С Новым Годом!!!

[brawn]

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ, Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава 6

*
От планшета Эдварда заставил оторваться только звук открывающейся двери. Синигами подошёл и встал за плечом художника, целомудренно опустив глаза:
- Можно посмотреть?
- Конечно, - Эдвард отодвинулся от ноутбука. – Я же вас рисовал. Конечно, это только набросок, ни фона, ни деталей одежды, да и вообще это должно писаться маслом…
На экране человек с красными волосами гордо разворачивал плечи от нагромождения обломков на переднем плане к линии горизонта на задней.
- Это не я.
Эдвард удивлённо вскинул глаза на гонщика.
- Вы нарисовали совсем другого человека. Он тоже был гонщиком. – Фудзимия замолчал, потом добавил. – Он был моим учителем и… погиб вскоре после того, как я пришёл в команду. Но я – плохой ученик.
- Раз сходство так заметно, значит, хороший, - убеждённо произнёс Эдвард. – Вы не возражаете, если я ещё порисую?
- Можно смотреть? – спросил Синигами. – Или вас совсем оставить?
- Можно, конечно. Но это скучно. В моей работе интересен только результат… первые две минуты. А процесс… Сначала всем интересно, потом всем же надоедает. Поэтому со мной никто долго не выдерживает. Удивительно, что Кристина уже два года всё это терпит…
- Меня необязательно развлекать, - перебил Синигами, осторожно устраивая руку на талии Эдварда.
Художник обернулся к нему с благодарной улыбкой, поцеловал и продолжил было работу, но в кармане его джинс тревожно завибрировала токката и фуга ре минор. Он достал трубку:
- Слушаю, - сказал он по-румынски.
После нескольких секунд молчания он поднялся, сделал извиняющуюся гримасу и вышел в коридор. Вернулся только через десять минут. Рухнул на кровать.
- Здесь есть что-нибудь выпить? Чем крепче, тем лучше.
Синигами подошёл к бару.
- Виски. Джин. Водка. Идите сюда.
- Водка, - Эдвард тяжело поднялся. – Такое нужно запивать водкой.
Фудзимия налил прозрачную жидкость в коньячный бокал.
- Пейте.
Забрав пустой бокал, Синигами обнял Эдварда.
- Рассказывайте. Это тоже нужно.
Румын горько рассмеялся:
- Я лучше покажу.
Синигами вопросительно посмотрел на него. Эдвард сел за компьютер и достал лист с паролем гостиничного вай-фая.
- Запросите своё имя в поиске по дате. Или лучше в новостях. Или сразу в картинках.
Гугль предъявлял на всеобщее обозрение холл отеля де Пари, парковку у генуэзского ресторана и даже случайный обрезанный кадр из клуба с текстильным названием. Растиражированную по всем жёлтым медиа статью он тоже не скрывал. В том числе её версию на румынском.
- Вот, - махнул Эдвард пером на дисплей, - Кристине подружки ссылку скинули.
- Всё из-за меня, - тихо сказал Синигами.
- Я думал, мы с ней всё уладим. Раньше же… Но Кристина – православная. Она не станет воспитывать ребёнка с гомосексуалистом. А я не знал даже! Она хотела мне сказать, когда я вернусь… - Эдвард закусил палец.
- Идите сюда, - Фудзимия привлёк его к себе. – Сейчас закажем ещё водки.
Эдвард уткнулся ему в плечо.
- Не представляю, что делать. Кристина меня не простит. Она… она уже вещи собрала.
- Вы просто больше не будете грешить, - Синигами погладил его по волосам. – Вы верите в бога?
- Я… плохой верующий, - прошептал Эдвард. – Как вы могли заметить…
Теперь Синигами гладил его по спине.
- Всё хорошо. Ничего страшного или непоправимого не случилось. Вы ведь позволите нам остаться друзьями? Мы увидимся ещё много раз. Я покажу вам, и вашей жене, и вашему ребёнку Японию. Да что там, мы объедем весь мир. А сейчас вы пойдёте в церковь. Вы ведь православный? Вас примут католики, и вы исповедуетесь. А я тем временем закажу вам отдельный самолёт, хотите? Или просто билет на самолёт. И уже к вечеру вы будете дома. Попросите прощения у невесты. Машины перегонят через пару дней. Всё хорошо.
