Всё. Решилась.
Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..
Глава 1Глава 1
*
- …решающим матчем. Кто же сильнее: Япония или Уэльс? Двуглавый Орёл или лучший вратарь миллениума? Далее в нашей программе: все любители Формулы-1, затаив дыхание, ждут этапа гран-при в Монако. Неужели случится чудо, и «Хонде» снова повезёт? Как оценивает свои шансы Синигами? Эксклюзивное интервью – после небольшой музыкальной паузы.
Робби Уильямсу не удалось даже вступить: Эдвард наконец припарковал машину ровно, выключил зажигание и вышел. Зарегистрироваться, бросить чемодан в номере – и вспоминать, как ходить. Автомобильное движение в Монако и без того на любителя, а уж в день гонки… Эдвард мысленно застонал. Знал же, бестолочь, что в конце мая будешь здесь проезжать! Нет, чтобы билет купить.
Эдвард с досадой тряхнул головой, подхватил фотоаппарат и вышел. Гран-при, которого он, увы, не увидит, мало кого здесь оставит равнодушным, а значит, ему будет, что снимать.
*
- Как вы помните по квалификационному заезду, неожиданные проблемы возникли у Михаэля Шумахера – и сейчас, кажется, удача по-прежнему от него отвернулась, и, если так можно сказать, это семейное проклятье, лидирует Баррикелло, вторым идёт Вильнёв, третьим Фудзимия, а братья Шумахеры занимают четвёртое и пятое места соответственно.
Эдвард выцепил зумом целующуюся парочку на трибуне – гонщики единым пелотоном скрылись за поворотом трассы, да и что интересного в торчащей из кабины верхушке шлема? А всё-таки невероятно, что охрана пропустила его, случайно затесавшегося в толпу фотографов обладателя профессиональной камеры, в зону для журналистов. Эдвард заснял ненамеренно вставших в ряд, как на параде, техников в красных комбинезонах «Феррари», и довольно улыбнулся.
- …И Хонда вырывается вперёд: Фудзимия уверенно обходит Вильнёва… Да, действительно, не зря поклонники дали ему прозвище «Синигами» - Вильнёв задерживается на пит-стопе, посмотрите, кажется, какая-то поломка – а Фудзимия уже практически поравнялся с Рубенсом Баррикелло, победителем предыдущего этапа. Напомним, что именно эта трасса принесла Синигами славу и его единственную крупную победу в 2002 году.
Десятки ежесекундно срабатывающих затворов почти заглушали голос комментатора, так что Эдвард на какое-то время перестал снимать сам. Монако снова оправдывал свою репутацию самой непредсказуемой трассы, и это было почти так же интересно, как эмоции болельщиков и сдержанная деловитость команд.
- Да, да, да! История повторяется: Шумахер стремительно догоняет Синигами – и сходит с трассы. Попробуем выяснить, что происходит… Видимо, болид потерял… Нам подсказывают: болид почему-то потерял управление, сейчас команда выяснит причину, и великий гонщик вернётся на трассу – но шанс упущен, Синигами не собирается делиться победой.
Эдвард проследил взглядом стремительно пронёсшийся мимо бело-синий болид. Шумахера сделали, сделали! Вот теперь будет настоящая гонка, а не показательное выступление «Феррари».
- Посмотрите, как слаженно работает команда Хонды на пит-стопе. Все упрёки в нерасторопности, которые они получали ещё со времён Мори, кажется, наконец-то достигли ушей руководства. Фудзимия уже снова на трассе, следом Михаэль Шумахер и Рубенс Баррикелло.
Несколько поспешных кадров – глухой шлем в открытой кабине, рука в перчатке поднята вверх с универсальным «всё в порядке». Эдвард опустил камеру и попытался представить себе пилота. Ран Фудзимия… Слишком мало пьедесталов, слишком мало фотографий – да Эдвард и не следил никогда за спортивной прессой. Воображение нарисовало ему сосредоточенного японца с горящими глазами, упрямо сжатым ртом и повязкой камикадзе. Что он делает, этот сумасшедший? Хочет стать новым Сенной?
Эдвард понял, что молится.
- Неужели, неужели ещё одна невероятная победа Синигами? Несмотря на то, что Хонду считают аутсайдерами в общем зачёте, нельзя не признать, что такой талантливый пилот как Фудзимия вполне мог бы принести своей команде почётное четвёртое место – что вполне удалось ему в 2003-ем, несмотря на отсутствие громких побед. Однако не везёт, не везёт Рану Фудзимии, весь сезон его подводит техника… Вполне понятно решение Синигами уйти на покой, и вполне понятно желание закончить карьеру на трассе, которая принесла ему славу… Что это? Болид Синигами дымится! Необходима остановка, пилот очень рискует… Пит-стоп, и мимо Фудзимии стремительно проносятся лидеры заезда. Такова судьба!
Остановившийся бело-красный болид сфокусировал на себе все объективы. Эдвард максимально приблизил изображение, вылавливая из клубов дыма обводы машины и движения пилота. Слава Богу, он не разбился – но теперь он не победит. Эдвард стиснул зубы, чем-то помимо разума осознавая, почему рисковал Фудзимия.
- Несмотря на потерю темпа, несмотря на аварию, при упорнейшей борьбе Ран Фудзимия замыкает четвёрку победителей. Пилоты пожимают друг другу руки… Это действительно благородный поступок: Баррикелло протягивает Фудзимии руку, предлагая разделить место на пьедестале.
Вот он! Без шлема; короткие красные волосы слиплись от пота и торчат в беспорядке; скульптурное лицо совершенно бесстрастно. Фудзимия отказался подниматься на пьедестал – встал, скрестив руки на груди, рядом с остальной командой.
