Подарок себе и всем)))

[brawn]

Догнать тебя
Автор: Сочи2014
Бета: нет
Фандом: Weiss Kreuz
Жанр: мелодрама
Пейринг: Ран/Хлоэ - и внимание! впервые в этой главе - Кикё/Ран
Размер: макси
Предупреждение: AU, WIP
Краткое содержание: Ран «Синигами» Фудзимия – звезда Формулы-1. Эдвард Кроцник – дизайнер из Бухареста. Между ними вспыхивает роман – курортный или?..

Глава5

*
Эдвард был уже согласен обедать где угодно, однако им повезло: у ресторана, куда они зашли, оказалась открытая терраса с видом на море. Пока Эдвард внимательно изучал меню, Фудзимия не менее внимательно изучал своего спутника. Потом сказал:
- Извините, вам будет очень неприятно, если я буду с вами разговаривать?
Эдвард чуть не выронил виниловую папку.
- Дело в том, - продолжал гонщик, - что мне редко… приходится разговаривать. Но почему-то вам я верю. Вряд ли вы станете потом писать книжку. Или статью.
Художник представил атмосферу тотального недоверия, в которой вынужден жить этот человек, и сочувственно прикоснулся к руке Синигами.
- А расскажите, как вы стали гонщиком?
- Случайно.
Японец замолчал. Эдвард вздохнул: вот и весь разговор.
- Хотел покрасоваться перед одним знакомым, - сообщил Синигами после паузы. – Попал в индисы.
- И там вас заметили? – помог художник.
- Сложно было не заметить, - в голосе гонщика не было самодовольства. – Но ещё стало известно, что я гей. Он решил, что я… за ним ухаживаю. Не за своей невестой. Я был помолвлен с его сестрой. Это правда ровно наполовину: я хотел дружить с обоими. У меня как раз тогда был первый… Первый бойфренд.
На этом история закончилась. Синигами уставился в тарелку, словно пытаясь понять, откуда на ней взялась еда. Эдвард в очередной раз передвинул стул, чтобы солнце не било в глаза, но свет, казалось, был всюду.
- А сейчас друзья у вас есть?
- Есть, - Синигами отправил в рот равиоли. – В основном фирмы Хонда. И любовники. Компрометирующие.
Эдвард поднял бровь.
- Фирмы Феррари.
Видимо, улыбки Синигами считал излишеством.
Попавший прямо в глаза блик от вилки стал для Эдварда последней каплей.
- Не будете возражать, если я надену очки? Плохо переношу солнце, извините.
- Не буду. Можно, я тоже надену? Я… привык.
Эдвард сдвинул очки со лба на положенное им место.
- А среди людей у вас друзей вообще нет? Хотя что удивительного после ваших процессов…
- У меня есть приятель в J-лиге, - спрятавшись за тёмными стёклами, Синигами стал явно увереннее.
- J-лига? Что это?
- Это футбол… мирового уровня. Ну, не важно.
Эдвард негромко рассмеялся:
- К сожалению, я не увлекаюсь командными видами спорта. Расскажите, где вы родились.
- В Тибе. Жил в основном в Токио.
Эдвард почувствовал себя полным невеждой.
- Простите, Тиба – это где?
- Это где Токио.
- Ясно, - сказал Эдвард стакану с минеральной водой.
Снова повисла пауза. Прервал её, как ни странно, Фудзимия.
- Я попал в индисы в последнем классе школы. Потом разразился скандал, но было уже поздно.
- Не было сложно соревноваться с людьми старше вас?
- Вот это-то как раз просто, - фыркнул Синигами.
- А… что было сложно?
- Всё остальное. Когда я спал со вторым пилотом Хонды… - Фудзимия оборвал себя. – Извините.
- Это стало известно? – догадался Эдвард.
Синигами кивнул:
- И я чуть не вылетел из спорта. До сих пор не понимаю, зачем он сказал, будто я… Это ведь смешно. Он на двадцать лет меня старше. И в двадцать раз красивее. – Японец замолчал, глядя сквозь Эдварда. Потом добавил: - Извините.
Румын опёрся подбородком на руку.
- Красивее вас? Не верю.
Фудзимия полез за бумажником и извлёк из него небольшую чёрно-белую фотографию пятерых японцев в традиционной одежде.