- Ничего не получится. Кристина не меняет своих решений. И она… сказала, что я в любом случае не гожусь… Что ей очень жаль, и если бы не возраст… И не вера…
- Получится. Она православная. Она беременна. Она вас любит. Всё получится, - Синигами подтолкнул Эдварда к двери. – Идите.
*
Синигами встретил Эдварда на пороге и попытался обнять. Тот стряхнул его руки, но гонщик был сильнее. В его руках Эдварда постепенно перестала бить дрожь.
- Рассказывайте, - Фудзимия потянулся за чайником, продолжая крепко удерживать Эдварда одной рукой.
- Вы говорили, что Кристина меня любит… - глухо произнёс Эдвард. – Она-то – может быть, а я… Да нет, и она… она была со мной, потому что думала, что мне это нужно. Только ради меня. А я… Я бред несу, вы не слушайте…
- Я не слушаю, - Синигами принялся почти неощутимо его укачивать. – Вы говорите.
- Я не был готов создать семью. Всё из-за этого. Я и сейчас не готов, но если у моего ребёнка её не будет… Семья – это очень важно. Не знаю, что со мной было бы, если бы не моя семья…
- Понимаю, - Фудзимия прижал голову румына к своему плечу. – Если бы у меня могла быть семья, я бы всё сделал.
Эдвард вцепился в него, как утопающий.
- Я такой эгоист... Мне нужно думать о том, какими словами вымаливать прощение, а мне хочется…
- Ну тише, тише. Вы были в церкви?
- Был… Мне итальянского не хватило…
- Пойдёте в Румынии. Ну что вы опять дрожите? Поехать с вами? Или оставить вас? Или поедем в аэропорт?
- Подождите, - Эдвард коснулся лица Синигами подрагивающими губами, - Подождите, - его пальцы лихорадочно заметались по застёжкам одежды японца. – У нас ведь есть время, да? Пусть будет последний раз…
- Не надо, - беспомощно прошептал только что такой уверенный и спокойный гонщик.
- Нет. У меня ведь никогда больше не будет… ни губ ваших… ни рук… ничего… Никогда… - Эдвард покрыл поцелуями шею Синигами и грудь в вырезе футболки.
- А у меня что будет? – Фудзимия закрыл глаза, не останавливая художника, но и не делая ни единого движения.
- У вас будет всё, что вы захотите… Вы молоды. Вы свободны. Вы так невероятно красивы, - Эдвард увлёк Синигами за собой на кровать, прижался к нему, взял в ладони его лицо и поцеловал в губы.
Фудзимия со вздохом ответил на поцелуй, делая его из лихорадочного нежным и долгим. Потом принялся медленно раздевать художника, исследуя обнажающиеся участки губами и языком. Эдвард тоже не прекращал прикосновений.
- Я хочу запомнить тебя. Всего запомнить. Чтобы потом всегда искать и никогда не найти…
Синигами прижал его к себе – крепко, до боли.
- Глупый, глупый, глупый, хороший… Всё у тебя будет хорошо, милый…
Потом стало не до слов.
*
Эдвард уткнулся лицом в подушку: напряжение, не рассеявшееся в ослепительном удовольствии, покидало тело судорожными всхлипами. Синигами прижал его к груди и погладил по волосам.
- Знаете, дети хорошо растут, если о них заботятся. И неважно, под одной ли крышей спят родители, - он мягко захватил губами нос художника. Тот улыбнулся помимо воли, но улыбка сделалась прозрачной и исчезла.
- Я не способен ни о ком заботиться. Мне это… вполне ясно дали понять.
Руки Синигами неспешными движениями заскользили по его спине, а губы коснулись уха.
- Вы такое рисуете. Вы такое видите. Вы мне рассвет подарили. Мне никто ничего такого никогда… Вы такой красивый. И у вас такие эмоции удивительные. И талант. Вы сокровище. Если бы у меня такое было, я бы всё время… я бы всё для вас делал. Хотите луну с неба? Хотите личную выставку? Хотите, - он на мгновение осёкся, но решительно продолжил, - хотите меня?
Эдвард закрыл глаза и стиснул зубы.