Когда журналистов выпустили из паддока, они лавиной хлынули к пилоту «Хонды». Эдвард тоже постарался подойти ближе. Синигами отвечал на вопросы репортёров, и Эдвард с каждым кадром делал шаг в сторону завораживающе глубокого голоса, словно ведомый флейтой. Кажется, он растолкал почти всех своих якобы коллег. Остался последний ряд наиболее настырных журналистов. Румын опустил фотоаппарат и в первый раз поглядел своими глазами на настоящего победителя Гран-при. Фудзимия уже заканчивал пресс-конференцию, и Эдвард едва успел снова вскинуть камеру, чтобы заснять, как он уходит. Такой гордый. Такой…
*
Эдвард прижал пальцы к губам. Съёмка вообще удалась на славу, а этот кадр получился просто невероятным. Он слегка отрегулировал наклон дисплея и ещё полюбовался Фудзимией, который разворачивался прочь от микрофонов и объективов. Уходил непобеждённым. Несломленным. Эдвард проследил пером линию плеч, выразительных даже в комбинезоне. Господи, да это сюжет для картины. Нужно сократить поездку, наверное, вообще не заезжать во Францию, а сразу домой – и писать, лучше всего маслом, на холсте. Эдвард прикрыл глаза и мечтательно вздохнул. Так, всё это будет, но сейчас надо пойти поужинать, выпить что-нибудь приятно-некрепкое, может быть, потанцевать – словом, ни о чём не думать, чтобы идея для картины пришла сама.
Он надел полупрозрачную рубашку, застегнув лишь две средние пуговицы. Подумав, закатал рукава, чтобы было видно часы и браслет. Распустил волосы, встряхнул ими, лукаво посмотрел на себя в зеркало. Отражение Эдварда Кроцника, дизайнера и художника, тоже было произведением искусства.
Бумажник и телефон отправились портить идеальную посадку джинс. Их обладатель пошёл возобновлять знакомство с Монако.
*
В ночном клубе оказалось не слишком людно, не слишком шумно и не слишком темно. На парковке, среди ничем не примечательных, хотя порой и дорогих автомобилей, стоял до нелепости плоский Мазерати, и Эдвард решил остаться. Сам клуб был небольшой и не слишком дорогой, хотя во всём – и в негромкой музыке, и в ярких коктейлях, и в чуть вычурных интерьерах – чувствовался стиль. Да, Эдварду здесь нравилось, и после второй пинья колады он отошёл от барной стойки к танцполу, и сам не заметил, как оказался в гуще танцующих.
На возвышении в центре танцевали двое юношей: один со смуглой кожей и длинными тёмными волосами, второй – с тонкими бледными руками, в изящных белых брюках; оба с обнажённым торсом. Эдвард залюбовался. Напротив него оказался статный красавец с бурной итальянской шевелюрой, положил Эдварду руки на бёдра, улыбнулся.
Только снова оказавшись у стойки и потягивая «Голубую лагуну», Эдвард осознал, что показалось ему странным с первой минуты. Ну конечно! Ни на танцполе, ни в баре, ни в чилл-ауте не было ни одной женщины. Эдвард залпом допил коктейль и заказал новый.
Сколько же лет он не бывал в подобных местах? Десять точно будет. Хотя нет, в прошлом году коллеги затащили, праздновали годовщину, кажется. Там тоже было стильно, хотя здесь… Эдвард обвёл помещение взглядом. Цвета и фактура отделки читаются даже в полумраке, элегантные светильники явно делались индивидуально… Да, Монте-Карло – это не Бухарест.
…Потому что в Бухаресте не увидишь в первом попавшемся клубе звезду Формулы-1. Эдвард прикусил соломинку: через несколько стульев от него затягивался сигаретой Ран Фудзимия. Он привёл в порядок волосы и оделся… Ох! В обычной жизни бесстрастный гонщик явно питал слабость к необычным вещам. Куртка с аппликациями – господи, с бабочками! – браслеты от запястья до локтя, футболка с почти непристойной глубины вырезом. И в довершение всего - золотой кулон и хромированная пряжка. Соломинка мешала, и Эдвард её выплюнул. Нет, как можно выглядеть одновременно так безвкусно и так шикарно?
А что вообще делает такая знаменитость в скромном по меркам княжества заведении? Почему Синигами сидит здесь в одиночестве после такой гонки? Где его друзья? Семья? Команда, в конце концов?
Эдвард осознал, что бестактно пялится на Фудзимию, только когда тот повернул голову в его сторону и встретился с ним взглядом. Художник улыбнулся, отвёл глаза и вернулся на танцпол. Разглядывать гонщика, лавируя среди танцующих, оказалось одновременно и проще, и сложней. Теперь к услугам Эдварда были всевозможные ракурсы, зато мигающий свет и чужие плечи мешали разбирать подробности – а также считать сигареты, которые японец курил одну за другой.
Через некоторое время Синигами поднялся и исчез из поля зрения. Эдвард заказал «Мерилин Монро» и стал медленно пить, но, не выпив и половины бокала, расплатился и вышел из клуба. Разыскать гонщика он не рассчитывал – да и зачем? – но клуб вдруг стал казаться ему скучным, танцевать расхотелось, и отчаянно потянуло к морю.
Синигами стоял у дверей и курил. Эдвард глубоко вздохнул.
- Вы не скажете, как пройти на набережную?
По-английски он говорил неплохо, и всё-таки почувствовал неуверенность. Японец докурил сигарету, потушил окурок, аккуратно бросил в пепельницу, достал из кармана пачку и снова затянулся. Потом всё-таки ответил:
- Предположительно, там, – он неопределённо махнул рукой.
- Там?.. – ай да гонщик. Хотя откуда ему знать, в самом деле: ездит себе по трассе, как по рельсам…
- Я могу проводить.
- Буду благодарен, - улыбнулся Эдвард.
Японец зажал сигарету зубами, убрал зажигалку в пачку «Лаки страйк», пачку вернул в карман, из другого кармана извлек мобильник и стал сосредоточенно нажимать кнопки правой рукой, придерживая телефон левой. Эдвард ждал.
- Ждравштвуйте, - сказал Синигами, крепко прикусывая сигарету, - я жакажывал такши…
Повинуясь мгновенному порыву, Эдвард потянул сигарету изо рта Фудзимии. Тот вздрогнул, когда пальцы художника задели его губы, и не сразу разжал челюсти. Эдвард с улыбкой приподнял бровь. Синигами наконец сообразил, что от него требуется.
- Я заказывал такси, - повторил он, выдыхая дым. - Да, спасибо. Нет, совсем не нужно.
Он убрал телефон. Эдвард протянул ему сигарету. Он взял её очень резко, почти выдернул, и торопливо зашагал по улице. Эдвард направился следом, и, чтобы не молчать, спросил:
- Как вам клуб?
Синигами даже головы не повернул.
- Хорошо.
- Вы, кажется, не танцевали. Вам не понравилась музыка?
- Нет. Да. Понравилась.