- Вот, смотрите. Это наша команда. Когда я только попал туда. Вот, с длинными волосами…
*
Иссиня-чёрные пряди рассыпались по плечам тренировочного комбинезона, но, вопреки обыкновению, Кикё не кинул шлем Цубаки и не выпрыгнул из машины движением охотящейся кошки, а дождался, когда ассистент приблизится, и начал о чём-то с ним говорить. Ран не слушал: поняв, что любоваться сегодня больше не на что, он направился к болиду Сиона – отогнать в ангар.
Кикё въехал в бокс сразу за ним. Заглушил двигатель, но вместо того, чтобы выйти из машины, ссутулился и уронил голову на руки. Юноша подошёл ближе.
- Всё в порядке?
Второй пилот устало посмотрел на него и улыбнулся, словно преодолевая боль:
- Не беспокойся за меня, Ран-кун.
- Что-то случилось?
- Да, - вздохнул Кикё.
- Я… могу чем-то помочь?
- Ты добрый мальчик, - пилот снова с усилием улыбнулся. – Но здесь уже ничем не поможешь. Понимаешь ли… Сегодня пять лет с тех пор, как погибла моя сестра.
- Погибла?
- Разбилась в автокатастрофе, как ни абсурдно. Здесь, на трассе, - Кикё отвернулся к рулю и закрыл лицо рукой.
- Здесь? Она была гонщицей? Но женщины…
- Она… - пилот вздохнул, - Айко встречалась с Цубаки. Вскружила ему голову так, что он выполнял любой её каприз. И когда она захотела сесть за руль болида… Он пытался её отговорить, но она пригрозила, что уйдёт… По словам Цубаки. Но ты же понимаешь, что с болидом не совладать без подготовки. В общем, она потеряла управление. Машина перевернулась и загорелась. Цубаки не сумел потушить его в одиночку… - Кикё немного помолчал. – Прости, Ран-кун. Тебе ни к чему выслушивать всё это. Пойдём переоденемся. Он гибко выскользнул из болида и потянул юношу за рукав. Ран не тронулся с места.
- Мне так жаль, - прошептал он. Голос его не слушался. – Мои родители… Тоже разбились. На шоссе.
Кикё покачал головой.
- Бедный мальчик, - так же тихо произнёс он и привлёк Рана к себе. Юноша судорожно обнял его, вздрагивая от слёз, и ощутил, как тёплая ладонь поглаживает спину. Другой рукой Кикё провёл по его щеке.
- Ты не одинок в своём горе, Ран-кун. Мой мальчик… Мой хороший мальчик…
Ран вдохнул еле ощутимый, ни на что не похожий запах благовоний, горячей кожи и ещё более горячего металла. Объятие стало теснее. Висок Рана обжёг прерывистый выдох, и юноша решился.
Губы Кикё оказались податливыми; участившееся дыхание поощряло; волосы потоком шёлка протекали сквозь пальцы Рана. Голова кружилась, и юноша подчинился рукам Кикё, подтолкнувшим его к капоту. Пилот расстегнул его комбинезон и принялся гладить кожу кончиками пальцев, постепенно спускаясь ниже. Ран вздрогнул, когда Кикё сжал и сразу выпустил его член; вздрогнул сильнее, ощутив прикосновение к промежности. Потом живот Рана накрыло иссиня-чёрное цунами, член обволокло что-то горячее и тесное, и юноша не смог сдержать крика.
Кикё поднялся, улыбаясь и вытирая губы.
- О, Ран-кун, как ты нетерпелив. В следующий раз я хотел бы, чтобы ты продержался подольше.
- В следующий раз?.. – Ран облизнул пересохшие губы, и Кикё неуловимым движением приник к ним своими. Теперь они были немного солоноватыми и куда более властными, чем в начале.
- Полагаю, мы оба захотим ещё… насладиться друг другом. Не так ли, Ран-кун? – промурлыкал Кикё, поглаживая щёку и подбородок юноши.
- Я… да! – отчаянно кивнул Ран. – Кикё, я… Я люблю тебя!
- Ран-кун… Милый мой мальчик…- Кикё провёл губами вдоль его шеи. – Беги в душ. Я тоже скоро приду.
Стоя под струями горячей воды, Ран не отдавал себе отчёта в том, что улыбается.
*
- Что? – переспросил Синигами, вздрогнув.
Эдвард улыбнулся:
- Я пел вам такие дифирамбы, а вы даже не слушали.
- Мне?
- Вот этому мальчику с фотографии. В нём столько доброты, столько… света.