- Я всё буду делать, правда, всё на свете, - лихорадка, казалось, завладела теперь Фудзимией, - только чтобы вас ещё чуть-чуть подержать.
- Знаете, что Кристина первым делом сказала, когда позвонила? – невыразительно прошептал Эдвард. – Она извинилась. Она. Передо мной. За то, что два года не могла распознать, что мне нужно. Ну разве можно с ней так?
- Нельзя, - Синигами разжал объятия и поднялся. – Простите меня. Идите в душ, и уже нужно ехать. Простите.
*
Эдвард закинул на плечо ремень кофра.
- Простите, что так получилось. Я надеялся, что у нас будет хотя бы неделя, чтобы дать друг другу всё, что мы можем, всё получить и отпустить… Мне очень жаль. Пусть у вас всё будет хорошо. Не связывайтесь больше с глупыми неудачниками.
- Вы не неудачник, - стоящий поодаль со скрещенными на груди руками Синигами покачал головой. – У вас будет ребёнок. И мне с вами очень хорошо. Идите, такси уже ждёт. Я только в последний раз…
Он оттолкнулся от стены, взял румына за плечи и поцеловал.
- Видит бог, – еле слышно прошептал Эдвард, - я не могу остаться…
Фудзимия обнял его и прижал к себе. Шестерёнки увязли в крошках.
- Если бы я только мог… Остаться с вами. Быть с вами, - слова чужого языка стали неуместными, и он перешёл на родной. - Любить вас.
- Всё будет хорошо. У вас всё будет хорошо. Много-много хорошего.
Крошки перемололись в песок. Песок посыпался лавиной, отсчитывая секунды до самолёта.
- Я люблю тебя.
Песчинки падали, словно камни и, похоже, заглушили слова румына. Он попытался освободиться из объятий Синигами.
- Ты просто маленький. Тебе нравится всё красивое. Я же никуда не денусь.
Эдвард застыл.
- И будешь ждать? Если вдруг… если ты не прав, а прав я? Если у меня не получится?
- Ты сильный. Ты талантливый. Будешь сидеть с ребёнком и рисовать комикс. А я издам. Иди скорее.
- Спасибо за всё.
- Будь счастлив.
Эдвард, не оглядываясь, захлопнул за собой дверь, но вместо удара о косяк раздался голос Синигами:
- Стой! Вот … - он протянул художнику визитку с рукописной надписью по диагонали. – Мой телефон. Лично мой. Мало ли.
По дороге к аэропорту карточка смялась у Эдварда в кулаке.

*
- И что она?
- Она сказала: иди и подумай над своим поведением. Прикинь? Над чем тут думать? Я разве пью? Нет. Наркотики принимаю? Нет. Допинг? Тоже нет. Бью её? И опять нет. Изменяю? Хоть раз? Хоть один разочек? Нет, вот ты мне ответь, над чем тут думать?
Фудзимия молча допил виски из горлышка, а пустую бутылку зашвырнул в угол, к остальным.
- Во-от, - назидательно сообщил футболист, глядя на свою первую и последнюю банку пива, - не над чем тут думать. Пусть эти уроды пишут, что хотят. Я им не сторож. А если они завтра объявят, что я подписал контракт с Саутоном – мне что, ехать в Уэльс? Да блин.
Открывать каждую следующую бутылку было сложнее, чем предыдущую.
- Кен, - гонщик старался говорить как можно отчётливей. – Это некрасивая история. Я подлил масла в огонь. Снова. Иди к Куруми и скажи, что всё. Что ты завязал.
- Да с чем я завязал, мать твою?! – горячился вратарь.
- Со мной. – Пробка наконец подалась. – Скажи: так и так, спать я с ним не спал, журналист этот заколебал уже, но больше я к этому Фудз… к этому Синигами, - с ненавистью прошипел гонщик, - не подойду на пушечный выстрел.
- Ну уж нет. Ну уж дудки. Я, Кен Хидака, лучший вратарь миллениума, друзей не бросаю.
- Даже спившихся пидоров.
- Даже спившихся пидоров! – не заметил подвоха футболист.
- Придётся врать жене, - заключил Фудзимия. – Нет, правда. Брошу пить. Открою семейную консультацию. – он присосался к бутылке. – Найму православного психолога. А ты поезжай домой, Кен. Завтра созвонимся.