Может быть, он не хочет разговаривать? Но молчать было неуютно, и Эдвард спросил:
- Вы не первый раз в Монако?
- Нет.
- Хорошо его знаете?
Синигами ответил не сразу.
- Только трассу.
Снова повисло молчание.
- Вы… - Эдвард слегка покраснел, - вы замечательно выступали. Я за вас болел.
Синигами усмехнулся:
- Я болел за Алези. Ему это тоже не помогло.
На этот раз молчание продлилось до поворота.
- Вот и набережная. Спасибо, что проводили. Позволите угостить вас чем-нибудь?
- Я уже… чересчур.
Эдвард улыбнулся:
- Я, на самом деле, тоже. Шёл сюда как раз затем, чтобы прогуляться. Проветрить голову. Не хотите со мной?
- Хорошо.
На Авеню Принцессы Грейс было многолюдно. Прохожие оборачивались на Эдварда и его спутника – преимущественно на спутника, разумеется. Фудзимию же не обращал внимания ни на что, кроме своих сигарет. Художник полюбовался отточенными движениями пальцев и губ японца и тут только вспомнил, что не назвал своего имени.
- Меня зовут Эдвард.
- Очень приятно, - машинально произнёс Фудзимия.
Кажется, ему не слишком хочется разговаривать. Интересно, зачем вообще он согласился на прогулку?
- Скажите, чем вы теперь планируете заниматься?
- Пить.
Эдвард вздохнул. Надо попробовать снова.
- Вам больше не нужно разъезжать по всему свету. Осядете в Японии?
- В Штатах. Буду рекламировать моторные масла и всякую такую дрянь. Пока не сопьюсь.
- Вы могли бы перейти в другой чемпионат. Или стать тренером.
- Чтобы плодить неудачников?
- Чтобы передать свой уникальный опыт.
- Я могу научить только тому, что умею сам.
Эдвард рассмеялся:
- Трудно научить тому, чего сам не умеешь.
- Вот и научу их проигрывать.
- Да нет же! Вы покажете, как учиться на чужих ошибках.
- Для этого им не нужно иметь меня при себе. Чем вы занимаетесь?
Румын неслышно вздохнул. Надо же так всё воспринимать.
- Я дизайнер рекламы.
- В чём заключается ваша работа?
- Разрабатываю изображения, в основном для наружной рекламы. Плакаты, брандмауэры, перетяжки...
- Вам это нравится?
- Работа довольно нудная, но иногда забавная. Главное, что она позволяет заработать денег, чтобы купить время для настоящего искусства.
- Искусства?
- Я пишу картины.
- А это не окупается, - Синигами не спрашивал.
- Иногда находятся ценители, и я продаю свои работы. А так я их не рекламирую. Это… далеко не шедевры.
- Как и моя езда.
Тон Синигами был невыразительным, но Эдвард ощутил укол сочувствия.
- Разве у вас не было побед?
- А у вас?
Эдвард против воли улыбнулся:
- Я ни с кем не соревнуюсь. В искусстве награды присуждаются зачастую много поколений спустя.
- Почему вы этим занимаетесь?
- Потому что это моё призвание.
Фудзимия повозился с зажигалкой. Закурил новую сигарету.
- Сколько вам лет?
- Двадцать девять.
- Завидую вам.
- Почему? – Эдвард попытался вспомнить слова комментатора. Кажется, самому Синигами двадцать семь…
- Я лишился иллюзий в двадцать.
Эдвард покачал головой, забыв, что собеседник не смотрит.
- Искусство сродни иллюзиям. Лишись я их, и я не смогу писать.
Синигами немного помолчал.
- Я бы хотел как-нибудь увидеть ваши работы.
- В любое время – на моём сайте. Оригиналы, к сожалению, в Румынии, - улыбнулся Эдвард.
Синигами кивнул. Начался новый раунд молчания. Прервал его, как обычно, Эдвард:
- Скажите, как вы стали гонщиком?
- Не был годен ни на что другое.
- Зря вы так. С вашей-то внешностью… - Эдвард замялся. Фудзимия вопросительно поглядел на него.
- Вы очень красивы. Я работаю с профессиональными моделями, но мало у кого видел такое выразительное тело.
- А, вот почему меня звали сниматься в «Плейгёрл», - Фудзимия не кокетничал, он просто подтверждал приём информации.
- И вы снимались? Я бы посмотрел на фотографии...
- Нет. Зачем.
- Вы действительно могли бы работать…
- Фотомоделью? Разумеется. Самая безмозглая профессия после спорта.
Эдвард даже обиделся.
- Это тяжёлый труд, который требует огромного количества сил и способностей. Воплощать образ – это целое искусство.
- Значит, буду просто пить.
- На это, вы полагаете, у вас способностей хватит?
- Не знаю. Не пробовал. По крайней мере, это легально. В отличие от наркотиков.
Эдвард сдался. Нет, его знания психологии точно не хватит… Справа замигали огни очередной пляжной дискотеки.
- Давайте спустимся к морю. Потанцуем, выпьем…
Фудзимия покосился на весёлую толпу ночных жителей Монако.
- Слишком людно.
- Куда же мы тогда пойдём? – поинтересовался Эдвард.
- Мы? – Фудзимия едва ли не впервые за всю прогулку посмотрел в лицо художнику. Тот прикусил язык.
- Извините, я вовсе не хотел вмешиваться в ваши планы на вечер…
- То есть вы не возражаете, чтобы я пошёл с вами?
- Я буду очень рад, - просиял Эдвард. – Но я понятия не имею, куда пойти. Понимаете, я первый день в Монако. Не успел купить путеводитель.
- Я тоже.
- Но вы же здесь бывали, знаете город…
- Я знаю трассу. Каждый дюйм.
Эдвард молча обругал себя за бестактность.
- Ну что мне стоило запомнить, где здесь хорошие места, в свой прошлый приезд? – шутливо пожаловался он.
- Если бы я был трезв, отвёз бы вас в Италию. В мгновение ока бы доехали.
- Но раз уж вы пьяны, давайте пить дальше. Как вам вот это заведение?
У заведения была неоновая вывеска с надписью «Blue Velvet». Фудзимия без лишних слов толкнул дверь.
Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..
Глава 1Глава 1
*
- …решающим матчем. Кто же сильнее: Япония или Уэльс? Двуглавый Орёл или лучший вратарь миллениума? Далее в нашей программе: все любители Формулы-1, затаив дыхание, ждут этапа гран-при в Монако. Неужели случится чудо, и «Хонде» снова повезёт? Как оценивает свои шансы Синигами? Эксклюзивное интервью – после небольшой музыкальной паузы.