- Света… - Фудзимия пожал плечами. – Эта история едва не стоила мне карьеры. К счастью для меня, достойной замены мне не нашлось, и руководство команды решило не менять коней на переправе. А потом тот случай с Шумахером…
- Вы с ним тоже?.. – Румын прикусил язык. – Ох, простите.
- Нет. К счастью для Шумахера. Хотя некоторые журналисты называли мою победу именно так.
Эдвард покачал головой.
- Я бы не смог представить вас вместе. Ни за что. Для Шумахера вы слишком хороши. Слишком утончённы…
Он опомнился только когда его пальцы коснулись губ Синигами.
- Вот так это и бывает, - сообщил японец. – Со мной. Кто-нибудь в зале щёлкает фотоаппаратом, через три дня я звоню адвокату, через месяц иду в суд, а через год раскошеливаюсь. Плюс судебные издержки. – Синигами опустил глаза. – У вас неровный загар. Я хотел бы изучить его более внимательно. – Его рука коснулась носа художника, пальцы пробежали по скуле, соскользнули вниз, очерчивая линию губ.
- Понял, - сообщил гонщик через некоторое время очень серьёзным тоном. – Ваша феноменальная привлекательность объясняется тем, что вы инопланетянин. Здесь таких нет.
- Что, простите? – головная боль заглушила звуки. Эдвард застыл, прижимая пальцы к виску.
- Поедемте отсюда? – Фудзимия торопливо положил на стол наличные, спрятал бумажник, поднялся и подхватил любовника на руки.
- Но… - запротестовал было тот.
Синигами шагал быстро и уверенно. За дверями ресторана Эдварда ослепило не только солнце, но и вспышки фотокамер. Он болезненно поморщился. Гонщик, напротив, широко улыбнулся.
- Пусть смотрят, - шепнул он на ухо Эдварду. – Есть, на что посмотреть.
*
Кондиционированный воздух и тонированные стёкла оказали своё целебное действие. Синигами больше не курил одну за другой, за что Эдвард был ему очень благодарен. Боль, тем не менее, не торопилась отпускать даже после двух таблеток анальгетика. Эдвард опёрся о подлокотник.
- Я не помешаю, если положу голову вам на плечо?
- Только поможете.
«Видимо, это японский юмор», - подумал румын. Синигами, судя по всему, изо всех сил старался сделать поездку приятной, и даже выдумал тему для беседы:
- Расскажите о невесте.
Эдвард помялся: говорить о своей девушке с любовником – это как-то не очень правильно. Но Фудзимия ждал ответа.
- Кристина не то что бы моя невеста, мы просто живём вместе. Знаем друг друга ещё со школы.
- А чем она занимается? – Синигами всё-таки закурил.
- Она психолог. Причём по призванию. Удивительно понимающий человек.
Румын смолк и прикрыл глаза.
- Хотите спать? – тут же осведомился гонщик. – Можем снять номер. А можем пока сменить машину – на немецкую.
- Нет-нет. Мы же договорились вас фотографировать. Нужно найти натуру… - Эдвард приподнял голову с плеча японца, но сразу же уронил обратно.
- Натуру мы будем искать завтра. Сейчас мы снимем номер вон в том отеле и будем отдыхать, – ламборгини резко свернул с шоссе, прошелестел по подъёму, заложил ещё один вираж и остановился у подъезда. Фудзимия осторожно высвободил плечо и погладил Эдварда по волосам. – Подождите минуточку. Я сейчас всё устрою.
Гонщик не выключил двигатель, и Эдвард убавил температуру климат-контроля до семнадцати градусов; стало чуть легче, но запах сигарет никак не хотел поглощаться фильтром. Очки пластмассово стукнулись обо что-то, когда Эдвард судорожно схватился за виски. Он не смог поднять голову, когда Фудзимия открыл дверь.
Синигами молча подхватил любовника и аккуратно вынес из машины. На руках у гонщика укачивало. Эдвард зажмурился и прижался виском к груди японца. Холл и лестница были бесконечными, кровать слишком мягкой, номер – невыносимо душным.
- Открыть окно? – негромко спросил гонщик. – Опустить шторы?
Эдвард попытался ответить. У его губ оказался стакан с чем-то холодным. Он через силу отпил.
- Там… у меня в сумке…
Сумка тут же оказалась под рукой. Румын вслепую нашарил обезболивающее, с трудом проглотил таблетку и откинулся на – кажется, не на подушки, а на руку Синигами. Другой рукой Фудзимия натянул на художника одеяло: Эдвард не заметил, что дрожит, но под одеялом было душно и неудобно. Он вцепился в руку японца, отпихивая ткань. Тот тут же снова подхватил его на руки.