Но на звонок Хидаки Синигами не ответил ни завтра, ни послезавтра. Ни через месяц.
*
Мишель в очередной раз жалобно мяукнула, и Эдвард крепче прижал к себе переноску.
- Ну тише, тише, девочка, – прошептал он, касаясь пальцем вцепившейся когтями в прутья белой лапки. - Скоро уже приедем. Там тебе будет хорошо. Лучше, чем со мной. Там будут гладить. Там будут кормить… - «Каждый день, а не когда похмелье кончится».
Мишель мяукнула громче и взялась за прутья обеими передними лапками. В её огромных зелёных глазах светилась такая тоска, что Эдвард стиснул зубы, опасаясь не сдержать слёз.
Сидящая рядом с художником пожилая женщина засопела и, ни к кому не обращаясь, брезгливо произнесла:
- За собой не следят, а кошек заводят.
Эдвард покосился на неё. Она демонстративно отвернулась к окну, но голос при этом повысила:
- Заводят кошек, а потом в приют сдают.
«Не её дело», - сказал себе Эдвард. В клетку он, однако, вцепился не хуже, чем Мишель.
- Вас бы, алкоголиков, куда-нибудь посдавать, - раздалось на весь автобус, и на Эдварда начали оглядываться. Как будто мало было горестных кошачьих воплей.
- Развелось тут при демократии… Воров, алкашей, содомитов…
Эдвард вскочил, задев кого-то переноской, и три остановки до дома родителей шёл пешком.
*
- Ран, - доктор Михироги в пятый раз поправила очки, - несмотря на ваше собственное наплевательское отношение к вашему собственному…
Вот это ей всегда удавалось: длинные непонятные нравоучения, заканчивающиеся оптимистическим финалом. Гонщик прикрыл глаза: следующая его реплика – после кукол.
- …и каждый незаменим. Вы тратите свою жизнь, думаете, что вы игрушка, кукла, которой можно в любой момент заменить руку, ногу, даже голову.
- Спасибо, - кивнул Фудзимия.
- Я снова предлагаю вам задуматься о том, насколько ценно…
Теперь можно не слушать до школьного расписания.
- …ну хорошо, не тренировок – относитесь к этому, как обязательным урокам. Как к школе, в конце концов. Регулярные сеансы массажа…
А это что-то новое, раньше была только зарядка. Или нет? Нет, кажется, массаж тоже.
- Разумеется, - вставил Синигами в очередную паузу. – Большое спасибо. За рецепт.
Он поднялся и вышел из кабинета. Доктор Михироги сняла очки и тяжело вздохнула.
*
По монитору поползла, обрываясь тут и там, дрожащая кривая линия. Эдвард выругался и швырнул перо в стену. Раздался короткий грохот.
- Кисти, - вслух констатировал Эдвард, нашаривая под столом початую бутылку виски.
Он закрыл файл, не сохранив изменений. Дисплей расцветили ядовитые тона очередной халтуры.
- Никогда не дорисую, - прошептал Эдвард. Горлышко бутылки отозвалось свистящим эхом. - Я же так совсем тебя забуду. И никогда не дорисую...
*
Утро гонщик встретил на незнакомом пляже. Он смутно помнил, как гнал куда-то на желтом ламборгини, как целовался с каким-то Юдзи не то Ёдзи только потому, что тот - крашеный блондин, как этот блондин отвратительно болтал о машине своей мечты - Супер7, что ли... Синигами сглотнул и ощупал шею. Блондин был экспериментатор. Или псих. И ни капельки не похож на... Фудзимия поднялся и побрел к машине. Бестолочь. Не мог узнать адрес, чтобы хоть ламборгини отогнать, пока не разбил, как эту... Он сел в пассажирское кресло и попытался завести ламборгини. Ага, как же. Освещение на пляжах специально делают, чтобы максимально увеличить количество аварий.
Телефон нашелся в том же кармане, что и таблетки. Сразу стало легче.
- Фри, - Синигами проглотил пару капсул, - можешь опять меня забрать?
Телохранитель промолчал. Это значило "да".