Робби Уильямсу не удалось даже вступить: Эдвард наконец припарковал машину ровно, выключил зажигание и вышел. Зарегистрироваться, бросить чемодан в номере – и вспоминать, как ходить. Автомобильное движение в Монако и без того на любителя, а уж в день гонки… Эдвард мысленно застонал. Знал же, бестолочь, что в конце мая будешь здесь проезжать! Нет, чтобы билет купить.
Эдвард с досадой тряхнул головой, подхватил фотоаппарат и вышел. Гран-при, которого он, увы, не увидит, мало кого здесь оставит равнодушным, а значит, ему будет, что снимать.
*
- Как вы помните по квалификационному заезду, неожиданные проблемы возникли у Михаэля Шумахера – и сейчас, кажется, удача по-прежнему от него отвернулась, и, если так можно сказать, это семейное проклятье, лидирует Баррикелло, вторым идёт Вильнёв, третьим Фудзимия, а братья Шумахеры занимают четвёртое и пятое места соответственно.
Эдвард выцепил зумом целующуюся парочку на трибуне – гонщики единым пелотоном скрылись за поворотом трассы, да и что интересного в торчащей из кабины верхушке шлема? А всё-таки невероятно, что охрана пропустила его, случайно затесавшегося в толпу фотографов обладателя профессиональной камеры, в зону для журналистов. Эдвард заснял ненамеренно вставших в ряд, как на параде, техников в красных комбинезонах «Феррари», и довольно улыбнулся.
- …И Хонда вырывается вперёд: Фудзимия уверенно обходит Вильнёва… Да, действительно, не зря поклонники дали ему прозвище «Синигами» - Вильнёв задерживается на пит-стопе, посмотрите, кажется, какая-то поломка – а Фудзимия уже практически поравнялся с Рубенсом Баррикелло, победителем предыдущего этапа. Напомним, что именно эта трасса принесла Синигами славу и его единственную крупную победу в 2002 году.
Десятки ежесекундно срабатывающих затворов почти заглушали голос комментатора, так что Эдвард на какое-то время перестал снимать сам. Монако снова оправдывал свою репутацию самой непредсказуемой трассы, и это было почти так же интересно, как эмоции болельщиков и сдержанная деловитость команд.
- Да, да, да! История повторяется: Шумахер стремительно догоняет Синигами – и сходит с трассы. Попробуем выяснить, что происходит… Видимо, болид потерял… Нам подсказывают: болид почему-то потерял управление, сейчас команда выяснит причину, и великий гонщик вернётся на трассу – но шанс упущен, Синигами не собирается делиться победой.
Эдвард проследил взглядом стремительно пронёсшийся мимо бело-синий болид. Шумахера сделали, сделали! Вот теперь будет настоящая гонка, а не показательное выступление «Феррари».
- Посмотрите, как слаженно работает команда Хонды на пит-стопе. Все упрёки в нерасторопности, которые они получали ещё со времён Мори, кажется, наконец-то достигли ушей руководства. Фудзимия уже снова на трассе, следом Михаэль Шумахер и Рубенс Баррикелло.
Несколько поспешных кадров – глухой шлем в открытой кабине, рука в перчатке поднята вверх с универсальным «всё в порядке». Эдвард опустил камеру и попытался представить себе пилота. Ран Фудзимия… Слишком мало пьедесталов, слишком мало фотографий – да Эдвард и не следил никогда за спортивной прессой. Воображение нарисовало ему сосредоточенного японца с горящими глазами, упрямо сжатым ртом и повязкой камикадзе. Что он делает, этот сумасшедший? Хочет стать новым Сенной?
Эдвард понял, что молится.
- Неужели, неужели ещё одна невероятная победа Синигами? Несмотря на то, что Хонду считают аутсайдерами в общем зачёте, нельзя не признать, что такой талантливый пилот как Фудзимия вполне мог бы принести своей команде почётное четвёртое место – что вполне удалось ему в 2003-ем, несмотря на отсутствие громких побед. Однако не везёт, не везёт Рану Фудзимии, весь сезон его подводит техника… Вполне понятно решение Синигами уйти на покой, и вполне понятно желание закончить карьеру на трассе, которая принесла ему славу… Что это? Болид Синигами дымится! Необходима остановка, пилот очень рискует… Пит-стоп, и мимо Фудзимии стремительно проносятся лидеры заезда. Такова судьба!
Остановившийся бело-красный болид сфокусировал на себе все объективы. Эдвард максимально приблизил изображение, вылавливая из клубов дыма обводы машины и движения пилота. Слава Богу, он не разбился – но теперь он не победит. Эдвард стиснул зубы, чем-то помимо разума осознавая, почему рисковал Фудзимия.
- Несмотря на потерю темпа, несмотря на аварию, при упорнейшей борьбе Ран Фудзимия замыкает четвёрку победителей. Пилоты пожимают друг другу руки… Это действительно благородный поступок: Баррикелло протягивает Фудзимии руку, предлагая разделить место на пьедестале.
Вот он! Без шлема; короткие красные волосы слиплись от пота и торчат в беспорядке; скульптурное лицо совершенно бесстрастно. Фудзимия отказался подниматься на пьедестал – встал, скрестив руки на груди, рядом с остальной командой.
Когда журналистов выпустили из паддока, они лавиной хлынули к пилоту «Хонды». Эдвард тоже постарался подойти ближе. Синигами отвечал на вопросы репортёров, и Эдвард с каждым кадром делал шаг в сторону завораживающе глубокого голоса, словно ведомый флейтой. Кажется, он растолкал почти всех своих якобы коллег. Остался последний ряд наиболее настырных журналистов. Румын опустил фотоаппарат и в первый раз поглядел своими глазами на настоящего победителя Гран-при. Фудзимия уже заканчивал пресс-конференцию, и Эдвард едва успел снова вскинуть камеру, чтобы заснять, как он уходит. Такой гордый. Такой…
*
Эдвард прижал пальцы к губам. Съёмка вообще удалась на славу, а этот кадр получился просто невероятным. Он слегка отрегулировал наклон дисплея и ещё полюбовался Фудзимией, который разворачивался прочь от микрофонов и объективов. Уходил непобеждённым. Несломленным. Эдвард проследил пером линию плеч, выразительных даже в комбинезоне. Господи, да это сюжет для картины. Нужно сократить поездку, наверное, вообще не заезжать во Францию, а сразу домой – и писать, лучше всего маслом, на холсте. Эдвард прикрыл глаза и мечтательно вздохнул. Так, всё это будет, но сейчас надо пойти поужинать, выпить что-нибудь приятно-некрепкое, может быть, потанцевать – словом, ни о чём не думать, чтобы идея для картины пришла сама.