- Отдыхайте, - прошептал Синигами. – Вы сейчас неописуемо красивы.
Эдвард закусил губу.
- Перестаньте, - шептал его любовник. – Вас нельзя кусать… Вам нельзя вас кусать. Кусайте лучше меня, я прочный, как шины "Мишлен".
«Очень много японского юмора…» - устало подумал Эдвард и тихо застонал. От звука собственного голоса стало хуже. Эдвард сжался.
- Тише, - шептал Синигами, - тише. Это всё сон. Он плохой, потому что вы уснули в машине. Вам неудобно, от этого болит голова, но вы скоро проснётесь, и снова будет лето, и только мы, и спелые фрукты, и Алоизий в хорошем настроении...
Эдвард не был уверен, что последние слова ему не приснились.
*
Когда Эдвард открыл глаза, была ночь. Он лежал под одеялом на огромной безвкусной кровати под балдахином и некоторое время рассеянно смотрел, как качаются зелёные кисти полога, потом снова уснул.
Второй раз его разбудило движение. Он повернулся и в предутреннем свете разглядел, как Синигами вытягивается рядом на кровати. Эдвард приподнялся на локте:
- Мне вчера… Я доставил вам столько неудобства. Простите.
- Ничего страшного, - ответил Фудзимия, глядя в потолок. Тот покачал головой:
- Я испортил вам вечер. И мы потеряли время, - он провёл рукой по груди гонщика и услышал его глубокий вдох.
- Поэтому, если вы позволите… - Эдвард улыбнулся и наклонился, чтобы коснуться кожи Фудзимии губами. Тот выдохнул сквозь зубы. Эдвард тихо рассмеялся и нащупал рукой напряжённый член любовника. Синигами толкнулся ему в ладонь, но Эдвард снова улыбнулся и соскользнул по простыне к бёдрам японца.
Синигами лежал, не вынимая рук из-под головы, и только постанывал: пользуясь тем, что его плечи никто не терзает, Эдвард целовал, лизал и покусывал. Фудзимия долго не шевелился, но когда Эдвард принялся помогать себе рукой, потянул его наверх.
- Мне нужен массаж, - хрипло произнёс он и перевернулся на живот.
Эдвард утвердительно хмыкнул, не глядя разминая пальцами его спину. Где же Синигами повесил куртку?
Через несколько секунд Эдвард уже наносил на пальцы смазку. Синигами шире развёл ноги навстречу его руке. Подготовка была короткой: Фудзимия глухо стонал и просил ещё. Эдвард сперва старался быть понежнее, но это было излишне – Синигами яростно двигался, насаживаясь на его член. Пришлось отбросить осторожность и брать его со всей возможной силой. Эдвард держался как мог, но темп очень быстро взял своё. Румын прижался к Синигами:
- Простите… Я сейчас…
Фудзимия повернулся и обнял художника, зарываясь лицом в разметавшиеся волосы. Эдвард почувствовал животом несколько толчков и влагу. Синигами приглушённо вздохнул и заговорщическим шёпотом сообщил:
- Я был в туалете.
«Всю ночь?» - чуть не спросил Эдвард. К счастью, его ухмылку японец рассмотреть не мог.
- Там есть небольшое окошко над умывальником. И в него виден пляж. Так что я принёс шампанского. Вы ведь хотели натуру.
- Но на закате, - мягко заметил художник.
- Значит, пойдём без фотоаппарата, - заключил Фудзимия.
*
- Всё, - следующим гребком Эдвард перевернулся на спину и остановился. Фудзимия проплыл чуть дальше и тоже развернулся. – Догнали. Победили, – он улыбнулся, подставляя лицо поцелуям Синигами. – Вы не только ездите быстро.
- Вы не устали?
- Я могу Дунай переплыть, - похвастался Эдвард, не став уточнять, в каком году истинность этого утверждения проверялась в последний раз. Он бросил взгляд на горы и оценил освещение. – Давайте отплывём ещё подальше.
Синигами не стал возражать.
- Теперь обернитесь, - крикнул Эдвард через минуту своему вырвавшемуся вперёд спутнику. Фудзимия мгновенно оказался рядом. – Смотрите. Солнце восходит.
Вершины гор на глазах окрашивались золотом. Вода наливалась яркой, глубокой синевой, погружаясь в тень. В бесцветно-зеленоватом небе растворялся пурпур.