- И позвони Такатори, чтобы права... Я на каком-то пляже... Тут нет ориентиров. Фонари только.
- Мы запеленговали телефон, - терпеливо ответил Фри.
- И вот ещё... Мне нужен адрес в Румынии. Машину отогнать. Я сам отгоню.
Когда Фри диктовал адрес, в его голосе гонщик услышал улыбку.
*
- Куплю сразу коробку, - пообещал себе Эдвард, смахивая со стола обломки последнего пера. На дорисовку макета мышью ушла вся ночь, да и сейчас к нему лучше было не приглядываться.
- Обойдутся. Кроцник есть Кроцник. У него, в конце концов, стиль. У него, в конце концов, мастерство. И о-о-опыт, разумеется. А о-о-опыт не пропьёшь.
Эдвард оглядел своё творение в последний раз и полез в почту. Появляться на работе лично ради того, чтобы презентовать заказчику, заплатившему за имя, вот такую поделку...
- Обойдутся.
В дверь позвонили. Эдвард не тронулся с места.
- Наши пылесосы - лучшие в мире. Теперь круглосуточно с доставкой на дом, - передразнил он.
Звонок раздался снова.
- Ну кто ломится в такое время? - проворчал Эдвард, направляясь к двери.
- Цветы для домнула Кроцника, - корзина белых роз закрывала курьера полностью. Эдвард попятился. Розы втиснули в дверь и поставили на пол. Звякнули привязанные к ручке корзины ключи с брелком сигнализации. Эдвард сглотнул. Невозможно. Невероятно. Нет!
- Стойте! - но за курьером уже закрывалась дверь подъезда.
Эдвард подошёл к окну и отдёрнул штору. Ламборгини 350 GT цвета Тирренского моря короткого просигналила: "Да". Эдвард заслонил глаза ладонью, но мираж и не думал растворяться в лучах июльского солнца. Вместо этого раздался ещё один гудок. Эдвард отпустил штору и бесцельно прошёлся туда-сюда по комнате. Нужно спуститься. Нужно отдать ключи.
Художник открыл шкаф, чтобы достать какую-нибудь рубашку, и зеркало на двери залилось ядовитым смехом: ты месяц в запое, красавчик. Твой великолепный любовник попросту не узнает, кто перед ним.
Остаться? Не выходить?
Но ключи нужно вернуть.
Расчёска запуталась в волосах, и Эдвард рванул их, не жалея. Боли он не почувствовал, как не заметил и порезов от бритвы. Чистка зубов оказалась неимоверно смешным занятием: можно подумать, Синигами станет целоваться с таким посмешищем. Эдвард пронёсся к шкафу, сорвал с плечиков последнюю побывавшую в прачечной рубашку, натянул, тщательно расправил воротник - но пуговицы сменили привычные места и отказались застёгиваться. Эдвард лихорадочно дёрнул вывернутую наизнанку вещь, но запутался в рукавах и бессильно опустился на пол. По лицу текли слёзы. Даже из дома выйти не можешь, неудачник, неудачник, неудачник!
Ключи. Их нужно отдать.
Дверь машины открылась в тот же момент, что и дверь подъезда. Эдвард даже не успел остановиться.
- Я приехал сломать твою жизнь, - сообщил Синигами, сдвигая на лоб тёмные очки. Пришлось снова заслоняться: с отросшими киноварными волосами и в белой куртке с золотой вышивкой гонщик выглядел ослепительно. Эдвард закусил губу и, когда Синигами открыл пассажирскую дверь, покорно нырнул в спасительный сумрак салона.
- Вот. Ваши ключи. Благодарю за розы, но они тоже были излишни.
Машина тронулась.
- Я даже квартиру не закрыл, - вздохнул Эдвард. Зеркало смеялось не зря: теперь он был по ту сторону отражения.
- Ваша жена закроет, - откликнулся Фудзимия.
- Нет никакой жены. Кристина не приняла меня обратно. А я не стал проходить психотерапию.
- Психотерапию? - японец выкрутил руль, и машина послушно заспешила назад. - Заприте дверь, и захватите права и паспорт. Мы в Грецию или в Италию?
- Меня предлагали вылечить... От вас. Если бы я захотел. А права в полиции. Водил пьяным. И знаете... поедем, куда скажете.