Он надел полупрозрачную рубашку, застегнув лишь две средние пуговицы. Подумав, закатал рукава, чтобы было видно часы и браслет. Распустил волосы, встряхнул ими, лукаво посмотрел на себя в зеркало. Отражение Эдварда Кроцника, дизайнера и художника, тоже было произведением искусства.
Бумажник и телефон отправились портить идеальную посадку джинс. Их обладатель пошёл возобновлять знакомство с Монако.
*
В ночном клубе оказалось не слишком людно, не слишком шумно и не слишком темно. На парковке, среди ничем не примечательных, хотя порой и дорогих автомобилей, стоял до нелепости плоский Мазерати, и Эдвард решил остаться. Сам клуб был небольшой и не слишком дорогой, хотя во всём – и в негромкой музыке, и в ярких коктейлях, и в чуть вычурных интерьерах – чувствовался стиль. Да, Эдварду здесь нравилось, и после второй пинья колады он отошёл от барной стойки к танцполу, и сам не заметил, как оказался в гуще танцующих.
На возвышении в центре танцевали двое юношей: один со смуглой кожей и длинными тёмными волосами, второй – с тонкими бледными руками, в изящных белых брюках; оба с обнажённым торсом. Эдвард залюбовался. Напротив него оказался статный красавец с бурной итальянской шевелюрой, положил Эдварду руки на бёдра, улыбнулся.
Только снова оказавшись у стойки и потягивая «Голубую лагуну», Эдвард осознал, что показалось ему странным с первой минуты. Ну конечно! Ни на танцполе, ни в баре, ни в чилл-ауте не было ни одной женщины. Эдвард залпом допил коктейль и заказал новый.
Сколько же лет он не бывал в подобных местах? Десять точно будет. Хотя нет, в прошлом году коллеги затащили, праздновали годовщину, кажется. Там тоже было стильно, хотя здесь… Эдвард обвёл помещение взглядом. Цвета и фактура отделки читаются даже в полумраке, элегантные светильники явно делались индивидуально… Да, Монте-Карло – это не Бухарест.
…Потому что в Бухаресте не увидишь в первом попавшемся клубе звезду Формулы-1. Эдвард прикусил соломинку: через несколько стульев от него затягивался сигаретой Ран Фудзимия. Он привёл в порядок волосы и оделся… Ох! В обычной жизни бесстрастный гонщик явно питал слабость к необычным вещам. Куртка с аппликациями – господи, с бабочками! – браслеты от запястья до локтя, футболка с почти непристойной глубины вырезом. И в довершение всего - золотой кулон и хромированная пряжка. Соломинка мешала, и Эдвард её выплюнул. Нет, как можно выглядеть одновременно так безвкусно и так шикарно?
А что вообще делает такая знаменитость в скромном по меркам княжества заведении? Почему Синигами сидит здесь в одиночестве после такой гонки? Где его друзья? Семья? Команда, в конце концов?
Эдвард осознал, что бестактно пялится на Фудзимию, только когда тот повернул голову в его сторону и встретился с ним взглядом. Художник улыбнулся, отвёл глаза и вернулся на танцпол. Разглядывать гонщика, лавируя среди танцующих, оказалось одновременно и проще, и сложней. Теперь к услугам Эдварда были всевозможные ракурсы, зато мигающий свет и чужие плечи мешали разбирать подробности – а также считать сигареты, которые японец курил одну за другой.
Через некоторое время Синигами поднялся и исчез из поля зрения. Эдвард заказал «Мерилин Монро» и стал медленно пить, но, не выпив и половины бокала, расплатился и вышел из клуба. Разыскать гонщика он не рассчитывал – да и зачем? – но клуб вдруг стал казаться ему скучным, танцевать расхотелось, и отчаянно потянуло к морю.
Синигами стоял у дверей и курил. Эдвард глубоко вздохнул.
- Вы не скажете, как пройти на набережную?
По-английски он говорил неплохо, и всё-таки почувствовал неуверенность. Японец докурил сигарету, потушил окурок, аккуратно бросил в пепельницу, достал из кармана пачку и снова затянулся. Потом всё-таки ответил:
- Предположительно, там, – он неопределённо махнул рукой.
- Там?.. – ай да гонщик. Хотя откуда ему знать, в самом деле: ездит себе по трассе, как по рельсам…
- Я могу проводить.
- Буду благодарен, - улыбнулся Эдвард.
Японец зажал сигарету зубами, убрал зажигалку в пачку «Лаки страйк», пачку вернул в карман, из другого кармана извлек мобильник и стал сосредоточенно нажимать кнопки правой рукой, придерживая телефон левой. Эдвард ждал.
- Ждравштвуйте, - сказал Синигами, крепко прикусывая сигарету, - я жакажывал такши…
Повинуясь мгновенному порыву, Эдвард потянул сигарету изо рта Фудзимии. Тот вздрогнул, когда пальцы художника задели его губы, и не сразу разжал челюсти. Эдвард с улыбкой приподнял бровь. Синигами наконец сообразил, что от него требуется.
- Я заказывал такси, - повторил он, выдыхая дым. - Да, спасибо. Нет, совсем не нужно.
Он убрал телефон. Эдвард протянул ему сигарету. Он взял её очень резко, почти выдернул, и торопливо зашагал по улице. Эдвард направился следом, и, чтобы не молчать, спросил:
- Как вам клуб?
Синигами даже головы не повернул.
- Хорошо.
- Вы, кажется, не танцевали. Вам не понравилась музыка?
- Нет. Да. Понравилась.
Может быть, он не хочет разговаривать? Но молчать было неуютно, и Эдвард спросил:
- Вы не первый раз в Монако?
- Нет.
- Хорошо его знаете?
Синигами ответил не сразу.
- Только трассу.
Снова повисло молчание.
- Вы… - Эдвард слегка покраснел, - вы замечательно выступали. Я за вас болел.
