплый кафель. Румын наклонился над любовником:
- Ран?
Тот резко открыл глаза и поднялся:
- Всё в порядке.
Эдвард с сомнением поглядел на Синигами, но гонщик чуть улыбнулся и обнял его.
- Пойдём в постель?
В постели всё действительно оказалось более чем в порядке.
*
…Мост Риальто качался вместе с ослепительно синим небом, и Синигами смеялся, прижимая Эдварда к груди, а прохожие замирали и провожали влюблённых взглядами, вскидывая камеры навстречу их счастью...
…витражи Санта-Кроче, благословляя, раскрашивали сплётшиеся пальцы – бледные и изящные со смуглыми и сильными...
…тысячелетние камни плавились от солнца, но в тени колонн храма Сатурна можно было смотреть глаза в глаза поверх очков, вместо поцелуя по очереди прикасаясь губами к ледяному стеклянному горлышку...
*
- Сейчас… секунду… - выдохнул Эдвард, делая кадр за кадром: пальцы вцепились в край скалы, мышцы под гладкой кожей напряжены до предела, в красных волосах запутался ветер, а глаза видят только цель… - Господи, Ран, как же ты прекрасен! Ты моя лучшая, лучшая модель!
Фудзимия хмыкнул. Эдвард запоздало сообразил, что нужно было бы помочь ему взобраться наверх, но гонщик вполне справился сам. Сейчас он как раз отряхивал рубашку.
- Стой! Замри! – художник не простил бы себе, упусти он профиль Синигами в лучах заката. – Поверни голову… да! Именно так!
Теперь общий план. Как всё-таки удачно смотрится азиатская кожа на фоне белой ткани.
- Опусти левую руку. Нет, другую левую… Да. Теперь повернись. Да нет, ну что ты… А, ладно… Чёрт!
Нога Эдварда скользнула вниз, теряя опору на осыпающихся камнях. Синигами встревоженно обернулся, но художник уже отходил от края обрыва, по-прежнему не отрываясь от видоискателя.
- Расстегни верхнюю пуговицу.
Гонщик свёл брови:
- Эдвард.
- Пожалуйста, Ран. Ты не представляешь, какие у тебя красивые руки.
Фудзимия с непроницаемым лицом выполнил просьбу.
- Ещё.
- Нет.
Эдвард опустил фотоаппарат. Их глаза встретились.
- Ран...
Выражение лица гонщика не изменилось.
- Я поставлю этот снимок себе на рабочий стол.
Вторая пуговица рассталась с петлёй.
- Он будет только моим.
Третья.
- И ты...
Гонщик повёл плечами, снимая рубашку.
- Не так быстро! - замахал рукой Эдвард. Фудзимия подчинился.
- Какая пластика... - румын не заметил, что произнёс это вслух. А его модель уже тянулась к пряжке ремня.
- Подожди! Фон не тот. Отойди чуть правее и ближе сюда. И не спеши - положи руку на пояс...
Снимать снизу вверх удобнее всего оказалось с капота ламборгини. Раздевшийся до белья Синигами казался статуей - он принимал нужные позы, не выражая никаких эмоций, но его полуопущенные веки молчали обо всём, что нужно.
А потом в фотоаппарате закончилась вся необъятная память. Эдвард со вздохом завёл руки за голову, вытягиваясь на капоте и на ощупь опуская камеру за ремень на землю. Машина качнулась. Он поднял голову. Опираясь коленом о капот, над ним нависал обнажённый Фудзимия со ставшим вдруг очень красноречивым взглядом.
- Разгляди я тебя раньше, - прошептал Эдвард на ухо любовнику, пока тот снимал с него футболку и джинсы, - я стал бы твоим... как это... мальчиком-фанатом. - Он подался бёдрами навстречу каменному члену Синигами и потёрся об него. - Мастурбировал бы на твой постер. - Ладони Фудзимии сжали ягодицы художника, и тот застонал. - Кончал бы, представляя, как ты берёшь меня на капоте болида... Ран? Что-то не так?
Синигами не обернулся, подбирая с земли разбросанную одежду. Всё так же молча и не глядя на Эдварда он сел в машину, завёл двигатель и только после этого произнёс:
- В гостинице удобнее. В кровати. Капот пыльный.
Эдвард закусил губу и подобрал фотоаппарат. Было слишком бестактно напоминать Синигами о так неудачно сложившейся карьере. Ничего. В отеле он это исправит.
-
-
15.01.2010 в 03:00Спасибо за новую главу! Интересно, с чего я решила после предыдущей главы, что оно закончено?.. Тем сильнее сегодня порадовалась)))
-
-
15.01.2010 в 03:02-
-
15.01.2010 в 19:20Z.Lenka Я очень рада
-
-
11.08.2010 в 16:23но может я слепая...никак не нахожу шестую главу....
-
-
11.08.2010 в 22:55-
-
11.08.2010 в 23:09