- Как удивительно, - прошептал Фудзимия.
- Здесь невероятные рассветы. Красивее они бывают только по ту сторону гор, над морем. Но и там, и здесь они дарят надежду. И желание жить, - Эдвард улыбнулся и как мог пожал плечами. – Просто захотелось поделиться.
- Спасибо, - Синигами подплыл ближе. – Можно вас поцеловать?
- Конечно, - крикнул Эдвард, выныривая в трёх метрах. – На берегу! Если догоните. А проигравшему – шампанское.
*
- …Вот как деликатно объяснить заказчику, что у него нет вкуса? Особенно когда ты молод и искренне веришь, что красота спасёт мир? – Эдвард отпил из бокала и поставил его на песок. – Один клиент так настаивал на своей вульгарной концепции, что пришлось… Чего не сделаешь ради искусства… Пришлось примерить её на себя и показать ему. Для наглядности. Через неделю весь город оклеили плакатами с рыжей девушкой в красном боа, - он состроил страдальческую гримасу и глотнул ещё шампанского.
- И это – ваше призвание? Реклама?
- Рекламой я зарабатываю деньги. А моё призвание – рисовать. Рисовать истории. По одной на лист – или на холст. Но когда-нибудь я закончу свою новеллу, ради которой и провожу все отпуска в Италии и Греции…
- Новеллу?
- Что-то вроде вашей манги. Комикс, но цветной и без текста. Говорят сами рисунки.
- О чём?
- О любви и долге. О вере. О войне. Действие происходит в Византийской империи накануне падения Константинополя.
Эдвард приготовился к долгому экскурсу в историю, но Синигами только кивнул.
- Быстро вы рисуете?
- Простите?
- Комикс. Вы быстро его рисуете?
- Ох… Трудно сказать. Я же не работаю над ним непрерывно.
- А если бы работали?
Эдвард задумался.
- Всё равно не могу точно сказать. У меня после нескольких лет работы – ящик эскизов и только две готовых страницы.
Фудзимия ненадолго закрыл лицо пальцами, потом спросил:
- Сколько денег нужно, чтобы нормально прожить в Румынии год? Ну вот как мы сейчас.
Художник не удержался от смеха:
- «Как мы сейчас» в Румынии живут разве что нефтепромышленники, да и то я не уверен. Я зарабатываю… - он прикинул в уме как мог, - что-то около девяноста тысяч евро. Это по нашим меркам большие деньги.
Синигами снова поднёс руку к лицу.
- Можно ли вам работать за границей, живя в Румынии?
- Да, вполне. У нас сейчас идёт конвергенция с Евросоюзом.
- То есть контракт на триста тысяч евро на, скажем, два года, по истечении которых будет нужно представить, предположим, два выпуска вашего комикса, вы подпишете.
Румын снова рассмеялся:
- Вот только кто же мне его предложит.
- Я.
Эдвард сел на лежаке.
- Бросьте. Зачем вам вкладывать такие деньги в некоммерческий проект? А я могу точно сказать, что он не окупится.
- Сколько вам лет? – ни с того ни с сего спросил Синигами.
- Двадцать девять, но какое отношение это имеет…
- Часто вам такие предложения делают?
- Нет, потому что это безрассудство!
- Значит, соглашайтесь, - невозмутимо резюмировал гонщик.
- Не могу. Эти деньги будут выброшены на ветер. Я не вправе так с вами поступать.
На этот раз Синигами закрылся рукой надолго.
- Хорошо, - сообщил он наконец. – Тогда можете вдобавок сделать что-нибудь полезное. Рекламу моего возвращения в большой спорт. Лет через пять. А я заплачу два миллиона.
Эдвард вздохнул:
- Я же делаю совсем другие вещи. Я только подведу…
- Меня невозможно подвести, - перебил Фудзимия. – Если кампания провалится, я и сам не захочу возвращаться.
- Бросьте, - румын старался говорить твёрдо. – Никто не возвращается в большой спорт через пять лет. Да и я…
Но Синигами снова перебил его:
- Тогда я просто упомяну вас в завещании. - он улыбнулся и одним глотком допил шампанское. – Вы замёрзли. Идите в отель, я догоню.
Эдвард поднялся и пристально посмотрел на японца.
- Вы же не?..
- Ни в коем случае, - почти улыбнулся Синигами, нашарил на лежаке мобильник и немного слишком демонстративно поднёс его к уху.