Синигами усмехнулся:
- Я болел за Алези. Ему это тоже не помогло.
На этот раз молчание продлилось до поворота.
- Вот и набережная. Спасибо, что проводили. Позволите угостить вас чем-нибудь?
- Я уже… чересчур.
Эдвард улыбнулся:
- Я, на самом деле, тоже. Шёл сюда как раз затем, чтобы прогуляться. Проветрить голову. Не хотите со мной?
- Хорошо.
На Авеню Принцессы Грейс было многолюдно. Прохожие оборачивались на Эдварда и его спутника – преимущественно на спутника, разумеется. Фудзимию же не обращал внимания ни на что, кроме своих сигарет. Художник полюбовался отточенными движениями пальцев и губ японца и тут только вспомнил, что не назвал своего имени.
- Меня зовут Эдвард.
- Очень приятно, - машинально произнёс Фудзимия.
Кажется, ему не слишком хочется разговаривать. Интересно, зачем вообще он согласился на прогулку?
- Скажите, чем вы теперь планируете заниматься?
- Пить.
Эдвард вздохнул. Надо попробовать снова.
- Вам больше не нужно разъезжать по всему свету. Осядете в Японии?
- В Штатах. Буду рекламировать моторные масла и всякую такую дрянь. Пока не сопьюсь.
- Вы могли бы перейти в другой чемпионат. Или стать тренером.
- Чтобы плодить неудачников?
- Чтобы передать свой уникальный опыт.
- Я могу научить только тому, что умею сам.
Эдвард рассмеялся:
- Трудно научить тому, чего сам не умеешь.
- Вот и научу их проигрывать.
- Да нет же! Вы покажете, как учиться на чужих ошибках.
- Для этого им не нужно иметь меня при себе. Чем вы занимаетесь?
Румын неслышно вздохнул. Надо же так всё воспринимать.
- Я дизайнер рекламы.
- В чём заключается ваша работа?
- Разрабатываю изображения, в основном для наружной рекламы. Плакаты, брандмауэры, перетяжки...
- Вам это нравится?
- Работа довольно нудная, но иногда забавная. Главное, что она позволяет заработать денег, чтобы купить время для настоящего искусства.
- Искусства?
- Я пишу картины.
- А это не окупается, - Синигами не спрашивал.
- Иногда находятся ценители, и я продаю свои работы. А так я их не рекламирую. Это… далеко не шедевры.
- Как и моя езда.
Тон Синигами был невыразительным, но Эдвард ощутил укол сочувствия.
- Разве у вас не было побед?
- А у вас?
Эдвард против воли улыбнулся:
- Я ни с кем не соревнуюсь. В искусстве награды присуждаются зачастую много поколений спустя.
- Почему вы этим занимаетесь?
- Потому что это моё призвание.
Фудзимия повозился с зажигалкой. Закурил новую сигарету.
- Сколько вам лет?
- Двадцать девять.
- Завидую вам.
- Почему? – Эдвард попытался вспомнить слова комментатора. Кажется, самому Синигами двадцать семь…
- Я лишился иллюзий в двадцать.
Эдвард покачал головой, забыв, что собеседник не смотрит.
- Искусство сродни иллюзиям. Лишись я их, и я не смогу писать.
Синигами немного помолчал.
- Я бы хотел как-нибудь увидеть ваши работы.
- В любое время – на моём сайте. Оригиналы, к сожалению, в Румынии, - улыбнулся Эдвард.
Синигами кивнул. Начался новый раунд молчания. Прервал его, как обычно, Эдвард:
- Скажите, как вы стали гонщиком?
- Не был годен ни на что другое.
- Зря вы так. С вашей-то внешностью… - Эдвард замялся. Фудзимия вопросительно поглядел на него.
- Вы очень красивы. Я работаю с профессиональными моделями, но мало у кого видел такое выразительное тело.
- А, вот почему меня звали сниматься в «Плейгёрл», - Фудзимия не кокетничал, он просто подтверждал приём информации.
- И вы снимались? Я бы посмотрел на фотографии...
- Нет. Зачем.
- Вы действительно могли бы работать…
- Фотомоделью? Разумеется. Самая безмозглая профессия после спорта.
Эдвард даже обиделся.
- Это тяжёлый труд, который требует огромного количества сил и способностей. Воплощать образ – это целое искусство.
- Значит, буду просто пить.
- На это, вы полагаете, у вас способностей хватит?
- Не знаю. Не пробовал. По крайней мере, это легально. В отличие от наркотиков.
Эдвард сдался. Нет, его знания психологии точно не хватит… Справа замигали огни очередной пляжной дискотеки.
- Давайте спустимся к морю. Потанцуем, выпьем…
Фудзимия покосился на весёлую толпу ночных жителей Монако.
- Слишком людно.
- Куда же мы тогда пойдём? – поинтересовался Эдвард.
- Мы? – Фудзимия едва ли не впервые за всю прогулку посмотрел в лицо художнику. Тот прикусил язык.
- Извините, я вовсе не хотел вмешиваться в ваши планы на вечер…
- То есть вы не возражаете, чтобы я пошёл с вами?
- Я буду очень рад, - просиял Эдвард. – Но я понятия не имею, куда пойти. Понимаете, я первый день в Монако. Не успел купить путеводитель.
- Я тоже.
- Но вы же здесь бывали, знаете город…
- Я знаю трассу. Каждый дюйм.
Эдвард молча обругал себя за бестактность.
- Ну что мне стоило запомнить, где здесь хорошие места, в свой прошлый приезд? – шутливо пожаловался он.
- Если бы я был трезв, отвёз бы вас в Италию. В мгновение ока бы доехали.
- Но раз уж вы пьяны, давайте пить дальше. Как вам вот это заведение?
У заведения была неоновая вывеска с надписью «Blue Velvet». Фудзимия без лишних слов толкнул дверь.
- У вас есть семья?
- Да, а что?
- После нашей поездки им будет вас не хватать.
Эдвард улыбнулся назло мрачному тону гонщика:
- С таким водителем мне не будет страшно.
- Я вам напомню завтра, если начнёте жаловаться.
Они подошли к стойке и сели.
- Позволите вас угостить? – спросил Синигами.
- Спасибо, не стоит. Я и сам могу за себя заплатить.
- Это неважно.
Эдвард пожал плечами и заказал лонг-айленд. Фудзимия выбрал мартини. Перекрикивать музыку просто так не хотелось. Сидеть и молчать было неловко.
- Вы любите путешествовать? – спросил Эдвард первое, что пришло в голову.
- А вы?
- Ну, вот, объезжаю Средиземноморье на машине. Сейчас еду из Румынии во Францию, оттуда домой.
- Давно едете?
- Недели три как.
- На машине же утомительно. Я больше двадцати часов не выдерживаю.
Художник рассмеялся:
- Это же почти кафе-рейсинг. Еду от отеля до отеля, останавливаюсь, где захочу – в ресторанах, на пляжах…
- Хотите, я вас покатаю?
Эдвард поднял брови.
- Почему нет? - не дождавшись ответа, продолжил гонщик. - Мне ведь нужна работа.
- Ну что вы, куда мне нанимать звезду Формулы-1. Да и моя машина… Всего два литра и меньше двухсот «лошадей», - румын с улыбкой развёл руками.
- Машину можно взять мою.
- А какая у вас? Нет, стойте, а мою мы куда денем?
- Вашу… отгоним. А моя… Вы какую хотите?
- Простите? – нахмурился Эдвард.
- Хочу купить красивую машину. Посоветуете?
Мы оба пьяны – сообразил Эдвард. Так давайте падать в кроличью нору, красить розы, играть в крокет и давать советы гонщикам.
- Сначала нужно действительно доехать до Италии. Самые лучшие машины – там.
- Угу, - сообщил Синигами своему бокалу, - самые лучшие машины – в Японии. Они никогда не ломаются. Особенно на последнем круге.
- Знаете… - Эдвард покачал головой, - у вас не только машина сломалась.
Фудзимия вопросительно покосился на него и отвернулся от сочувственного взгляда.
- Так какую машину вы мне посоветуете?
Эдвард задумался.
- Сначала скажите, что вы хотите. Спортивную, я полагаю?
- Зачем мне спортивная? – усмехнулся Синигами.
- А как же «в мгновение ока в Италию»?
- По городу до шестидесяти. По трассе до девяноста.
- Тогда вам нужно какую-нибудь… не знаю… немецкую.
- А вы бы какую хотели? Из вообще всех машин на свете?
Эдвард рассмеялся про себя, поворачивая воображаемый ключ в воображаемой дверце.
- Ламборгини 350 GT.
Отклик гонщика был неожиданным:
- Какой тут часовой пояс?
- Плюс один к Гринвичу, а что?
- Мне надо позвонить в Японию. Я быстро.
*
Синигами вернулся, всё ещё прижимая к уху трубку. Эдварду как раз смешали второй лонг-айленд.
- Будете дьябло?
- Нет, слишком крепко. Я бы лучше…
- А мур-се-ла-го?
- Вы что… вы про машину?
- Про машину.
- Ламборгини Мурселаго? Серьёзно?
- 350 GT раньше понедельника не перегонят. Извините.
- Так, - Эдвард потёр висок, - а когда понедельник?
- Через три дня. Её перегонят до Италии, а мы там подберём. Италия маленькая, не потеряем. Ничего, что синяя?
Эдвард почувствовал, что у него кружится голова.
- Вы…
Фудзимия договорил по-японски и убрал телефон.
- Дьябло будет к утру. На нём и поедем.
- Замечательно, - Эдвард пригубил коктейль, чтобы не рассмеяться.
Фудзимия кивнул и занялся своим мартини. На дне бокала Эдварда темы для разговора не нашлось.
- Идёмте танцевать? – предложил художник и чуть не добавил: «Тогда и разговаривать не придётся».
- Почему бы и нет.
Синигами поднялся. Двигался он легко и уверенно, и хотя видно было, что ему едва ли часто приходится танцевать, Эдвард не мог отвести глаз. Фудзимия был гибким и сильным, и Эдвард стал подлаживаться под его движения.
Два девушки уже танцевали рядом. Одна – знойная брюнетка с огромными чёрными глазами - провела рукой по высокой груди, другая – хрупкая и светловолосая - невзначай потёрлась бедром о бедро румына.
- Видите, - крикнул Эдвард почти на ухо своему спутнику, - вашу красоту нельзя не заметить!
Синигами слегка нахмурился. В следующую секунду его губы впились в губы Эдварда.
Эдвард опешил. Потом задохнулся. Потом ответил на поцелуй.
Они добрались до чилл-аута, не отпуская друг друга. Упали на диван – Эдвард оказался на коленях Синигами. Тот высвободил одну руку, отвёл волосы с шеи художника и стал лизать и покусывать, одновременно продолжая изучать ладонями его тело. Эдвард провёл пальцами по гладкой груди в вырезе футболки, потом вверх через ключицу к шее. Фудзимия накрыл рукой его пах. Эдвард со стоном выгнулся, но тут же обхватил запястье гонщика, не давая ему продолжать. Наклонился к его уху:
- Не здесь… Ран. Поедем ко мне. Или к тебе.
- Только быстро.
- Да… Сейчас я вызову такси. Чёрт! Откуда я знаю, как тут… Дайте телефон!
- Я сам, - Фудзимия полез в карман за трубкой. Эдвард отстранился на вытянутые руки, кусая губы, чтобы не тянуться к этому телу, к этой коже, этому рту, который занят разговором.
Договорив, Фудзимия критически посмотрел на Эдварда, притянул к себе за шею и коснулся языком искусанных губ. Эдвард приглашающе открыл рот, но Синигами продолжил лизать. Эдвард впился пальцами в его плечи. Справился с головокружением. Оторвался:
- Спокойно, Ран… И я тоже спокойно… А то мы так… такси не дождёмся.
Фудзимия медленно кивнул. Его руки напряжённо застыли на бёдрах Эдварда. Через какое-то время удалось перевести дыхание, встать и дойти до машины – вцепившись друг в друга, но ни разу не остановившись для поцелуя.
Оказавшись на заднем сидении, Эдвард попытался сесть подальше, но Синигами стиснул его руку, а когда назвал адрес, притянул к себе. Быстро отыскал пах, расстегнул ширинку, погладил член двумя пальцами сквозь ткань белья.
- Не надо, - простонал Эдвард.
Гонщик убрал руку. Сжал в кулак. Эдвард положил сверху ладонь:
- Спокойно, спокойно. Тут всё рядом…
- Что ж он тащится, как… - сквозь зубы пробормотал Фудзимия,- …даже фамилию называть не хочу.
Эдвард нервно рассмеялся и уткнулся лбом в плечо Синигами. Это было ошибкой. Такси остановилось у дверей отеля де Пари через какую-то минуту, но они скорее выпали, чем вышли из него. Вокруг, кажется, раздались вспышки и защёлкали затворы, но Эдвард видел только стойку портье. Фудзимия взял ключ, прижал художника к себе ещё крепче и повёл к лифту.
В кабине Эдварда отвлекло от поцелуя какое-то движение. Он повернул голову. На стене было зеркало, и в нём отражались двое очень красивых мужчин с совершенно безумными взглядами. Эдвард улыбнулся. Лифт остановился.
Когда за ними закрылась дверь номера, румын вывернулся из рук Фудзимии.
- Где спальня?
Тот махнул рукой, направляясь, видимо, в ванную.
Спальню Эдвард нашёл, а вот…
- Где включается свет?
Фудзимия не глядя щёлкнул выключателем, кинул что-то на кровать и принялся расстёгивать последнюю пуговицу на рубашке Эдварда.
- Я оставлю свет, хорошо? Я хочу смотреть…
Фудзимия рванул пряжку его ремня, толкнул на кровать, стащил и отшвырнул джинсы вместе с бельём. Отстранился, разглядывая. Провёл ладонью по разметавшимся волосам, потом по всему телу вниз и вверх. Эдвард потянул футболку Фудзимии из брюк. Тот отодвинулся чуть дальше, разделся и вернулся к неоправданно давно прерванным поцелуям. Эдвард закинул ногу на ногу Синигами, прошёлся пальцами вдоль его спины. Фудзимия сильно куснул его губу. Эдвард застонал и вжался бёдрами ему в бёдра. Гонщик развёл его ноги, лёг, приподнялся. Эдвард сжал его плечо:
- Я ещё ни разу…
Фудзимия кивнул, поцеловал его ещё раз, снова укусив, и сел между его ног. Нажал на лодыжки, показывая, что нужно согнуть колени. Эдвард облизнул губы и постарался расслабиться. Пальцы Фудзимии двигались достаточно медленно, чтобы позволить Эдварду залюбоваться сосредоточенным лицом японца. «Это не гонка», - начал было шептать художник, но тут движения стали интенсивнее, и его дыхание предательски сорвалось. После второго его стона Фудзимия убрал руку и вошёл. Эдвард шевельнул бёдрами – показалось, что так будет удобнее. Фудзимия впился в его губы поцелуем, перешедшим в укус, и принялся двигаться. Ощущения не были слишком приятными, и всё, что Эдвард мог сделать – расслабиться. Спустя недолгое время толчки Фудзимии стали доставлять куда больше удовольствия. Ещё чуть позже их стало не хватать, и Эдвард задвигался навстречу. Синигами оторвался от его губ и начал терзать плечо. Боли не было, только возбуждение. Эдвард обвил ногами поясницу Фудзимии и застонал ему на ухо. Тот резко дёрнулся, разжав зубы для громкого выдоха, и медленно опустился на Эдварда, выходя. Обнял, зарылся лицом в волосы. Эдвард нетерпеливо шевельнул бёдрами.
- Сейчас… Ещё немножко… - прошептал Синигами ему в шею. Эдвард вздохнул и погладил его по спине. Гонщик скользнул языком по подбородку Эдварда, с поцелуями спустился вниз и взял губами его член. Художник ахнул. Синигами вобрал член глубже и провёл по нему языком. Пальцы Эдварда скользнули сквозь короткие красные волосы в тщетной попытке ухватиться. Фудзимия сжал пальцами основание его члена и заскользил губами вверх и вниз. На очередном прикосновении его языка к головке Эдвард разлепил непослушные губы:
- Я вот-вот…
Фудзимия сильнее обхватил губами его член, вобрал до конца и выпустил только когда проглотил всё до капли.
Эдвард перевёл дыхание. На ощупь отыскал плечо Синигами. Потянул. Тот лёг рядом, взял лицо Эдварда в ладони и принялся водить по нему губами, время от времени касаясь языком. Эдвард улыбнулся и опустил веки. Уже не силах открыть глаза, он почувствовал, как его разворачивают, кладут головой на что-то твёрдое, тёплое и гладкое, а потом крепко обнимают. С этим ощущением он погрузился в сон.
Выпитые коктейли разбудили его среди ночи. Комната всё также была залита светом, и Эдвард мгновенно вспомнил, где он и что тут происходило. Он убрал ладони Синигами и сел на кровати. Гонщик приподнялся на локте. Взгляд у него был какой-то встревоженный.
- Где здесь?..
- Я покажу, - Фудзимия вскочил на ноги. Эдвард поднялся следом. Гонщик проводил его до ванной. Когда Эдвард вышел, он ждал снаружи.
- Всё в порядке?
- Да, вполне. Пойдёмте ляжем, - сонно улыбнулся Эдвард.
- Хорошо… А… можно вас помыть? Извините.
Эти слова заставили Эдварда вспомнить о последствиях секса, которые сам он не озаботился устранить. Он отвёл глаза:
- Да. Можно.
Синигами отвёл его под душ и включил воду. Слегка сжал запястье:
- Я сейчас.
Эдвард сонно привалился к стене. Открыть глаза его заставил поток холодного воздуха, ворвавшегося за шторку вместе с Фудзимией. Тот ставил на бортик ванны флакон со смазкой. Эдвард покачал головой:
- Я сейчас не смогу…
Фудзимия кивнул и погладил его по плечу. Прижался на секунду, пока тянулся за мочалкой и гелем для душа.
- Мыться.
Эдвард закрыл глаза, ожидая ласк, на которые он, увы, не смог бы сейчас отреагировать как должно. Однако осторожно исследовавшая всё его тело губка действовала вполне целомудренно. Подчиняться рукам Фудзимии и одновременно дремать оказалось несложно, и Эдвард открыл глаза только когда почувствовал прикосновение полотенца. Он улыбнулся:
- Спасибо…
Фудзимия легонько коснулся губами его губ. Эдвард снова закрыл глаза. Полотенце сменилось руками, которые обхватили его поперёк спины и под коленями и понесли. Ещё был неразборчивый шёпот, прохладная постель и бережное объятие. Всё это вобрал в себя долгий, крепкий и очень уютный сон.